Из трюма неслись крики и проклятия предоставленных самим себе гребцов.
Корнелия все так же смотрела в стену, ни на что не обращая внимания, а Хирхан все так же стонал, дергаясь от боли. Кирен перерезал острым ножом крепившую его к столбу веревку и медленно сполз вниз. Казалось, что даже его черная кожа позеленела.
К вечеру люди на борту «Сфинкса» немного пришли в себя и стали обдумывать ситуацию. Судно потеряло управление — мачта сломана, руль поврежден, весел осталось всего несколько штук. Плыть заданным курсом невозможно. Оставалось отдаться на волю волн и ветра.
Где они находятся — тоже пока никто не мог определить. Помощник капитана сказал, что надо дождаться ночи, тогда он по звездам вычислит их местоположение. Он полагал, что корабль сейчас дрейфует в направлении северного побережья Сицилии.
— Это довольно оживленная трасса, — сказал помощник Селевку. — Мы можем в любой момент встретить какое-нибудь судно и попросить помощи. Ведь скоро должен пойти караван за зерном в Александрию. Хотя, конечно, мы могли здорово сбиться с курса из-за этой проклятой бури.
— Мы должны доставить девушку на место в целости и сохранности, — ответил Селевк. — Хозяин приказал плыть в Африку, и мы поплывем в Африку. Но помощь, конечно, не помешает. Надо бы зайти в какой-нибудь порт и починить оснастку.
Помощник развел руками.
— Будем уповать на то, что Нептун нас простил. Я уже пообещал ему быка, если он не даст нам Погибнуть. Но сейчас мы бессильны. Остается только ждать, пока нас возьмут на буксир или прибьет к берегу.
— Это понятно, — сказал Селевк. — Сколько у тебя осталось людей?
— Восемь матросов, не считая меня, и семнадцать рабов на веслах. Хотя, какие это теперь весла.
Помощник огорченно махнул рукой,
— Ладно, — произнес киликиец. — Поставь кого-то наблюдать за горизонтом. Вдруг появится какой-нибудь корабль.
Помощник кивнул.
Но ни в тот вечер, ни в последующие четыре дня ни один парус не привлек внимания впередсмотрящих. Море словно вымерло. Селевка начинали одолевать мрачные мысли — уж не отнесло ли их куда-нибудь в сторону, в глухую акваторию, где никто не плавает?
Помощник бодрился, но и его запасы оптимизма быстро иссякали.
Единственной приятной новостью было то, что капитану стало лучше. Жизни его уже не угрожала опасность, как заверил один из матросов, разбиравшийся немного в медицине. Зато запасы продуктов и особенно Пресной воды стремительно таяли.
Селевк собрал всех на корме и заявил, что является здесь представителем хозяина и отвечает за жизнь и здоровье его внучки. А потому девушка не будет терпеть недостатка в еде и питьё. Остальным же придется поголодать. Рабов кормить не будут вовсе — они пока не нужны, а если судну посчастливится дойти до какого-нибудь порта, то имеется достаточно денег, чтобы купить там новых.
Помощник, чувствуя свою ответственность, поддержал капитана, но матросы были совсем не в восторге. Они ходили по кораблю, бросая хмурые взгляды на дверь каюты, за которой находилась Корнелия, и слушая поначалу истошные, но с каждым днем все более слабеющие крики умирающих от голода рабов под палубой.
А внучка сенатора, между тем, понемногу приходила в себя и возвращалась к жизни. Она уже позволяла девушкам-служанкам причесывать себя, стала понемногу принимать пищу.
Капитан, чтобы не стеснять женщин, распорядился перенести себя на палубу. Его положили на подстилку под навесом на корме. Рана быстро заживала, и Хирхан мог уже двигаться почти без боли.
«Сфинкс» все так же качался на волнах посреди безбрежного моря. За это время лишь дважды они видели на горизонте силуэты кораблей, но отчаянные крики не помогли — их не заметили.
Голод все сильнее брал людей за горло, пробуждая звериные инстинкты. Атмосфера на борту делалась все более напряженной и угнетенной. Что-то страшное висело в воздухе.
И вот наступила развязка. Брат одного из матросов был гребцом на «Сфинксе». Оба они — британцы из племени иценов — еще детьми были проданы в рабство. Старшему удалось выкупиться на волю и наняться матросом на корабль Сатурнина. Тут он обнаружил, что его младший брат сидит в трюме, прикованный тяжелой цепью к дубовой скамье.
По правилам строго запрещались такие варианты — если свободный и раб были родственниками, они не могли оставаться на одном судне, их разъединяли. Но британцы сумели скрыть это, и никто ничего не подозревал.
