Иначе он превращается в простую глупость.
Эти слова больно задели Григория, сильно обидели.
"Философы доморощенные! Умники! Что толку в вашем умничании?! Построил вам, умным, хитрован Пантокрин козу из трех пальцев, запер в психушку, вы и умылись. Только и умеете, что красивые слова говорить", - мстительно подумал он.
- Это мы ещё посмотрим кто здесь дурак, а кто не очень!
- Извини, Гриша, я не хотел тебя обидеть, честное слово.
- А что во-вторых? - спросил Орлов, пропустив извинение Григорьева мимо ушей.
- Во-вторых, существуют два входа к понтонам и оба охраняются усиленным нарядом куклявых и нечистой силы. О них знают лишь я, Пантокрин, премьер Грязнов-Водкин, ну и, естественно, нечистые. Даже куклявые, их охраняющие, считают, что охраняют пусковую шахту сверх секретной ракеты.
- А почему всего два входа? Понтонов-то десять? Значит должно быть, как минимум, десять люков.
- Нет. Они соединены друг с другом коридорами и дверьми. Потому всего два входа: северный и южный. И в-третьих, входы закрыты бронированными дверьми с цифровыми замками. Код к ним знает лишь один Пантокрин... Вот такие вот дела, дорогой Григорий Александрович. - Григорьев невесело усмехнулся.
- Дела, действительно, неважнецкие, - вынужден был согласится Орлов. К тому же, если сидеть сложа руки и вздыхать по своей горькой участи, то нам их ни в жизнь не сделать.
- Молодец, Гриша! - похвалил Березин Орлова. - Так нам и надо.
Вечером куклявые стражники принесли праздничный ужин - по миске рисовой каши и по две карамельки "Дунькина радость" и сказали, чтобы они поминали "безвременно ушедшую" девять дней назад жену Пантокрина Фаину Сазоновну.
Известие это было воспринято с воодушевлением, даже с восторгом. Они радовались, как дети горю своего заклятого врага. Первую карамельку съели под всеобщее ликование за то, чтобы Пантокрин тут же отправился вслед за своей супругой. Вторую - чтобы и он и вся его команда провалились прямиком в преисподнюю. Настроение было приподнятое. Поэты сочиняли стихи, предвещавшие скорую и бесславную кончину сатрапа. Композиторы тут же придумывали к ним мелодию. А потом все горланили песни под свист, хохот и улюлюканье. "Геройствовали" они таким образом до полуночи.
Лишь позже узнали, что в этот вечер они разделяли общую радость с Пантокрином. Узнали и прослезились.
А через два дня под вечер в бараке появился сам начальник полиции Кулинашенский. Событие это было неординарным, потому любопытное население барака обступило его плотным кольцом, ждало развития событий. Начальник полиции "погарцевал" перед ними, демонстрирую новехонький парадный китель с золотыми погонами и аксельбандами, затем рявкнул:
- Березин, на выход!
- А куда его вызывают и по какому вопросу? - спросил кто-то из толпы.
Вопрос этот очень не понравился Кулинашенскому. Наливаясь красным и выпучивая глаза, он затопал ногами, заорал пуще прежнего:
- Разговорчики! Совсем обнаглели! Распоясались! В карцер, негодяи, захотели! Я вам его устрою.
По толпе прошел гул неодобрения, она вздрогнула и кольцо вокруг начальника полиции стало медленно сжиматься. Почувствовав реальную опасность быть затянутым в эту, гудящую от напряжения, людскую воронку и бесследно в ней исчезнуть, Кулинашенский струхнул. И сильно струхнул. До дрожи в коленях. До икоты. До головокружения. Багрово-красное начальственное лицо его стало вдруг молочно-белым, болезненным. От страха он перешел на полублатной жаргон.
- Ну что вы, мужики, в натуре, - заискивающе проговорил. - Ну пошутил я. Пошутил. Что вы шуток совсем не понимаете что ли? А вашего Березина сам правитель на консультацию приглашает. Чесслово!
С толпы спало напряжение. Она вполне удовлетворилась и ответом, и покаянием начальника полиции. Толпа была доброй. Из неё выступил Березин, спросил:
- Что ещё за консультация?
- О куклявых. А что-почем конкретно, не знаю. Чесслово!
- Хорошо. Пойдемте, - хмуро проговорил Роман Маркович и направился к выходу.
Вернулся он уже в десятом часу вечера хмурым и неразговорчивым. Ни на кого не глядя, молча съел оставленный ему ужин и полез на нары. Сжигаемый любопытством, Григорий подсел к нему, спросил:
- Зачем он вас вызывал?
- Подонок! - мрачно процедил Березин сквозь зубы.
- Да что случилось-то?! - встревожился Орлов, поняв, что произошло что-то действительно серьезное.
- Мерзавец!
Его упорное нежелание отвечать на вопросы, уже стало надоедать Григорию.
- Похоже, вы, Роман Маркович, хотите поразить меня характеристикой Пантокрина. Не надо. Кто он такой, я нехуже вас знаю. Меня интересует зачем вы ему понадобились?
Березин повернулся, и с ненавистью глядя на Орлова, будто перед ним был не его соратник и преданный друг, а заклятый враг Пантокрин, проговорил:
- Он, негодяй, приказал мне сделать из девушки куклявку! Представляешь!
