Когда они оба были готовы, Хакон окончательно решил для себя, что видит рассвет, и приготовился войти в город.
Городские ворота открылись, и в город хлынули отряды швейцарцев, не встретивших сопротивления. Однако потом в лагерь стали возвращаться многочисленные раненые. Раненые рассказывали, что горожане смогли выдержать первые атаки и теперь готовят мощное контрнаступление.
Хакон стоял у городских ворот, не зная, что предпринять. Самой короткой была дорога через ворота Мюнстера, но скандинав не был знаком с этим городом, так что попасть в его центр смог бы только следуя за основными силами наступающих. И как бы он ни был осторожен, ему пришлось бы сражаться на протяжении почти всего пути, со всеми вытекающими из этого опасностями. А еще ему придется двигаться с той же скоростью, что и наступающим, в то время как друзьям он может понадобиться гораздо раньше! Существовал второй вариант: подземный ход Фуггеров. Но тогда Хакон окажется в незнакомом городе совершенно один, и одному только Богу известно, с какими противниками он встретится.
Хакон остановился у обочины, в ста шагах от ворот. Мимо него с трудом двигались раненые. Некоторым помогали идти товарищи. Хакон всматривался в каждого, питая слабую надежду встретить знакомое лицо. Один из них, невысокий коренастый воин, казалось, потерял больше крови, чем другие. На самом деле после такой кровопотери он должен был бы вообще потерять способность передвигаться. Кровь заливала его с ног до головы, а лицо было почти сплошь заляпано кровавыми сгустками. Раненый волочил за собой меч, который оставлял в пыли борозду. Только когда он на несколько шагов отошел от Хакона, тот обратил внимание на то, какую форму имеет эта борозда. Края у нее были прямые. Меч, оставлявший этот след, принадлежал палачу.
— Эй! — крикнул Хакон и догнал воина. — Эй, ты! Да, ты! Где ты взял этот…
Он договорил бы фразу до конца, если бы полумертвый, согнувшийся вдвое мужчина не врезался плечом ему в живот, сразу же резко выпрямившись. Это заставило их обоих слететь с дороги на обочину. Мужчина упал сверху, подмяв под себя Хакона, задохнувшегося и ужасно изумившегося, потому что на свете немного нашлось бы людей, которые были способны его повалить. И все столь редкие субъекты обычно не находились при смерти. Скандинав был настолько ошеломлен, что лежал неподвижно и безмолвно смотрел в кровавую кашу, покрывавшую лицо, нависшее над ним. Раненый незнакомец заговорил на языке, который Хакон выучил, когда сражался во Фландрии с английским отрядом:
— Тише, дружок, тише. Нам с тобой ссориться ни к чему.
Кинжал Урии Мейкписа дал себя почувствовать там, где кольчужная рубашка была наименее прочной, — под мышкой. Это помешало первой попытке скандинава встать, потому что хоть он и был уверен в том, что справится с окровавленным призраком, но не хотел получить рану, которая ослабила бы его руку в начале дня, обещавшего немало дел.
Поэтому он произнес всего одно слово:
— Фенрир.
При звуке злобного рычания глаза под кровавой кашей расширились. Незнакомец скосил их и увидел пса, приготовившегося к прыжку. Загривок за шипастым ошейником ощетинился, пасть оскалилась. Дикие глаза пса кровожадно горели.
— Дерьмо! — осторожно проговорил англичанин, не двигаясь. — Ненавижу собак. Кроме жареных на вертеле. — А потом его глаза вспыхнули. — Погоди! Пес. Великан. Ты, случаем, не… А, что это было за имя? Хакман? Что-то вроде?
— Хакон. А откуда тебе это знать?
— Потому что у меня для тебя известие от Жана Ромбо. Вот что я тебе скажу: ты отгони своего пса, а я уберу мой ножичек, и мы поговорим. Ладно?
Чуть позже, пригнувшись за насыпью, Мейкпис рассказал Хакону все, что знал.
— И он велел обязательно сказать тебе, что он не сдастся, — закончил Урия. — Пока он жив, надежда есть, так он сказал.
— А ты считаешь, что он еще жив? — Хакон наблюдал, как англичанин стирает с лица кровь тряпкой.
Англичанин уже успел объяснить ему, что вся эта кровь — не его.
— Не знаю. Но он живуч как кошка, этот парень.
— Так говорят. Но мне надо проверить, вывернулся ли он на этот раз. — И Хакон выпрямился.
— Не туда, дружище, — удержал его за локоть собеседник. — Эти безумцы бьются за каждый дюйм главной улицы.
— Тогда я знаю другой путь в город. Подземный ход. Но когда я из него выйду, то не буду знать, где я.
Мейкпис оглянулся в ту сторону, откуда пришел, — на непрерывный поток солдат, двигающийся через ворота в обоих направлениях.
