Видимо, цель пытки была достигнута и бедолаги в чем-то сознались, так как им перерезали глотки, а останки бросили в пустыне в качестве страшного предупреждения другим. И теперь вот он, тоже представившийся англичанином, оказался здесь в тот самый момент, когда над Хивой нависла серьезная угроза. Потому вряд ли могло казаться неожиданностью, что к Эбботту отнеслись с величайшим подозрением. Усугубляло его трудности еще и то, что даже сам хан не знал толком, кто же такие англичане на самом деле. До тех пор, пока до Хивы не добрались новости о роли Элдреда Поттинджера в обороне Герата, вряд ли хоть кто-нибудь из хивинцев когда-либо про них слышал. Среди рабов ни единого англичанина не было, и ни один из них, насколько кто-то мог припомнить, никогда не посещал Хиву. Многие полагали, что они просто подчиненное русским племя или их вассальное государство. Ходили даже слухи, что англичане, успешно захватившие Кабул, предлагали объединить свои войска с наступающими русскими и разделить между собой всю Центральную Азию. В связи с такими дикими россказнями шансы Эбботта убедить хивинцев отпустить рабов в обмен на отвод русских войск представлялись весьма шаткими.
Но если Эбботт тревожился за свою безопасность, то хан точно так же беспокоился о своей. Уверенный, что русские все еще продолжают продвигаться к его столице с армией, по слухам достигавшей 100 000 человек, он отчаянно искал помощи с любой стороны, поэтому согласился принять британского офицера и рассмотреть его предложения; хотя, если тот действительно шпион, следовало предпринять чрезвычайные меры, чтобы он как можно меньше вызнал про обороноспособность Хивы. На первой из нескольких аудиенций, данных ему ханом, Эбботт представил свои рекомендации вместе с письмом от его гератского начальника майора Тодда. Хотя сам он с неловкостью ощущал, что они мало что дают. «Я был послан под давлением обстоятельств, — писал он позднее, — не имея даже рекомендаций от главы индийского правительства». Хан был явно разочарован содержанием письма Тодда. Он явно надеялся, что Эббота послали, чтобы предложить ему немедленную военную помощь, а не просто передать дружеские пожелания. Эбботт объяснил, что такое важное решение может быть принято отнюдь не майором Тоддом, а лишь британским правительством в Лондоне. Для этого нужно время, а русские очень скоро могут оказаться у ворот Хивы. Существует лишь один способ это предотвратить, и заключается он в том, что хан отошлет домой всех наличных здесь русских рабов и таким образом лишит царя широко объявленного предлога для нападения на Хиву.
Эббот предложил самому отправиться на север вместе с рабами или хотя бы символической их группой, чтобы встретиться с русскими и попытаться обсудить этот вопрос от имени хана. Но весьма наторевший в предательстве властелин Хивы отнесся к его идее с подозрением. В конце концов, хотя много эту тему они не обсуждали, приезжий вполне мог находиться во враждебных отношениях с русскими.
Хан поставил вопрос довольно деликатно. Он спросил: что помешает русским захватить и его, и рабов и продолжить свое наступление? Эбботту пришлось согласиться что гарантии успеха он дать не может. Если Лондон и Санкт-Петербург в Азии являются соперниками, спросил хан то не думает ли Эбботт, что русские его просто убьют? Эбботт объяснил, что две страны не находятся в состоянии войны даже если Британия не хочет видеть Хиву под русской оккупацией, и что каждая держава в столице другого государства держит посла. Русские, добавил он, слишком уважают военную и политическую мощь Британии, чтобы рискнуть причинить неприятности одному из ее подданных. Хан заметил, что к его послам русские никакого уважения не про явили, а просто их арестовали, причем среди них был его собственный брат. Такие вещи, объяснил Эбботт, могут случиться, когда ясно, что возмездия не будет, но Лондон и Санкт-Петербург расположены очень близко друг к другу, а «морская и военная мощь Британии слишком внушительна, чтобы не принимать ее всерьез».
