Она не увидела
никого из знакомых и прошла дальше, в столовую.
Когда она шла мимо регистрационного стола, ее окликнул старик,
работавший там. Она улыбнулась и подошла.
- Письмо, - сказал он и протянул ей конверт. - Выглядит важным.
Это был объемистый коричневый конверт, пересылавшийся три раза, как
она заметила, и обратный адрес был адресом ее поверенного.
- Спасибо.
Она села у большого окна и посмотрела на заснеженный сад и на
винтовую тропу вдали, усеянную фигурами с лыжами на плечах. Затем она
разорвала конверт.
Да, это был финал. Письмо адвоката сопровождалось копией решения суда
о разводе. Она только недавно решила положить конец законной связи с
мистером Фотлоком, чье имя она перестала носить пять лет назад, когда они
расстались. Теперь она имела вещь, с которой не вполне знала, что делать.
Ее дорогой Ренди, наверное, чертовски удивится. Надо будет придумать
какой-нибудь невинный способ довести до него эту информацию. Ну, для этого
еще будет время. Хотя надолго откладывать не стоит... Ее тридцатый день
рождения висел, как черная туча над апрелем, а апрель через четыре месяца.
Ладно... Она тронула губы помадой, сильнее напудрила родинку и закрыла
"косметичку".
В столовой она увидела д-ра Бартельметца, сидевшего перед огромной
горой яичницы, цепочек сосисок, тостов и полупустой бутылкой апельсинового
сока. На спиртовке стояла кастрюля с кофе. Он слегка наклонился вперед и
работал вилкой, как ветряная мельница лопастью.
- Доброе утро, - сказала Джил.
Он поднял глаза.
- Мисс Де Вилл... Джил... доброе утро. - Он кивнул на стул напротив
себя. - Присоединяйтесь, пожалуйста.
Она села и сказала подошедшему официанту:
- Мне то же самое, но на 90% меньше. - И снова повернулась к
Бартельметцу: - Вы видели сегодня Чарльза?
- Увы, нет, а я хотел продолжить нашу дискуссию, пока его мозг еще на
ранней стадии пробуждения и, Значит, более уступчивый. К несчастью, он из
тех, кто входит в день где-то в середине второго акта.
- А я обычно прихожу в антракте и спрашиваю краткое содержание, -
сказала Джил, - так что почему бы не продолжить дискуссию со мной? Я
всегда уступчива, и мои скандхи в хорошем состоянии.
Глаза их встретились.
- Ага, - сказал он медленно, - так я и думал. Что ж - хорошо. Что вы
знаете о работе Рендера?
- М-м-м... Он особый специалист в высокоспециальной области, мне
трудно оценить некоторые вещи и говорить о них. Я хотела бы иногда
заглядывать в мозг других людей, посмотреть, что они думают - обо МНЕ,
конечно, но не думаю, чтобы я оставалась там надолго. Особенно - она
шутливо поежилась - в чьем-то мозгу с проблемами. Наверное, я либо слишком
сочувствовала бы, либо боялась, либо еще что-нибудь, и тогда, в
соответствии с прочитанным, возникло бы нечто вроде симпатической магии, и
это могло бы стать МОИМИ проблемами. Но у Чарльза проблем не бывает, во
всяком случае, он никогда не говорил мне об этом. Но позднее я задумалась.
Эта слепая девушка и ее собака-поводырь, кажется, слишком сильно занимают
его.
- Собака-поводырь?
- Да, собака, служащая ей глазами, одна из хирургических мутантов.
- Как интересно... Вы когда-нибудь встречались с этой женщиной?
- Никогда.
- Так. - Он задумался. - Иногда врач сталкивается с пациентом, чьи
проблемы так родственны его собственным, что сеанс становится чрезвычайно
острым. Так всегда бывало со мной, когда я лечил коллегу-психиатра.
Возможно, Чарльз видит в этой ситуации параллель чему-то, тревожащему его
лично. Я не смотрел его личный анализ, не знаю всех путей его мозга, хотя
он долгое время был моим учеником. Он всегда был замкнутым, о чем-то
умалчивал; при случае мог быть весьма авторитетным. Что еще его занимает в
последнее время?
- Как всегда, его сын Питер. Он переводил мальчика из школы в школу
пять раз за пять лет. - Ей подали завтрак, и она придвинулась к столу. - И
он читает обо все случаях самоубийства и без конца говорит о них.
- С какой целью?
Она пожала плечами и принялась за еду.
- Он никогда не упоминал - почему, - сказала он, снова взглянув на
Бартельметца. - Может, он пишет что-нибудь...
Бартельметц покончил с яичницей и налил себе кофе.
- Вы боитесь этой его пациентки?
- Нет... Да, боюсь.
- Почему?
