- Тебе посыльный принесет от Наисветлейшего порошок. Подсыпишь его шпиону. Понял?
- Но как я это сделаю?! - в отчаянии спросил Сиюминутов.
- А это уж твоя забота. Пригласи его к себе на чашку кофе. Ну и того... Словом, действуй. Все! - Премьер-министр положил трубку.
А Илья Ильич ещё долго лежал с трубкой в руке, лелея в сердце обиду и теша оскорбленное достоинство. Как трудно стало жить истинно интеллигентному человеку среди этого варварства, невежества и хамства. "А судьи кто?!" Ха-ха! Боже, Боже, куда всё катится? К закату. К своему неминуемому закату! Бедное, бедное человечество! Спасти тебя уже нет никакой возможности!
Затем, благополучно проглотив и обиду, и оскорбление, главврач встал, оделся, позавтракал и оправился на работу. В приемной его уже ждал посыльный от Наисветлейшего. Сиюминутов пригласил его в кабинет. Посыльный передал ему небольшой бумажный пакет и, достав из кармана тетрадь, раскрыл её, выложил на стол перед главврачом и деловито сказал:
- Распишитесь в получении.
- Это ещё зачем?! - откровенно струсил Илья Ильич.
- Не знаю, - пожал плечами посыльный. - Мне так велено.
- Кем велено?
- Сам Наимудрейший, Наисветлейший, Лучезарный правитель наш Пантокрин Великий сказал: "Возьми расписку, а то мало ли чего. Путь так и напишет отраву получил, и распишется".
"Экие они там все, право слово, интриганы! - в глубине души возмутился Сиюминутов. - Какие канальи! Этак они меня этой распиской до конца дней будут на крючке держать".
С тяжелым сердцем он написал все, что от него требовалось, расписался и передал тетрадь посыльному. После его ухода главврач вызвал к себе заместителя и дал указание разыскать шпиона и доставить его к нему в кабинет. А сам стал готовиться к встрече, высыпав порошок на дно чашки, предназначавшейся Орлову.
11. Отравление.
Проснулся Григорий глубокой ночью. Свет в бараке был погашен и лишь у входа подслеповато мигала синяя лампочка. Спали здесь неспокойно. Кто-то что-то бессвязно бормотал, кто-то кричал, кто-то молил о помощи. Похоже, что и во сне людей мучили дневные проблемы. Вот влип так влип! По самую, что называется, маковку. Неужели же нет никакого выхода? Неужели всю оставшуюся жизнь гнить в этом сумасшедшем доме? Перспектива, да?! А как там Таня? Он представил, как нелегко ей сейчас. И от бессилия помочь ей ему совсем стало нехорошо. Так паршиво, что дальше некуда. И он заплакал. Натурально разревелся, как какой-нибудь маменькин сынок. И вновь очень и очень пожалел, что не принял предложение Бога. Жил бы сейчас себе со своей Свет-Танюшей в прекрасном белокаменном доме и уже забыл бы и об этом городе, и о Пантокрине, и о его банде, и о нечистой силе. В конце-концов всему есть предел, Как сказал сатана: "Плохо, когда оптимизм граничит с глупостью". Князь тьмы прав, тысячу раз прав. Он, Орлов, переоценил свои возможности. Явно переоценил. Однако, что это он ревет, как худая девчонка. Это совсем никуда не годится. Но сколько он не призывал взять себя в руки, ничего не помогало. Прежде, даже в последние годы и даже в самых патовых ситуациях (уж на что скверно было), он себе этого не позволял, считал ниже своего достоинства до такой степени раскисать. А сейчас ревел, и даже не чувствовал ни стыда, ни угрызений совести. Словом, совсем Орел дошел до ручки, стал постепенно деградировать и превращаться в мокрую курицу. Посмотрели бы на него в эту минуту его КВНовские ребята. Они бы его просто не узнали и прошли мимо. Точно. Все-таки этот мерзавец Пантокрин его переиграл. Впрочем, будь у него такие возможности, как у этого дряхлого правителя, тот бы имя свое забыл и до конца дней своих жалел бы, что родился на свет Божий. Честно.
Но неужели все же нет никакой возможности отсюда вырваться? Если бы была, то такие умные люди, как Березин и Григорьев, обязательно бы до неё додумались. Следовательно, такой возможности действительно нет. Тоска зеленая, да и только! И все же паниковать ещё рано. Нужно думать, как выбраться из этого гадюшника, в смысле, сумасшедшего города.
Он вновь закрыл глаза и попытался уснуть. После нескольких попыток это ему удалось.
Утром Орлов проснулся от дикого завывания сирены. Ничего не понимая спросонок, он вскочил, поспешно оделся, выбежал в проход, где его новые товарищи строились в колону по четыре. Увидев Березина, Григорий подбежал к нему, спросил:
- Что случилось, Роман Маркович?
- Ничего не случилось, - ответил тот. - Начальство известило, что нам пора завтракать.
