Большинство мужчин попались во время рыбной ловли на Каспии, тогда как женщин украли в окрестностях Оренбурга. «Все они, похоже, были очень бедны, наперебой меня благодарили, и в целом это была одна из самых приятных обязанностей, которую мне когда-либо доводилось выполнять», — записал Шекспир в тот вечер в дневнике. Но его проблемы были еще далеки от завершения. Несмотря на указ хана о том, что ему следует передать всех русских рабов, ощущалось явное сопротивление со стороны тех, кто заплатил за своих невольников высокую цену. Ведь здоровый раб мужского пола как-никак обходился хозяину в 20 фунтов стерлингов, а то и более — стоимость четырех породистых верблюдов, по оценке Шекспира. В основном через тех, кто уже получил свободу, до него стали доходить сведения, что хозяева удерживают еще много их соотечественников.
К одному такому случаю, касавшемуся двух маленьких детей, его внимание привлекла только что освобожденная отчаявшаяся мать. Обнаружилось, что двое детей, 9-летняя девочка и ее младший брат, находятся в услужении у весьма влиятельной придворной дамы, которая решительно настроена их удержать. После долгих переговоров она согласилась освободить мальчика, но настаивала на том, чтобы оставить девочку. Услышав об этом, обезумевшая мать сказала Шекспиру, что предпочтет остаться в рабстве, чем уехать без своего ребенка. «Затем она стала насмехаться, — писал он, — над моим обещанием освободить ребенка». Это было уже слишком, так что он оседлал лошадь и поехал к хану во дворец. Там главный министр пришел в большое беспокойство, стремясь узнать о причине столь внезапного визита без предупреждения, но Шекспир решил, что будет благоразумнее «оставить его на сей счет в неведении». Он с тревогой ощущал, что требование освободить единственного ребенка может поставить под угрозу исход всей операции. Поэтому он решительно потребовал позволения говорить с ханом лично, а не через посредников, настолько важным было его дело.
Когда его провели к хану, Шекспир попросил, чтобы девочке разрешили уехать вместе с матерью. Хан заверил, что у нее нет желания покидать прекрасный дворец, но Шекспир настаивал, что она еще слишком мала, чтобы понимать, что ей нужно. Какое-то время хан колебался. Потом повернулся к главному министру и довольно раздраженно бросил: «Отдай ему ребенка». Вскоре девочку привели и передали Шекспиру. «Мне редко приходилось видеть более прекрасного ребенка, — писал он в тот вечер в своем дневнике. — Казалось совершенно ясным, что она предназначалась для личного гарема хана». При виде Шекспира, одетого в местный наряд, девочка ошибочно приняла его за работорговца и принялась плакать и кричать. «Ни за что, — кричала она, — ни за что я с ним не пойду». Но по счастью, с Шекспиром был человек, которого она знала и которому доверяла, так что в конце концов она позволила уговорить себя пойти с ним и уселась к нему в седло. На следующее утро благодарная мать привела обоих детей к Шекспиру, чтобы его поблагодарить.
Однако даже теперь с делом было еще не покончено. Предстояло передать еще около двух десятков русских, Шекспиру вновь пришлось обратиться к хану с протестом по поводу того, что его указ игнорируется. Показав ему список тех, кого, по его сведениям, задерживали, Шекспир сказал, что если он не сможет забрать с собой всех русских, то вынужден будет отказаться от этого дела. Он указал, что до тех пор, пока хотя бы один из подданных царя будет оставаться в руках хивинцев, Россия будет иметь предлог для вторжения на их территорию. «Его Величество был поражен моими резкими словами, — отмечает Шекспир, — и отдал своему министру приказ таким тоном, что заставил того вздрогнуть». Он заявил, что каждый, о ком станет известно, что он задерживает русского раба, будет предан смерти. На следующий день мне передали дополнительно еще семнадцать русских, некоторых еще в цепях. Теперь оставалось еще четверо и, наконец, всего лишь один. Староста селения, в котором того держали, пришел к Шекспиру и поклялся на Коране, что тот умер. Но отец его, также бывший раб, настаивал, что тот еще жив и его удерживают против его воли. В конце концов после тщательного обыска в селении русского нашли спрятанным в погребе под амбаром для зерна.
15 августа — через два месяца после прибытия в Хиву — отряд Шекспира был готов двинуться в 500-мильный путь через пустыню к форту Александровск на Каспийском море. Помимо освобожденных рабов — всего их было 416 человек — Шекспира сопровождал выделенный ханом вооруженный эскорт. Хотя тот и издал декрет, что в будущем захват русских в рабство будет наказываться смертью, у Шекспира не было ни малейшего желания увидеть, как рабы снова попадут в руки не признающих никаких законов туркмен. Недавняя история, произошедшая несколько месяцев назад на той же самой дороге с Эбботтом и его отрядом, напоминала о необходимости как вооруженной защиты, так и предельной бдительности.
Когда они выехали из Хивы, их караван представлял необыкновенное зрелище. «Местность была такой открытой, — писал Шекспир, — что верблюды сгрудились и шли дальше вместе, дети и женщины, ехавшие в корзинах на спинах животных, пели и смеялись, мужчины твердо шагали рядом — все считали немногие дни, оставшиеся до того момента, когда они смогут встретиться с соотечественниками». Понятно, что Шекспир мог быть весьма доволен собою: он в одиночку достиг того, чего не смогла добиться тяжеловооруженная русская армия, потерпевшая такое унизительное и оскорбительное поражение. Его смелость и прямота в переговорах со всемогущим ханом, сами по себе весьма рискованные, позволили ему добиться успеха там, где Эбботт потерпел неудачу. «Освобождение этих бедных несчастных удивило туркмен и вызвало у них изумление, — отмечал он, — и я скромно надеялся, что это может явиться зарей новой эры в истории этой нации и что в конце концов имя Британии будет произноситься с благоговением и почтением как страны, положившей конец этому нечеловеческому обычаю и цивилизовавшей туркмен, которые в течение столетий были бичом Центральной Азии ». Казалось, он забыл, в отличие от хана, что хивинцы все еще удерживают в своих руках гораздо более многочисленных, даже если и менее ценных, рабов-персов.
Когда караван приблизился к русской крепости Александровск, Шекспир выслал вперед одного из бывших рабов с написанным по-английски письмом, чтобы предупредить коменданта. Сначала гонца, как это было и с Эбботтом, его соотечественники из крепости приняли весьма подозрительно, так как опасались ловушки. Кроме того, они не совсем поняли письмо Шекспира, ибо известие об освобождении ханом всех русских рабов было, как отмечал английский офицер, «слишком удивительным, чтобы ему можно было поверить».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171