И вот теперь, слушая стоны обреченного на голодную смерть брата, матрос не выдержал. Ранним утром он соскользнул в трюм, ударом мощного кулака оглушил гортатора и сорвал у него с пояса ключи от цепей. Ему удалось уже освободить брата и еще восьмерых, когда в помещение случайно заглянул помощник капитана. Он сразу понял, что происходит, и поднял тревогу.
Рабы с воем ринулись на палубу, расхватав обломки весел. Британец и еще трое матросов присоединились к ним.
Помощник быстро поставил в известность Селевка, который немедленно запер женщин в каюте и стал у двери с мечом в руке. Сам он вместе с четырьмя оставшимися верными своему долгу моряками бросился в оружейную. Но и рабы знали, что им следует делать. Они с ревом выскакивали из трюма и, потрясая обломками весел, бежали вдоль борта, окружая надстройки.
Но тут путь им преградил ливиец Кирен. Своей сиккой — искривленным, острым, как бритва, ножом — он пропорол несколько животов, но потом поскользнулся на выпавших внутренностях, и тут же удар весла размозжил ему голову. Однако он успел задержать мятежников, и дал помощнику и матросам время вооружиться.
На раненого капитана никто не обращал внимания, о нем просто забыли в горячке. Селевк, помощник и их люди — с мечами и копьями в руках — заняли оборону в узком проходе возле каюты, где томилась неизвестностью Корнелия и дрожали от страха девушки-бельгийки.
Британец тем временем освободил остальных рабов, и теперь человек двадцать осаждали каюту. Недостаток места мешал им воспользоваться своим численным превосходством, а потому защитникам удавалось пока удерживать позицию. Но долго продолжаться это не могло.
Рабы, увертываясь от наконечников копий, с яростью били веслами и баграми в прятавшихся за дверным проемом людей. Увернуться, правда, удавалось не всем, и некоторые с воплями отскакивали, заливая палубу кровью из широких колотых ран. Но вот один матрос тоже не уберегся — тяжелое весло разнесло ему череп, мозг брызнул на стены.
Дикий, беспощадный бой за еду, за жизнь, за свободу кипел на «Сфинксе». Одни нападали, понимая, что теперь У них нет другого выхода, — только победить или умереть, а другие защищались, зная, что и у них выбор невелик.
Еще один матрос погиб — ловкий британец зацепил его крюком багра и резким рывком буквально выдернул на палубу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Корнелия все так же смотрела в стену, ни на что не обращая внимания, а Хирхан все так же стонал, дергаясь от боли. Кирен перерезал острым ножом крепившую его к столбу веревку и медленно сполз вниз. Казалось, что даже его черная кожа позеленела.
К вечеру люди на борту «Сфинкса» немного пришли в себя и стали обдумывать ситуацию. Судно потеряло управление — мачта сломана, руль поврежден, весел осталось всего несколько штук. Плыть заданным курсом невозможно. Оставалось отдаться на волю волн и ветра.
Где они находятся — тоже пока никто не мог определить. Помощник капитана сказал, что надо дождаться ночи, тогда он по звездам вычислит их местоположение. Он полагал, что корабль сейчас дрейфует в направлении северного побережья Сицилии.
— Это довольно оживленная трасса, — сказал помощник Селевку. — Мы можем в любой момент встретить какое-нибудь судно и попросить помощи. Ведь скоро должен пойти караван за зерном в Александрию. Хотя, конечно, мы могли здорово сбиться с курса из-за этой проклятой бури.
— Мы должны доставить девушку на место в целости и сохранности, — ответил Селевк. — Хозяин приказал плыть в Африку, и мы поплывем в Африку. Но помощь, конечно, не помешает. Надо бы зайти в какой-нибудь порт и починить оснастку.
Помощник развел руками.
— Будем уповать на то, что Нептун нас простил. Я уже пообещал ему быка, если он не даст нам Погибнуть. Но сейчас мы бессильны. Остается только ждать, пока нас возьмут на буксир или прибьет к берегу.
— Это понятно, — сказал Селевк. — Сколько у тебя осталось людей?
— Восемь матросов, не считая меня, и семнадцать рабов на веслах. Хотя, какие это теперь весла.
Помощник огорченно махнул рукой,
— Ладно, — произнес киликиец. — Поставь кого-то наблюдать за горизонтом. Вдруг появится какой-нибудь корабль.
Помощник кивнул.
Но ни в тот вечер, ни в последующие четыре дня ни один парус не привлек внимания впередсмотрящих. Море словно вымерло. Селевка начинали одолевать мрачные мысли — уж не отнесло ли их куда-нибудь в сторону, в глухую акваторию, где никто не плавает?