— Послушай, — вздохнул он, — я хочу идти моим путем. Но если ты отведешь меня к этому туннелю, я покажу тебе дорогу к дворцу. Больше я ничего сделать не смогу.
Двое людей с собакой вышли из-за насыпи. Хакон сделал небольшой крюк, чтобы забрать лошадей, и повел всех по высохшему руслу речки, где расстался с Джануком. Там он привязал лошадей к обрубленному деревцу и, немного пошарив вокруг, отыскал за кустами терновника вход в подземный туннель. Металлическая решетка тяжело повернулась на ржавых петлях.
— Хорошо, — сказал Мейкпис. — Я знаю, где мы. Выход должен быть где-то среди старых складов. Сразу за ними ты увидишь небольшую площадь, с которой идут три дороги. Тебе нужна…
Пес зарычал, заставив его замолчать. У самого выхода из подземного хода нечто двигалось.
Они встали по обе стороны входа, подняв топор и меч. Пес затаился в терновнике. Движение в туннеле было медленное и трудное. Кто-то тяжело дышал и, судя по звукам, тащил по земле какой-то предмет или тело. Мейкпис дал Хакону понять, что нанесет удар первым. Хакон покачал головой и беззвучно, но совершенно ясно произнес: «Он мой».
И когда из темного входа в предрассветные сумерки вышел какой-то человек, именно скандинав налетел на него, опуская топорище в ударе, который должен был оглушить выходящего. Однако тот, кому этот удар предназначался, ощутил или услышал ветер, поднятый резким движением. Что-то быстро взметнулось вверх — и древко стукнуло по мешковине, набитой металлом. За глухим ударом послышался свист клинка, вылетающего из ножен. На этот раз Мейкпис обрушил свой меч вниз смертоносным ударом. Клинок встретил и этот удар, отбросив его на решетку. Звон металла нарушил утреннюю тишину. Некто откатился и оказался прямо у кустов терновника. Рычание, которым было встречено это вторжение, вызвало крик испуга и гнева. Голос был Хакону знаком.
— Фенрир! Назад! — приказал он и, подняв руку, чтобы остановить приготовившегося к новой атаке англичанина, крикнул в кусты: — Джанук?
После секундного молчания голос хорвата отозвался:
— Хакон? Неплохую встречу ты мне устроил, дружище. Теперь мне до судного дня выковыривать шипы из задницы. — Хорват выбрался из куста, продолжая держать меч наготове. — А кто это с тобой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Городские ворота открылись, и в город хлынули отряды швейцарцев, не встретивших сопротивления. Однако потом в лагерь стали возвращаться многочисленные раненые. Раненые рассказывали, что горожане смогли выдержать первые атаки и теперь готовят мощное контрнаступление.
Хакон стоял у городских ворот, не зная, что предпринять. Самой короткой была дорога через ворота Мюнстера, но скандинав не был знаком с этим городом, так что попасть в его центр смог бы только следуя за основными силами наступающих. И как бы он ни был осторожен, ему пришлось бы сражаться на протяжении почти всего пути, со всеми вытекающими из этого опасностями. А еще ему придется двигаться с той же скоростью, что и наступающим, в то время как друзьям он может понадобиться гораздо раньше! Существовал второй вариант: подземный ход Фуггеров. Но тогда Хакон окажется в незнакомом городе совершенно один, и одному только Богу известно, с какими противниками он встретится.
Хакон остановился у обочины, в ста шагах от ворот. Мимо него с трудом двигались раненые. Некоторым помогали идти товарищи. Хакон всматривался в каждого, питая слабую надежду встретить знакомое лицо. Один из них, невысокий коренастый воин, казалось, потерял больше крови, чем другие. На самом деле после такой кровопотери он должен был бы вообще потерять способность передвигаться. Кровь заливала его с ног до головы, а лицо было почти сплошь заляпано кровавыми сгустками. Раненый волочил за собой меч, который оставлял в пыли борозду. Только когда он на несколько шагов отошел от Хакона, тот обратил внимание на то, какую форму имеет эта борозда. Края у нее были прямые. Меч, оставлявший этот след, принадлежал палачу.
— Эй! — крикнул Хакон и догнал воина. — Эй, ты! Да, ты! Где ты взял этот…
Он договорил бы фразу до конца, если бы полумертвый, согнувшийся вдвое мужчина не врезался плечом ему в живот, сразу же резко выпрямившись. Это заставило их обоих слететь с дороги на обочину. Мужчина упал сверху, подмяв под себя Хакона, задохнувшегося и ужасно изумившегося, потому что на свете немного нашлось бы людей, которые были способны его повалить. И все столь редкие субъекты обычно не находились при смерти. Скандинав был настолько ошеломлен, что лежал неподвижно и безмолвно смотрел в кровавую кашу, покрывавшую лицо, нависшее над ним. Раненый незнакомец заговорил на языке, который Хакон выучил, когда сражался во Фландрии с английским отрядом:
— Тише, дружок, тише. Нам с тобой ссориться ни к чему.
