На бегу они пускали стрелы, но, поскольку было темно, ни одна из них не попала в цель.
— Прикройте нас с тыла! — приказал четырем нумидийцам Хирам, к которому в момент смертельной опасности вернулось хладнокровие. — Руби их мечами. А со слоном мы сами управимся!
Сидон соскользнул с коня на землю и, словно тень, заскользил к концу улицы, где стоял и трубил слон.
Подождав, пока гортатор укроется в тени стен, Хирам пришпорил своего коня и помчался к слону с криком:
—Дорогу! Кто посмел мешать мирным прохожим! Дорогу, или я мечом расчищу себе путь!
— Попробуй! — ответил уже знакомый голос, только на этот раз еще более язвительно. — Посмотрим, что сделает твой меч против бронзовых лат слона!
Хирам осадил коня всего в двух-трех шагах от боевого слона, попятил его, потом опять послал вперед, то в одну, то в другую сторону. Он буквально вертелся волчком у слона, стараясь заставить грозное животное устремить на лошадь и всадника все внимание.
— Сдавайся! — закричал кто-то из темноты. — Попался, не уйдешь!
— Кому сдаваться? — спросил Хирам, по-прежнему гарцуя по переулку в непосредственной близости от слона, но не настолько близко, чтобы тот мог пустить в ход хобот и бивни.
— Сдавайся! Мы стража Совета Ста Четырех! В это время гортатор змеей прополз между ног колосса и, вскочив на ноги позади великана, могучим ударом острого как бритва меча перерубил сухожилия на задней ноге слона. Дико взревев и не обращая внимания на крики людей, сидевших в башенке на его спине, слон быстро попятился. Еще миг, и, выйдя на площадь, он тяжело рухнул, продолжая оглашать воздух жалобными, пронзительными криками. Он упал с такой силой, что сидевших в башенке стрелков и вожатого выбросило на землю.
— Гей, люди! Путь свободен! — крикнул Сидон четырем нумидийцам, успешно сдерживавшим наседавших преследователей. Нумидийцы повернули лошадей и присоединились к Хираму и Сидону, который тоже был на коне. И через мгновение маленький отряд, пронесясь стрелой по площади, нырнул в одну из спускавшихся к порту улиц. Стража у бастионов без всяких затруднений пропустила в порт Хирама и четырех нумидийцев. Старик-гортатор на время отстал от них, чтобы отвести лошадей тому человеку, у которого он их взял, и, кстати, последить, не явится ли снова Фегор. Но, не обнаружив ничего подозрительного, он вскоре присоединился к остальным.
Когда Хирам и его спутники не без труда провели шлюпку по разбушевавшимся волнам к борту гемиолы и поднялись на ее палубу, навстречу Хираму, радостно вскрикнув, кинулась молодая этруска.
— Ты жив! Благодарение великим богам! — прозвучал ее голос. — Ты невредим? — бормотала девушка, словно не веря своим глазам. — Он не сделал тебе зла? Он не выдал тебя страшному Совету Ста Четырех?
— О ком говоришь ты, девушка? Никто не знает, что я здесь.
— О боги, как ты ошибаешься! — смеясь и плача, ответила Фульвия. — Едва ты покинул корабль, как Фегор появился на берегу.
— И что же? — заволновался Хирам.
— Он крикнул вызывающе: «Изгнанный в Тир Хирам прячет у себя на судне беглую этруску! Пусть берегутся оба!». Видишь, Хирам, тебя узнали, тебе грозит смерть!
Хирам наскоро пересказал девушке все, что произошло на берегу, включая посещение дома Гермона.
— Это тот человек, из-за которого тебя изгнали? — спросила девушка воина.
— Да. Он заметил, что я и его приемная дочь любим друг друга. Он член Совета Ста Четырех, и он добился того, что меня изгнали из Карфагена, — с горечью сказал Хирам, сжимая рукоять меча.
В это время с берега донесся пронзительный крик:
— Тирский торгаш прячет у себя этруску! Горе обоим, промолвила, бледнея, горе!
— Фегор! Он преследует нас! — промолвила, бледнея Фульвия.
— Спустить шлюпку! — крикнул Хирам морякам.
Фульвия загородила дорогу готовому сойти в лодку Хираму.
— Позволь мне. Я переговорю с ним, успокою его. Он отстанет, если я соглашусь стать его женой, — шептала она в отчаянии. — Тебе ничто не будет угрожать. Ты спасешься…
— Ценой предательства? — хрипло засмеялся Хирам и спрыгнул в шлюпку.
Стоявший на берегу Фегор. глядя горящими ненавистью глазами на гемиолу, не обратил внимания на бесшумно скользящую по бушующим волнам шлюпку. Он заметил Хирама, когда тот отрезал ему путь к отступлению.
— Ну, что теперь скажешь, шпион? — сказал Хирам. — От меня не уйдешь. Защищайся!
Фегор, отпрянув, ушел от удара меча карфагенянина. Но дальше отступать было некуда: у его ног выли и в бешенстве разбивались морские волны, кругом не было видно ни души, а Хирам, не отставая ни на шаг, идет на него.