- Боюсь симпатической магии, - сказала она, слегка краснея.
- Под это определение может подходить очень многое.
- Это верно, - признала она. - Мы с вами объединились ради его
благополучия и пришли к согласию в том, что именно представляет угрозу. Не
могу ли я просить вас об одолжении?
- Можете.
- Поговорите с ним еще раз. Убедите его бросить это дело.
Он смял салфетку.
- Я намерен это сделать после обеда. Я верю в ритуальную ценность
спасительных побуждений. И сделать их надо.
Дорогой отец-идол,
Да, школа прекрасная, лодыжка моя заживает, и с моими одноклассниками
у меня много общего. Нет, я не нуждаюсь в деньгах, питаюсь хорошо и не
имею затруднений с новым учебным планом. О'кей?
Здание я не буду описывать, поскольку ты уже видел эту мрачную вещь.
Землю не могу описать, потому что сейчас она под холодными белыми
пластами. Бррр! Правда, меня восхищает искусство зимы, но я не разделяю
твоего энтузиазма к противоположности лета, кроме как в рисунках или
эмблеме на пачке мороженого.
Лодыжка ограничивает мою подвижность, а мой товарищ по комнате
уезжает на уикэнды домой - то и другое является настоящим благословением,
потому что у меня теперь удобный случай схватиться за чтение. Что я и
делаю.
Питер.
Рендер наклонился и погладил огромную голову. Голова стоически
приняла это, а затем перевела взгляд на австрийца, у которого Рендер
попросил огонька, и как бы говорила: "Должен ли я терпеть такое
оскорбление?" Человек улыбнулся, щелкнул гравированной зажигалкой, и
Рендер заметил среди заглавных букв маленькую "ф".
- Спасибо, - сказал Рендер и обратился к собаке: - Как тебя зовут?
- Бисмарк, - проворчал пес.
- Ты напомнил мне другого такого же, некоего Зигмунда, компаньона и
гида моей слепой приятельницы в Америке.
- Мой Бисмарк - охотник, - сказал молодой человек, - но здесь нет ни
оленей, ни больших кошек.
Уши собаки встали торчком, она смотрела на Рендера гордыми, горящими
глазами.
- Мы охотились в Африке, в северных и южных частях Америки. И в
центральной Америке тоже. Бисмарк никогда не теряет след. Никогда не
промахнется. Он прекрасный зверь, и зубы у него как будто сделаны в
Золингене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
никого из знакомых и прошла дальше, в столовую.
Когда она шла мимо регистрационного стола, ее окликнул старик,
работавший там. Она улыбнулась и подошла.
- Письмо, - сказал он и протянул ей конверт. - Выглядит важным.
Это был объемистый коричневый конверт, пересылавшийся три раза, как
она заметила, и обратный адрес был адресом ее поверенного.
- Спасибо.
Она села у большого окна и посмотрела на заснеженный сад и на
винтовую тропу вдали, усеянную фигурами с лыжами на плечах. Затем она
разорвала конверт.
Да, это был финал. Письмо адвоката сопровождалось копией решения суда
о разводе. Она только недавно решила положить конец законной связи с
мистером Фотлоком, чье имя она перестала носить пять лет назад, когда они
расстались. Теперь она имела вещь, с которой не вполне знала, что делать.
Ее дорогой Ренди, наверное, чертовски удивится. Надо будет придумать
какой-нибудь невинный способ довести до него эту информацию. Ну, для этого
еще будет время. Хотя надолго откладывать не стоит... Ее тридцатый день
рождения висел, как черная туча над апрелем, а апрель через четыре месяца.
Ладно... Она тронула губы помадой, сильнее напудрила родинку и закрыла
"косметичку".
В столовой она увидела д-ра Бартельметца, сидевшего перед огромной
горой яичницы, цепочек сосисок, тостов и полупустой бутылкой апельсинового
сока. На спиртовке стояла кастрюля с кофе. Он слегка наклонился вперед и
работал вилкой, как ветряная мельница лопастью.
- Доброе утро, - сказала Джил.
Он поднял глаза.
- Мисс Де Вилл... Джил... доброе утро. - Он кивнул на стул напротив
себя. - Присоединяйтесь, пожалуйста.
Она села и сказала подошедшему официанту:
- Мне то же самое, но на 90% меньше. - И снова повернулась к
Бартельметцу: - Вы видели сегодня Чарльза?
- Увы, нет, а я хотел продолжить нашу дискуссию, пока его мозг еще на
ранней стадии пробуждения и, Значит, более уступчивый. К несчастью, он из
тех, кто входит в день где-то в середине второго акта.
- А я обычно прихожу в антракте и спрашиваю краткое содержание, -
сказала Джил, - так что почему бы не продолжить дискуссию со мной? Я
всегда уступчива, и мои скандхи в хорошем состоянии.
