На первых порах нашего супружества, нечто вроде любви, а потом просто жалость к ней я испытывал довольно долго, но постоянными своими попреками и придирками она умудрилась убить во мне все светлые чувства и добрые побуждения моей души.
До придирок сегодня не дошло, и я по-прежнему испытывал к ней нечто вроде сочувствия:
— Послушай, — сказал я, — всю жизнь ты гнула спину на тяжелой работе, не спорю, я загубил твою молодость, я повинен в том, что ты не видела ничего хорошего за время нашего неудачного супружества.
— Еще бы, — согласилась она, — лучшие годы моей жизни я потратила на такое ничтожество как ты!
— Ты видишь, мне подфартило, — сказал я, стараясь терпением нейтрализовать ее ядовитое настроение, — теперь я царь и могу устроить твою жизнь.
Кажется, мой смиренный тон и увещания сработали, и у нее действительно изменилось настроение:
— Шура, — сказала она, — я ведь только тебя люблю и не хочу делить тебя ни с кем.
Это прозвучало довольно убедительно и я, при всем старании, не уловил присущей ей фальши в этих словах.
Все складывалось даже лучше, чем я предполагал, уличать ее во лжи, как это я практиковал раньше, сегодня не было необходимости. Напротив, я и сам вроде растаял от ее сладких речей.
Употреблять ласкательные имена было так несвойственно ей, что на сей раз, это даже меня ввело в заблуждение.
— А тебе не придется делить, — сказал я, — обхватив ее за талию, и мягко поцеловав в губы.
В эту минуту я не помнил оскорбительные прозвища, которыми она меня наделяла. Я сник после первой же атаки, как это часто бывало со мной в прежней жизни, и готов был забыть все: характерная черта неудачников, не умеющих постоять за себя в нужную минуту.
Мне уже не хотелось мстить и обижать. Я действительно почувствовал себя виновным в ее несчастьях — другим везет, а ей попался такой непутевый муж — и потому счел за благо отплатить теперь добром.
Выбью ей должность при дворе, пусть поживет в роскоши остаток жизни.
Я чувствовал себя обязанным обеспечить ее старость. Конечно, если принимать во внимание наши совместные мучения в последние двенадцать лет, вряд ли она заслуживала такого великодушия с моей стороны. Но я незлобив и незлопамятен. Пусть ей будет хорошо, если мне это ничего не стоит. Кроме того, меня задели за живое слова рава Оладьи. Я действительно никому не оказывал, скажем так, конкретной материальной помощи. Но это можно понять — у меня не было средств, и я не мог делать взносы на всевозможные благотворительные акции. И вообще, кажется, ежику понятно — чем богаче человек, тем более он полезен обществу. Все, что я мог сделать для ближнего в прошлой жизни — это поддержать словом, а слово в нашем бумажном, бюрократическом обществе совершенно обесценено политиками и не воспринимается ближним всерьез. Так пусть же теперь, когда у меня есть власть, я украшу чем-либо более конкретным, нежели пустые слова, серые будни близких мне некогда людей.
— Нет, ты не тюфяк! — сказала жена.
Это было приятно слышать. Я расправил плечи, и, любуясь игрой своих бицепсов в зеркале, нажал на кнопку звонка. И пока Типяры не было, я снова взасос поцеловал жену. Странно, возбуждения я при этом не ощутил. Нет, она, конечно, не Машенька и, тем более не Вероника. Может быть, поэтому я не чувствовал себя до сих пор настоящим мужчиной? Она не смогла пробудить во мне мужчину. Обычно говорят обратное — мужчина, де, должен пробудить женщину в женщине, но все это враки. Первооснова всего сущего — женщина. Она может сделать из партнера галантного рыцаря и неутомимого любовника, она же может превратить его в сплошное и убогое ничтожество.
Глава 14
Прибавление семейства
Когда мы оторвались друг от друга, Тип стоял подле нас, и едва заметная тонкая усмешка кривила его губы:
— Мадмуазель оформить как семьсот первую? — подобострастно спросил он, ехидно улыбаясь.
— Мадмуазель никак не надо оформлять, — сказал я, едва сдерживаясь от хорошего пинка в его упругий зад.
— У меня приятная новость, — сообщил Тип, продолжая вилять задом.
— Ну что еще там?
— Поздравляю, Ваше величество, у вас родился сын!
— От кого? — живо подхватила жена.
— От Лолиты-четыреста восемьдесят семь…
— Свинья! — сказала жена и театрально влепила мне сочную оплеуху. Она хотела достать меня ногой, но я, зная ее привычки, мигом взобрался на шкаф.
— Чтоб ты издох! — сказала жена, погрозила мне кулаком, и пошла из столовой.
Мимоходом она уронила Типа и отработанным движением стукнула каблуком по его маршальской голове.
— Послушай, замполит! — обратился я к Типу, когда жена вышла, — тебя бы следовало разжаловать, у тебя на глазах на меня покушаются, и ты не в состоянии что-либо предпринять!
— Виноват, Ваше величество, но вы ведь сами прогнали телохранителей, — Тип нежно ощупывал шишку на затылке.
— Ну хорошо, — примиряюще сказал я, — пристройте ее куда-нибудь и положите хорошую зарплату. Я проверю.
— Будет сделано! — он собрался уходить, но я вовремя задержал его.
— Слышь, лейб-драгун, — сказал я, — что это за новости про моего якобы сына ты рассказывал?
— Странно, что вы спрашиваете об этом, Ваше величество, — делано удивился Тип, — я ведь предупреждал вас, когда вы реквизит принимали, что одна из жен больна гриппом, а другая на сносях. Лолитой ее кличут, порядковый номер 487.
— А че ты мне в глаза-то не смотришь, маршал?
— Ваше величество, я очень даже смотрю в ваши глаза.
— Ну, признавайся, матрос, проводил с ней политическую работу или нет? Я ведь дознаюсь, если уж на то пошло.
Тип мелко задрожал, лоб его покрылся испариной.
— Виноват, Ваше величество, я только раз читал ей лекцию о международном положении.
— И этого было достаточно, чтобы сделать мне наследника.
— Случайно вышло, Ваше величество.
— Случайно говоришь? — я постучал костяшкой пальца по вытянутой головке Типа, — ну для первого раза мы спустим с тебя шкуру на барабан.
— На барабан? — переспросил Тип и смертельно побелел.
— Великолепный будет барабан для эстрадного оркестра.
— Величество! — заорал Тип рыдающим голосом, — случайно вышло, ей-богу!
— Прекрасный будет барабан, — продолжал я живописать его, — ударный инструмент из шкуры маршала, слыхал про такое?
— Пощадите, Ваше величество! Прошу вашего милосердия.
— Что ж ты, ублюдок, портишь жен-то моих?
— Это было до вас, теперь я уже не смею глядеть на них.
— Придется тебе переквалифицироваться, парень, пойдешь у нас по административной линии.
— Ваша воля, но я и в гареме справился бы.
— Ну да, пусти козла в огород… Вот что, паря, сдай ключи от гарема Веронике Абрамовне, а сам принимай дела в канцелярии тайной полиции.
Тип, кажется, не верил ушам своим.
— Да, парень, радуйся, шкуру с тебя снимать передумал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23