— Ты верно служишь Совету Ста Четырех! — кричал карфагенянин врагу. — Но это тебя не спасет, нет, не спасет. Защищайся же, трус! Хоть умри как мужчина!
Фегор, почти припертый к самому краю причала, оглядываясь вокруг безумными глазами, схватился наконец за свой меч. Это было страшное оружие, выработанное иберийцами:
тонкая, длинная, прямая тяжелая шпага. В мгновение ока шпион сбросил с плеч темный плащ, и тогда обнаружилось, что он вооружен и защищен не хуже нападавшего: на голове у него был блестящий шлем, а плечи, руки и грудь прикрывала кираса.
Со зловещим звоном они скрестили оружие. Фегор не успел отбить удар, и меч карфагенянина тяжко ударил о латы врага. Еще миг, и Фегору пришел бы конец. Но тут целая пригоршня песка полетела в лицо Хирама и на некоторое время ослепила его. Фегор, улучив момент, пытался ослепить нападающего. Невольно Хирам попятился с криком:
— Предатель! Трус!
— Все приемы хороши, когда надо уничтожить врага! — ответил насмешливо шпион.
Но Хирам уже оправился и снова бросился на него. Молниеносным ударом меча карфагенянин чуть было не сбил шлем с головы Фегора. Шпион зашатался и выронил меч. Он был безоружен. Фегор попятился и оказался на самом краю пристани.
— Подожди! Не убивай меня. Я хочу тебе кое-что сказать.
— А может, хочешь улучить момент и сбежать? Напрасно надеешься! Защищайся!
— Мне некуда бежать! — угрюмо промолвил шпион, поднимая свой меч и прикрывая им голову от ударов меча карфагенянина.
В душе Хирама вспыхнуло и чувство жалости, и чувство презрения. Фегор не был воином. Он мог убить, но только не в бою, а из-за угла. Когда же смерть заглянула ему самому в глаза, он задрожал от ужаса.
— Ну, хорошо! Говори, что хотел сказать, — сказал Хирам.
— Прежде чем умереть, я хотел спросить у тебя, любишь ли ты этруску.
— Тебе что за дело? Но я отвечу — нет. Мое сердце отдано приемной дочери Гермона, а не Фульвии.
— Зачем же ты, рискуя собственной жизнью, спас ее?
— Потому, что ей и ее семье я обязан жизнью.
— Тогда убей, убей меня! — с криком какой-то странной, полубезумной радости отозвался Фегор. — Я умру счастливым!
— А ты, собака, ты, шпион, ты думал, что она полюбит тебя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Прикройте нас с тыла! — приказал четырем нумидийцам Хирам, к которому в момент смертельной опасности вернулось хладнокровие. — Руби их мечами. А со слоном мы сами управимся!
Сидон соскользнул с коня на землю и, словно тень, заскользил к концу улицы, где стоял и трубил слон.
Подождав, пока гортатор укроется в тени стен, Хирам пришпорил своего коня и помчался к слону с криком:
—Дорогу! Кто посмел мешать мирным прохожим! Дорогу, или я мечом расчищу себе путь!
— Попробуй! — ответил уже знакомый голос, только на этот раз еще более язвительно. — Посмотрим, что сделает твой меч против бронзовых лат слона!
Хирам осадил коня всего в двух-трех шагах от боевого слона, попятил его, потом опять послал вперед, то в одну, то в другую сторону. Он буквально вертелся волчком у слона, стараясь заставить грозное животное устремить на лошадь и всадника все внимание.
— Сдавайся! — закричал кто-то из темноты. — Попался, не уйдешь!
— Кому сдаваться? — спросил Хирам, по-прежнему гарцуя по переулку в непосредственной близости от слона, но не настолько близко, чтобы тот мог пустить в ход хобот и бивни.
— Сдавайся! Мы стража Совета Ста Четырех! В это время гортатор змеей прополз между ног колосса и, вскочив на ноги позади великана, могучим ударом острого как бритва меча перерубил сухожилия на задней ноге слона. Дико взревев и не обращая внимания на крики людей, сидевших в башенке на его спине, слон быстро попятился. Еще миг, и, выйдя на площадь, он тяжело рухнул, продолжая оглашать воздух жалобными, пронзительными криками. Он упал с такой силой, что сидевших в башенке стрелков и вожатого выбросило на землю.
— Гей, люди! Путь свободен! — крикнул Сидон четырем нумидийцам, успешно сдерживавшим наседавших преследователей. Нумидийцы повернули лошадей и присоединились к Хираму и Сидону, который тоже был на коне. И через мгновение маленький отряд, пронесясь стрелой по площади, нырнул в одну из спускавшихся к порту улиц. Стража у бастионов без всяких затруднений пропустила в порт Хирама и четырех нумидийцев. Старик-гортатор на время отстал от них, чтобы отвести лошадей тому человеку, у которого он их взял, и, кстати, последить, не явится ли снова Фегор. Но, не обнаружив ничего подозрительного, он вскоре присоединился к остальным.