Глаза их встретились.
- Ага, - сказал он медленно, - так я и думал. Что ж - хорошо. Что вы
знаете о работе Рендера?
- М-м-м... Он особый специалист в высокоспециальной области, мне
трудно оценить некоторые вещи и говорить о них. Я хотела бы иногда
заглядывать в мозг других людей, посмотреть, что они думают - обо МНЕ,
конечно, но не думаю, чтобы я оставалась там надолго. Особенно - она
шутливо поежилась - в чьем-то мозгу с проблемами. Наверное, я либо слишком
сочувствовала бы, либо боялась, либо еще что-нибудь, и тогда, в
соответствии с прочитанным, возникло бы нечто вроде симпатической магии, и
это могло бы стать МОИМИ проблемами. Но у Чарльза проблем не бывает, во
всяком случае, он никогда не говорил мне об этом. Но позднее я задумалась.
Эта слепая девушка и ее собака-поводырь, кажется, слишком сильно занимают
его.
- Собака-поводырь?
- Да, собака, служащая ей глазами, одна из хирургических мутантов.
- Как интересно... Вы когда-нибудь встречались с этой женщиной?
- Никогда.
- Так. - Он задумался. - Иногда врач сталкивается с пациентом, чьи
проблемы так родственны его собственным, что сеанс становится чрезвычайно
острым. Так всегда бывало со мной, когда я лечил коллегу-психиатра.
Возможно, Чарльз видит в этой ситуации параллель чему-то, тревожащему его
лично. Я не смотрел его личный анализ, не знаю всех путей его мозга, хотя
он долгое время был моим учеником. Он всегда был замкнутым, о чем-то
умалчивал; при случае мог быть весьма авторитетным. Что еще его занимает в
последнее время?
- Как всегда, его сын Питер. Он переводил мальчика из школы в школу
пять раз за пять лет. - Ей подали завтрак, и она придвинулась к столу. - И
он читает обо все случаях самоубийства и без конца говорит о них.
- С какой целью?
Она пожала плечами и принялась за еду.
- Он никогда не упоминал - почему, - сказала он, снова взглянув на
Бартельметца. - Может, он пишет что-нибудь...
Бартельметц покончил с яичницей и налил себе кофе.
- Вы боитесь этой его пациентки?
- Нет... Да, боюсь.
- Почему?
- Боюсь симпатической магии, - сказала она, слегка краснея.
- Под это определение может подходить очень многое.
- Это верно, - признала она. - Мы с вами объединились ради его
благополучия и пришли к согласию в том, что именно представляет угрозу. Не
могу ли я просить вас об одолжении?
- Можете.
- Поговорите с ним еще раз. Убедите его бросить это дело.
Он смял салфетку.
- Я намерен это сделать после обеда. Я верю в ритуальную ценность
спасительных побуждений. И сделать их надо.
Дорогой отец-идол,
Да, школа прекрасная, лодыжка моя заживает, и с моими одноклассниками
у меня много общего. Нет, я не нуждаюсь в деньгах, питаюсь хорошо и не
имею затруднений с новым учебным планом. О'кей?
Здание я не буду описывать, поскольку ты уже видел эту мрачную вещь.
Землю не могу описать, потому что сейчас она под холодными белыми
пластами. Бррр! Правда, меня восхищает искусство зимы, но я не разделяю
твоего энтузиазма к противоположности лета, кроме как в рисунках или
эмблеме на пачке мороженого.
Лодыжка ограничивает мою подвижность, а мой товарищ по комнате
уезжает на уикэнды домой - то и другое является настоящим благословением,
потому что у меня теперь удобный случай схватиться за чтение. Что я и
делаю.
Питер.
Рендер наклонился и погладил огромную голову. Голова стоически
приняла это, а затем перевела взгляд на австрийца, у которого Рендер
попросил огонька, и как бы говорила: "Должен ли я терпеть такое
оскорбление?" Человек улыбнулся, щелкнул гравированной зажигалкой, и
Рендер заметил среди заглавных букв маленькую "ф".
- Спасибо, - сказал Рендер и обратился к собаке: - Как тебя зовут?
- Бисмарк, - проворчал пес.
- Ты напомнил мне другого такого же, некоего Зигмунда, компаньона и
гида моей слепой приятельницы в Америке.
- Мой Бисмарк - охотник, - сказал молодой человек, - но здесь нет ни
оленей, ни больших кошек.
Уши собаки встали торчком, она смотрела на Рендера гордыми, горящими
глазами.
- Мы охотились в Африке, в северных и южных частях Америки. И в
центральной Америке тоже. Бисмарк никогда не теряет след. Никогда не
промахнется. Он прекрасный зверь, и зубы у него как будто сделаны в
Золингене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36