- А почему сирена?
- У нас по любому поводу сирена, - усмехнулся Березин. - Главврач прежде работал начальником пожарки. Оттуда и принес сюда любовь к пожарным сиренам. Мы к ним уже привыкли.
В это время в барак вбежал куклявый надзиратель и истошно закричал:
- Шпион! Вы не видели шпиона?!
- Что же вы шумите, милейший? - выступил вперед Орлов.
Надзиратель удивленно его рассматривал, будто не верил своим глазам. Затем, почтительно спросил:
- А вы почему здесь, господин шпион?
- А где же мне быть?
- В первом бараке сказали, что вы ушли в какой-то почтовый ящик.
- В почтовый что?
- Ящик.
- И как вы это себе представляете? Я что, - заказное письмо или ценная бандероль?
- Я не знаю, - вконец стушевался надзиратель. - Там так сказали.
- А если бы вам сказали, что я в составе международной экспедиции отправлися, к примеру, на Марс. Чтобы вы тогда стали делать?
- Дык я того, этого... - Лицо куклявого раскалилось, глаза стали совсем никакими. А затем, кожа и мышцы стали стекать на пол. Из горла теперь вырывалось лишь какое-то жалкое бульканье.
- Ну-ну, дружок, успокойся, - пожалел свое детище Березин. - Господин шпион пошутил. Он у нас большой шутник.
Стражник быстро восстановил свой прежний облик и, глядя на ученого, сказал смущенно:
- Извините, отец, меня замкнуло маленько.
- Ничего, бывает, - добродушно похлопал его по плечу Роман Маркович. Так что тебе нужно от господина Орлова?
- Его вызывает главврач.
В кабинете главврача совсем недавно был произведен ремонт. Еще не выветрился запах краски, мастики, клея. Стены были затянуты в светло-коричневую кожу, паркетный пол ослеплял своим великолепием. Слева у ближней стены стоял г-образный диван и журнальный столик, на котором красовалась хрустальная ваза с букетом ярко-желтых лилий, распространяющих резкий пряный запах. По стенам развешены портреты известных людей города. С некоторыми из них Орлову уже приходилось встречаться. Все это впечатляло. Хозяин кабинета, по всему, любил роскошь, знал в ней толк и мог её себе позволить. Но главным достоинством кабинета являлся несомненно большой орехового дерева стол. Внешняя его сторона, обращенная к двери, представляла собой что-то вроде балюстрады. Фигурные столбики были исполнены с такой любовью и таким мастерством, что стол мог быть украшением любой выставки прикладного искусства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
- Но как я это сделаю?! - в отчаянии спросил Сиюминутов.
- А это уж твоя забота. Пригласи его к себе на чашку кофе. Ну и того... Словом, действуй. Все! - Премьер-министр положил трубку.
А Илья Ильич ещё долго лежал с трубкой в руке, лелея в сердце обиду и теша оскорбленное достоинство. Как трудно стало жить истинно интеллигентному человеку среди этого варварства, невежества и хамства. "А судьи кто?!" Ха-ха! Боже, Боже, куда всё катится? К закату. К своему неминуемому закату! Бедное, бедное человечество! Спасти тебя уже нет никакой возможности!
Затем, благополучно проглотив и обиду, и оскорбление, главврач встал, оделся, позавтракал и оправился на работу. В приемной его уже ждал посыльный от Наисветлейшего. Сиюминутов пригласил его в кабинет. Посыльный передал ему небольшой бумажный пакет и, достав из кармана тетрадь, раскрыл её, выложил на стол перед главврачом и деловито сказал:
- Распишитесь в получении.
- Это ещё зачем?! - откровенно струсил Илья Ильич.
- Не знаю, - пожал плечами посыльный. - Мне так велено.
- Кем велено?
- Сам Наимудрейший, Наисветлейший, Лучезарный правитель наш Пантокрин Великий сказал: "Возьми расписку, а то мало ли чего. Путь так и напишет отраву получил, и распишется".
"Экие они там все, право слово, интриганы! - в глубине души возмутился Сиюминутов. - Какие канальи! Этак они меня этой распиской до конца дней будут на крючке держать".
С тяжелым сердцем он написал все, что от него требовалось, расписался и передал тетрадь посыльному. После его ухода главврач вызвал к себе заместителя и дал указание разыскать шпиона и доставить его к нему в кабинет. А сам стал готовиться к встрече, высыпав порошок на дно чашки, предназначавшейся Орлову.
11. Отравление.