Кинжал Урии Мейкписа дал себя почувствовать там, где кольчужная рубашка была наименее прочной, — под мышкой. Это помешало первой попытке скандинава встать, потому что хоть он и был уверен в том, что справится с окровавленным призраком, но не хотел получить рану, которая ослабила бы его руку в начале дня, обещавшего немало дел.
Поэтому он произнес всего одно слово:
— Фенрир.
При звуке злобного рычания глаза под кровавой кашей расширились. Незнакомец скосил их и увидел пса, приготовившегося к прыжку. Загривок за шипастым ошейником ощетинился, пасть оскалилась. Дикие глаза пса кровожадно горели.
— Дерьмо! — осторожно проговорил англичанин, не двигаясь. — Ненавижу собак. Кроме жареных на вертеле. — А потом его глаза вспыхнули. — Погоди! Пес. Великан. Ты, случаем, не… А, что это было за имя? Хакман? Что-то вроде?
— Хакон. А откуда тебе это знать?
— Потому что у меня для тебя известие от Жана Ромбо. Вот что я тебе скажу: ты отгони своего пса, а я уберу мой ножичек, и мы поговорим. Ладно?
Чуть позже, пригнувшись за насыпью, Мейкпис рассказал Хакону все, что знал.
— И он велел обязательно сказать тебе, что он не сдастся, — закончил Урия. — Пока он жив, надежда есть, так он сказал.
— А ты считаешь, что он еще жив? — Хакон наблюдал, как англичанин стирает с лица кровь тряпкой.
Англичанин уже успел объяснить ему, что вся эта кровь — не его.
— Не знаю. Но он живуч как кошка, этот парень.
— Так говорят. Но мне надо проверить, вывернулся ли он на этот раз. — И Хакон выпрямился.
— Не туда, дружище, — удержал его за локоть собеседник. — Эти безумцы бьются за каждый дюйм главной улицы.
— Тогда я знаю другой путь в город. Подземный ход. Но когда я из него выйду, то не буду знать, где я.
Мейкпис оглянулся в ту сторону, откуда пришел, — на непрерывный поток солдат, двигающийся через ворота в обоих направлениях.
— Послушай, — вздохнул он, — я хочу идти моим путем. Но если ты отведешь меня к этому туннелю, я покажу тебе дорогу к дворцу. Больше я ничего сделать не смогу.
Двое людей с собакой вышли из-за насыпи. Хакон сделал небольшой крюк, чтобы забрать лошадей, и повел всех по высохшему руслу речки, где расстался с Джануком. Там он привязал лошадей к обрубленному деревцу и, немного пошарив вокруг, отыскал за кустами терновника вход в подземный туннель. Металлическая решетка тяжело повернулась на ржавых петлях.
— Хорошо, — сказал Мейкпис. — Я знаю, где мы. Выход должен быть где-то среди старых складов. Сразу за ними ты увидишь небольшую площадь, с которой идут три дороги. Тебе нужна…
Пес зарычал, заставив его замолчать. У самого выхода из подземного хода нечто двигалось.
Они встали по обе стороны входа, подняв топор и меч. Пес затаился в терновнике. Движение в туннеле было медленное и трудное. Кто-то тяжело дышал и, судя по звукам, тащил по земле какой-то предмет или тело. Мейкпис дал Хакону понять, что нанесет удар первым. Хакон покачал головой и беззвучно, но совершенно ясно произнес: «Он мой».
И когда из темного входа в предрассветные сумерки вышел какой-то человек, именно скандинав налетел на него, опуская топорище в ударе, который должен был оглушить выходящего. Однако тот, кому этот удар предназначался, ощутил или услышал ветер, поднятый резким движением. Что-то быстро взметнулось вверх — и древко стукнуло по мешковине, набитой металлом. За глухим ударом послышался свист клинка, вылетающего из ножен. На этот раз Мейкпис обрушил свой меч вниз смертоносным ударом. Клинок встретил и этот удар, отбросив его на решетку. Звон металла нарушил утреннюю тишину. Некто откатился и оказался прямо у кустов терновника. Рычание, которым было встречено это вторжение, вызвало крик испуга и гнева. Голос был Хакону знаком.
— Фенрир! Назад! — приказал он и, подняв руку, чтобы остановить приготовившегося к новой атаке англичанина, крикнул в кусты: — Джанук?
После секундного молчания голос хорвата отозвался:
— Хакон? Неплохую встречу ты мне устроил, дружище. Теперь мне до судного дня выковыривать шипы из задницы. — Хорват выбрался из куста, продолжая держать меч наготове. — А кто это с тобой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121