Помощник бодрился, но и его запасы оптимизма быстро иссякали.
Единственной приятной новостью было то, что капитану стало лучше. Жизни его уже не угрожала опасность, как заверил один из матросов, разбиравшийся немного в медицине. Зато запасы продуктов и особенно Пресной воды стремительно таяли.
Селевк собрал всех на корме и заявил, что является здесь представителем хозяина и отвечает за жизнь и здоровье его внучки. А потому девушка не будет терпеть недостатка в еде и питьё. Остальным же придется поголодать. Рабов кормить не будут вовсе — они пока не нужны, а если судну посчастливится дойти до какого-нибудь порта, то имеется достаточно денег, чтобы купить там новых.
Помощник, чувствуя свою ответственность, поддержал капитана, но матросы были совсем не в восторге. Они ходили по кораблю, бросая хмурые взгляды на дверь каюты, за которой находилась Корнелия, и слушая поначалу истошные, но с каждым днем все более слабеющие крики умирающих от голода рабов под палубой.
А внучка сенатора, между тем, понемногу приходила в себя и возвращалась к жизни. Она уже позволяла девушкам-служанкам причесывать себя, стала понемногу принимать пищу.
Капитан, чтобы не стеснять женщин, распорядился перенести себя на палубу. Его положили на подстилку под навесом на корме. Рана быстро заживала, и Хирхан мог уже двигаться почти без боли.
«Сфинкс» все так же качался на волнах посреди безбрежного моря. За это время лишь дважды они видели на горизонте силуэты кораблей, но отчаянные крики не помогли — их не заметили.
Голод все сильнее брал людей за горло, пробуждая звериные инстинкты. Атмосфера на борту делалась все более напряженной и угнетенной. Что-то страшное висело в воздухе.
И вот наступила развязка. Брат одного из матросов был гребцом на «Сфинксе». Оба они — британцы из племени иценов — еще детьми были проданы в рабство. Старшему удалось выкупиться на волю и наняться матросом на корабль Сатурнина. Тут он обнаружил, что его младший брат сидит в трюме, прикованный тяжелой цепью к дубовой скамье.
По правилам строго запрещались такие варианты — если свободный и раб были родственниками, они не могли оставаться на одном судне, их разъединяли. Но британцы сумели скрыть это, и никто ничего не подозревал.
И вот теперь, слушая стоны обреченного на голодную смерть брата, матрос не выдержал. Ранним утром он соскользнул в трюм, ударом мощного кулака оглушил гортатора и сорвал у него с пояса ключи от цепей. Ему удалось уже освободить брата и еще восьмерых, когда в помещение случайно заглянул помощник капитана. Он сразу понял, что происходит, и поднял тревогу.
Рабы с воем ринулись на палубу, расхватав обломки весел. Британец и еще трое матросов присоединились к ним.
Помощник быстро поставил в известность Селевка, который немедленно запер женщин в каюте и стал у двери с мечом в руке. Сам он вместе с четырьмя оставшимися верными своему долгу моряками бросился в оружейную. Но и рабы знали, что им следует делать. Они с ревом выскакивали из трюма и, потрясая обломками весел, бежали вдоль борта, окружая надстройки.
Но тут путь им преградил ливиец Кирен. Своей сиккой — искривленным, острым, как бритва, ножом — он пропорол несколько животов, но потом поскользнулся на выпавших внутренностях, и тут же удар весла размозжил ему голову. Однако он успел задержать мятежников, и дал помощнику и матросам время вооружиться.
На раненого капитана никто не обращал внимания, о нем просто забыли в горячке. Селевк, помощник и их люди — с мечами и копьями в руках — заняли оборону в узком проходе возле каюты, где томилась неизвестностью Корнелия и дрожали от страха девушки-бельгийки.
Британец тем временем освободил остальных рабов, и теперь человек двадцать осаждали каюту. Недостаток места мешал им воспользоваться своим численным превосходством, а потому защитникам удавалось пока удерживать позицию. Но долго продолжаться это не могло.
Рабы, увертываясь от наконечников копий, с яростью били веслами и баграми в прятавшихся за дверным проемом людей. Увернуться, правда, удавалось не всем, и некоторые с воплями отскакивали, заливая палубу кровью из широких колотых ран. Но вот один матрос тоже не уберегся — тяжелое весло разнесло ему череп, мозг брызнул на стены.
Дикий, беспощадный бой за еду, за жизнь, за свободу кипел на «Сфинксе». Одни нападали, понимая, что теперь У них нет другого выхода, — только победить или умереть, а другие защищались, зная, что и у них выбор невелик.
Еще один матрос погиб — ловкий британец зацепил его крюком багра и резким рывком буквально выдернул на палубу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134