Проснулся Григорий глубокой ночью. Свет в бараке был погашен и лишь у входа подслеповато мигала синяя лампочка. Спали здесь неспокойно. Кто-то что-то бессвязно бормотал, кто-то кричал, кто-то молил о помощи. Похоже, что и во сне людей мучили дневные проблемы. Вот влип так влип! По самую, что называется, маковку. Неужели же нет никакого выхода? Неужели всю оставшуюся жизнь гнить в этом сумасшедшем доме? Перспектива, да?! А как там Таня? Он представил, как нелегко ей сейчас. И от бессилия помочь ей ему совсем стало нехорошо. Так паршиво, что дальше некуда. И он заплакал. Натурально разревелся, как какой-нибудь маменькин сынок. И вновь очень и очень пожалел, что не принял предложение Бога. Жил бы сейчас себе со своей Свет-Танюшей в прекрасном белокаменном доме и уже забыл бы и об этом городе, и о Пантокрине, и о его банде, и о нечистой силе. В конце-концов всему есть предел, Как сказал сатана: "Плохо, когда оптимизм граничит с глупостью". Князь тьмы прав, тысячу раз прав. Он, Орлов, переоценил свои возможности. Явно переоценил. Однако, что это он ревет, как худая девчонка. Это совсем никуда не годится. Но сколько он не призывал взять себя в руки, ничего не помогало. Прежде, даже в последние годы и даже в самых патовых ситуациях (уж на что скверно было), он себе этого не позволял, считал ниже своего достоинства до такой степени раскисать. А сейчас ревел, и даже не чувствовал ни стыда, ни угрызений совести. Словом, совсем Орел дошел до ручки, стал постепенно деградировать и превращаться в мокрую курицу. Посмотрели бы на него в эту минуту его КВНовские ребята. Они бы его просто не узнали и прошли мимо. Точно. Все-таки этот мерзавец Пантокрин его переиграл. Впрочем, будь у него такие возможности, как у этого дряхлого правителя, тот бы имя свое забыл и до конца дней своих жалел бы, что родился на свет Божий. Честно.
Но неужели все же нет никакой возможности отсюда вырваться? Если бы была, то такие умные люди, как Березин и Григорьев, обязательно бы до неё додумались. Следовательно, такой возможности действительно нет. Тоска зеленая, да и только! И все же паниковать ещё рано. Нужно думать, как выбраться из этого гадюшника, в смысле, сумасшедшего города.
Он вновь закрыл глаза и попытался уснуть. После нескольких попыток это ему удалось.
Утром Орлов проснулся от дикого завывания сирены. Ничего не понимая спросонок, он вскочил, поспешно оделся, выбежал в проход, где его новые товарищи строились в колону по четыре. Увидев Березина, Григорий подбежал к нему, спросил:
- Что случилось, Роман Маркович?
- Ничего не случилось, - ответил тот. - Начальство известило, что нам пора завтракать.
- А почему сирена?
- У нас по любому поводу сирена, - усмехнулся Березин. - Главврач прежде работал начальником пожарки. Оттуда и принес сюда любовь к пожарным сиренам. Мы к ним уже привыкли.
В это время в барак вбежал куклявый надзиратель и истошно закричал:
- Шпион! Вы не видели шпиона?!
- Что же вы шумите, милейший? - выступил вперед Орлов.
Надзиратель удивленно его рассматривал, будто не верил своим глазам. Затем, почтительно спросил:
- А вы почему здесь, господин шпион?
- А где же мне быть?
- В первом бараке сказали, что вы ушли в какой-то почтовый ящик.
- В почтовый что?
- Ящик.
- И как вы это себе представляете? Я что, - заказное письмо или ценная бандероль?
- Я не знаю, - вконец стушевался надзиратель. - Там так сказали.
- А если бы вам сказали, что я в составе международной экспедиции отправлися, к примеру, на Марс. Чтобы вы тогда стали делать?
- Дык я того, этого... - Лицо куклявого раскалилось, глаза стали совсем никакими. А затем, кожа и мышцы стали стекать на пол. Из горла теперь вырывалось лишь какое-то жалкое бульканье.
- Ну-ну, дружок, успокойся, - пожалел свое детище Березин. - Господин шпион пошутил. Он у нас большой шутник.
Стражник быстро восстановил свой прежний облик и, глядя на ученого, сказал смущенно:
- Извините, отец, меня замкнуло маленько.
- Ничего, бывает, - добродушно похлопал его по плечу Роман Маркович. Так что тебе нужно от господина Орлова?
- Его вызывает главврач.
В кабинете главврача совсем недавно был произведен ремонт. Еще не выветрился запах краски, мастики, клея. Стены были затянуты в светло-коричневую кожу, паркетный пол ослеплял своим великолепием. Слева у ближней стены стоял г-образный диван и журнальный столик, на котором красовалась хрустальная ваза с букетом ярко-желтых лилий, распространяющих резкий пряный запах. По стенам развешены портреты известных людей города. С некоторыми из них Орлову уже приходилось встречаться. Все это впечатляло. Хозяин кабинета, по всему, любил роскошь, знал в ней толк и мог её себе позволить. Но главным достоинством кабинета являлся несомненно большой орехового дерева стол. Внешняя его сторона, обращенная к двери, представляла собой что-то вроде балюстрады. Фигурные столбики были исполнены с такой любовью и таким мастерством, что стол мог быть украшением любой выставки прикладного искусства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83