Когда Хирам и его спутники не без труда провели шлюпку по разбушевавшимся волнам к борту гемиолы и поднялись на ее палубу, навстречу Хираму, радостно вскрикнув, кинулась молодая этруска.
— Ты жив! Благодарение великим богам! — прозвучал ее голос. — Ты невредим? — бормотала девушка, словно не веря своим глазам. — Он не сделал тебе зла? Он не выдал тебя страшному Совету Ста Четырех?
— О ком говоришь ты, девушка? Никто не знает, что я здесь.
— О боги, как ты ошибаешься! — смеясь и плача, ответила Фульвия. — Едва ты покинул корабль, как Фегор появился на берегу.
— И что же? — заволновался Хирам.
— Он крикнул вызывающе: «Изгнанный в Тир Хирам прячет у себя на судне беглую этруску! Пусть берегутся оба!». Видишь, Хирам, тебя узнали, тебе грозит смерть!
Хирам наскоро пересказал девушке все, что произошло на берегу, включая посещение дома Гермона.
— Это тот человек, из-за которого тебя изгнали? — спросила девушка воина.
— Да. Он заметил, что я и его приемная дочь любим друг друга. Он член Совета Ста Четырех, и он добился того, что меня изгнали из Карфагена, — с горечью сказал Хирам, сжимая рукоять меча.
В это время с берега донесся пронзительный крик:
— Тирский торгаш прячет у себя этруску! Горе обоим, промолвила, бледнея, горе!
— Фегор! Он преследует нас! — промолвила, бледнея Фульвия.
— Спустить шлюпку! — крикнул Хирам морякам.
Фульвия загородила дорогу готовому сойти в лодку Хираму.
— Позволь мне. Я переговорю с ним, успокою его. Он отстанет, если я соглашусь стать его женой, — шептала она в отчаянии. — Тебе ничто не будет угрожать. Ты спасешься…
— Ценой предательства? — хрипло засмеялся Хирам и спрыгнул в шлюпку.
Стоявший на берегу Фегор. глядя горящими ненавистью глазами на гемиолу, не обратил внимания на бесшумно скользящую по бушующим волнам шлюпку. Он заметил Хирама, когда тот отрезал ему путь к отступлению.
— Ну, что теперь скажешь, шпион? — сказал Хирам. — От меня не уйдешь. Защищайся!
Фегор, отпрянув, ушел от удара меча карфагенянина. Но дальше отступать было некуда: у его ног выли и в бешенстве разбивались морские волны, кругом не было видно ни души, а Хирам, не отставая ни на шаг, идет на него.
— Ты верно служишь Совету Ста Четырех! — кричал карфагенянин врагу. — Но это тебя не спасет, нет, не спасет. Защищайся же, трус! Хоть умри как мужчина!
Фегор, почти припертый к самому краю причала, оглядываясь вокруг безумными глазами, схватился наконец за свой меч. Это было страшное оружие, выработанное иберийцами:
тонкая, длинная, прямая тяжелая шпага. В мгновение ока шпион сбросил с плеч темный плащ, и тогда обнаружилось, что он вооружен и защищен не хуже нападавшего: на голове у него был блестящий шлем, а плечи, руки и грудь прикрывала кираса.
Со зловещим звоном они скрестили оружие. Фегор не успел отбить удар, и меч карфагенянина тяжко ударил о латы врага. Еще миг, и Фегору пришел бы конец. Но тут целая пригоршня песка полетела в лицо Хирама и на некоторое время ослепила его. Фегор, улучив момент, пытался ослепить нападающего. Невольно Хирам попятился с криком:
— Предатель! Трус!
— Все приемы хороши, когда надо уничтожить врага! — ответил насмешливо шпион.
Но Хирам уже оправился и снова бросился на него. Молниеносным ударом меча карфагенянин чуть было не сбил шлем с головы Фегора. Шпион зашатался и выронил меч. Он был безоружен. Фегор попятился и оказался на самом краю пристани.
— Подожди! Не убивай меня. Я хочу тебе кое-что сказать.
— А может, хочешь улучить момент и сбежать? Напрасно надеешься! Защищайся!
— Мне некуда бежать! — угрюмо промолвил шпион, поднимая свой меч и прикрывая им голову от ударов меча карфагенянина.
В душе Хирама вспыхнуло и чувство жалости, и чувство презрения. Фегор не был воином. Он мог убить, но только не в бою, а из-за угла. Когда же смерть заглянула ему самому в глаза, он задрожал от ужаса.
— Ну, хорошо! Говори, что хотел сказать, — сказал Хирам.
— Прежде чем умереть, я хотел спросить у тебя, любишь ли ты этруску.
— Тебе что за дело? Но я отвечу — нет. Мое сердце отдано приемной дочери Гермона, а не Фульвии.
— Зачем же ты, рискуя собственной жизнью, спас ее?
— Потому, что ей и ее семье я обязан жизнью.
— Тогда убей, убей меня! — с криком какой-то странной, полубезумной радости отозвался Фегор. — Я умру счастливым!
— А ты, собака, ты, шпион, ты думал, что она полюбит тебя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33