Пока хан обдумывал предложение Эбботта, они перешли к другим вопросам. Вскоре Эбботту стало ясно, что хан весьма смутно представляет относительные размеры Британии, России и его собственного небольшого ханства
«Сколько пушек у России? — спросил он Эбботта Англичанин ответил, что не знает точно, но наверняка очень много. — У меня двадцать пушек, — гордо заявил хан — А сколько пушек у королевы Англии? »
Эбботт объяснил, что у нее так много пушек, что точное число их неизвестно. «Моря бороздят множество английских кораблей, и на каждом от двадцати до ста двадцати пушек самого крупного калибра, — продолжил он. — Ее крепости полны пушек, и еще тысячи лежат на складах. У нас пушек больше, чем у любой другой страны на свете».
«И как часто может стрелять ваша артиллерия?» — спросил хан.
«Наша полевая артиллерия может дать семь выстрелов в
минуту».
«Русские стреляют из своих пушек двенадцать раз в минуту».
«Ваше Величество неверно информировали, — возразил Эбботт. — Я сам служу в артиллерии и знаю, что такая скорострельность невозможна».
«В этом меня уверял персидский посол», — продолжал настаивать хан.
«Тогда неправильно информировали его. Нет на свете более квалифицированных артиллеристов, чем англичане, но если есть возможность выбора, мы никогда не делаем больше четырех выстрелов в минуту. Мы не растрачиваем наши выстрелы понапрасну, а именно так может случиться, если орудие каждый раз не нацеливать заново. Мы считаем не произведенные выстрелы, а число снарядов, поразивших цель».
И все же хан, никогда не видевший современной артиллерии в действии, не имел ни малейшего представления о ее ужасной разрушительной силе против глинобитных укреплений или атакующей кавалерии. Некоторые из министров хана были уверены даже в том, что вполне смогут отразить атаки Перовского, когда тот приблизится к столице. Эбботт заметил, что русские располагают неограниченными ресурсами и если потерпят неудачу в первой попытке освободить рабов, то просто вернутся с гораздо большими силами и хивинцы, как бы храбро они ни сражались, не смогут им противостоять. «В этом случае, — ответил главный министр хана, — если мы погибнем в бою, сражаясь с неверными, то попадем прямо в рай». На какой-то миг Эбботт не нашел, что ответить. Потом спросил: «А ваши женщины? Какой рай обретут ваши жены и дочери в руках русских солдат?» При напоминании об этой неприятной перспективе министры промолчали. Эбботт почувствовал, что ему удалось несколько продвинуться вперед в попытках убедить их, что единственным спасением является освобождение рабов и позволение ему посредничать в переговорах с русскими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Но если Эбботт тревожился за свою безопасность, то хан точно так же беспокоился о своей. Уверенный, что русские все еще продолжают продвигаться к его столице с армией, по слухам достигавшей 100 000 человек, он отчаянно искал помощи с любой стороны, поэтому согласился принять британского офицера и рассмотреть его предложения; хотя, если тот действительно шпион, следовало предпринять чрезвычайные меры, чтобы он как можно меньше вызнал про обороноспособность Хивы. На первой из нескольких аудиенций, данных ему ханом, Эбботт представил свои рекомендации вместе с письмом от его гератского начальника майора Тодда. Хотя сам он с неловкостью ощущал, что они мало что дают. «Я был послан под давлением обстоятельств, — писал он позднее, — не имея даже рекомендаций от главы индийского правительства». Хан был явно разочарован содержанием письма Тодда. Он явно надеялся, что Эббота послали, чтобы предложить ему немедленную военную помощь, а не просто передать дружеские пожелания. Эбботт объяснил, что такое важное решение может быть принято отнюдь не майором Тоддом, а лишь британским правительством в Лондоне. Для этого нужно время, а русские очень скоро могут оказаться у ворот Хивы. Существует лишь один способ это предотвратить, и заключается он в том, что хан отошлет домой всех наличных здесь русских рабов и таким образом лишит царя широко объявленного предлога для нападения на Хиву.
Эббот предложил самому отправиться на север вместе с рабами или хотя бы символической их группой, чтобы встретиться с русскими и попытаться обсудить этот вопрос от имени хана. Но весьма наторевший в предательстве властелин Хивы отнесся к его идее с подозрением. В конце концов, хотя много эту тему они не обсуждали, приезжий вполне мог находиться во враждебных отношениях с русскими.
Хан поставил вопрос довольно деликатно. Он спросил: что помешает русским захватить и его, и рабов и продолжить свое наступление? Эбботту пришлось согласиться что гарантии успеха он дать не может. Если Лондон и Санкт-Петербург в Азии являются соперниками, спросил хан то не думает ли Эбботт, что русские его просто убьют? Эбботт объяснил, что две страны не находятся в состоянии войны даже если Британия не хочет видеть Хиву под русской оккупацией, и что каждая держава в столице другого государства держит посла. Русские, добавил он, слишком уважают военную и политическую мощь Британии, чтобы рискнуть причинить неприятности одному из ее подданных. Хан заметил, что к его послам русские никакого уважения не про явили, а просто их арестовали, причем среди них был его собственный брат. Такие вещи, объяснил Эбботт, могут случиться, когда ясно, что возмездия не будет, но Лондон и Санкт-Петербург расположены очень близко друг к другу, а «морская и военная мощь Британии слишком внушительна, чтобы не принимать ее всерьез».
Пока хан обдумывал предложение Эбботта, они перешли к другим вопросам. Вскоре Эбботту стало ясно, что хан весьма смутно представляет относительные размеры Британии, России и его собственного небольшого ханства
«Сколько пушек у России? — спросил он Эбботта Англичанин ответил, что не знает точно, но наверняка очень много. — У меня двадцать пушек, — гордо заявил хан — А сколько пушек у королевы Англии? »
Эбботт объяснил, что у нее так много пушек, что точное число их неизвестно. «Моря бороздят множество английских кораблей, и на каждом от двадцати до ста двадцати пушек самого крупного калибра, — продолжил он. — Ее крепости полны пушек, и еще тысячи лежат на складах. У нас пушек больше, чем у любой другой страны на свете».
«И как часто может стрелять ваша артиллерия?» — спросил хан.
«Наша полевая артиллерия может дать семь выстрелов в
минуту».
«Русские стреляют из своих пушек двенадцать раз в минуту».
«Ваше Величество неверно информировали, — возразил Эбботт. — Я сам служу в артиллерии и знаю, что такая скорострельность невозможна».
«В этом меня уверял персидский посол», — продолжал настаивать хан.
«Тогда неправильно информировали его. Нет на свете более квалифицированных артиллеристов, чем англичане, но если есть возможность выбора, мы никогда не делаем больше четырех выстрелов в минуту. Мы не растрачиваем наши выстрелы понапрасну, а именно так может случиться, если орудие каждый раз не нацеливать заново. Мы считаем не произведенные выстрелы, а число снарядов, поразивших цель».
И все же хан, никогда не видевший современной артиллерии в действии, не имел ни малейшего представления о ее ужасной разрушительной силе против глинобитных укреплений или атакующей кавалерии. Некоторые из министров хана были уверены даже в том, что вполне смогут отразить атаки Перовского, когда тот приблизится к столице. Эбботт заметил, что русские располагают неограниченными ресурсами и если потерпят неудачу в первой попытке освободить рабов, то просто вернутся с гораздо большими силами и хивинцы, как бы храбро они ни сражались, не смогут им противостоять. «В этом случае, — ответил главный министр хана, — если мы погибнем в бою, сражаясь с неверными, то попадем прямо в рай». На какой-то миг Эбботт не нашел, что ответить. Потом спросил: «А ваши женщины? Какой рай обретут ваши жены и дочери в руках русских солдат?» При напоминании об этой неприятной перспективе министры промолчали. Эбботт почувствовал, что ему удалось несколько продвинуться вперед в попытках убедить их, что единственным спасением является освобождение рабов и позволение ему посредничать в переговорах с русскими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171