У Григория защемило сердце, появилось нехорошее предчувствие. Неужели речь шла о Тане?!
- Он называл имя этой девушки? Говорил кто она такая?
- Не помню. Кажется, называл. Не помню.
- Ее не Татьяной зовут?
- Возможно. Не помню... Впрочем, кажется он называл именно это имя. Да-да, определенно это так. Ты её знаешь?
- Молодец! - выдохнул Григорий и почувствовал, как в нем растет гордость за любимую. Уж если Пантокрин прибег к такому способу, значит у него ничего не вышло. - Вы её видели?
- Нет. Но кто она такая? Откуда ты её знаешь?
- Она моя любимая, Роман Маркович. Дороже её у меня никого нет. Если с ней что-то случится, мне не жить.
- Так она - та самая девушка, о которой ты говорил с Создателем?
- Да.
- Наш пострел и здесь поспел! - удивился Березин, заметно повеселев.
- Вы конечно же ответили отказом?
- Разумеется.
- И что вам за это пообещал Пантокрин?
- Он дал мне двадцать четыре часа сроку. Если за это время не передумаю, пообещал вырвать ноздри, выколоть глаза, отрезать язык, отрубить конечности. Если же после всего этого буду продолжать упорствовать, посадить на кол. Вот такие невеселые у меня дела, Гриша. - Березин печально улыбнулся.
- А где её содержат?
- Пантокрин сказал, что в тюрьме.
- В тюрьме. Очень хорошо.
В голове Орлова моментально созрел план. Впереди появился первый проблеск надежды.
- Что в этом хорошего, не понимаю, - пробормотал, сбитый с толку поведением Григория Березин.
- Вы примите предложение Пантокрина, Роман Маркович.
- Ни за что на свете! - безапелляционно заявил Березин и возмущенно посмотрел на Орлова.
Давно следивший за разговором Григорьев подсел поближе, сказал укоризненно:
- Ты что-то действительно того, Гриша.
- И все же, Роман Маркович, вы примите предложение Пантокрина. Это не подлежит обсуждению. Скажите, что сделаете то, что он просит, в обмен на освобождение не только из психушки, но и вообще из города, и вас, и Антона Антоновича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Эти слова больно задели Григория, сильно обидели.
"Философы доморощенные! Умники! Что толку в вашем умничании?! Построил вам, умным, хитрован Пантокрин козу из трех пальцев, запер в психушку, вы и умылись. Только и умеете, что красивые слова говорить", - мстительно подумал он.
- Это мы ещё посмотрим кто здесь дурак, а кто не очень!
- Извини, Гриша, я не хотел тебя обидеть, честное слово.
- А что во-вторых? - спросил Орлов, пропустив извинение Григорьева мимо ушей.
- Во-вторых, существуют два входа к понтонам и оба охраняются усиленным нарядом куклявых и нечистой силы. О них знают лишь я, Пантокрин, премьер Грязнов-Водкин, ну и, естественно, нечистые. Даже куклявые, их охраняющие, считают, что охраняют пусковую шахту сверх секретной ракеты.
- А почему всего два входа? Понтонов-то десять? Значит должно быть, как минимум, десять люков.
- Нет. Они соединены друг с другом коридорами и дверьми. Потому всего два входа: северный и южный. И в-третьих, входы закрыты бронированными дверьми с цифровыми замками. Код к ним знает лишь один Пантокрин... Вот такие вот дела, дорогой Григорий Александрович. - Григорьев невесело усмехнулся.
- Дела, действительно, неважнецкие, - вынужден был согласится Орлов. К тому же, если сидеть сложа руки и вздыхать по своей горькой участи, то нам их ни в жизнь не сделать.
- Молодец, Гриша! - похвалил Березин Орлова. - Так нам и надо.
Вечером куклявые стражники принесли праздничный ужин - по миске рисовой каши и по две карамельки "Дунькина радость" и сказали, чтобы они поминали "безвременно ушедшую" девять дней назад жену Пантокрина Фаину Сазоновну.
Известие это было воспринято с воодушевлением, даже с восторгом. Они радовались, как дети горю своего заклятого врага. Первую карамельку съели под всеобщее ликование за то, чтобы Пантокрин тут же отправился вслед за своей супругой. Вторую - чтобы и он и вся его команда провалились прямиком в преисподнюю. Настроение было приподнятое. Поэты сочиняли стихи, предвещавшие скорую и бесславную кончину сатрапа. Композиторы тут же придумывали к ним мелодию. А потом все горланили песни под свист, хохот и улюлюканье. "Геройствовали" они таким образом до полуночи.
Лишь позже узнали, что в этот вечер они разделяли общую радость с Пантокрином. Узнали и прослезились.
А через два дня под вечер в бараке появился сам начальник полиции Кулинашенский. Событие это было неординарным, потому любопытное население барака обступило его плотным кольцом, ждало развития событий. Начальник полиции "погарцевал" перед ними, демонстрирую новехонький парадный китель с золотыми погонами и аксельбандами, затем рявкнул:
- Березин, на выход!
- А куда его вызывают и по какому вопросу? - спросил кто-то из толпы.
Вопрос этот очень не понравился Кулинашенскому. Наливаясь красным и выпучивая глаза, он затопал ногами, заорал пуще прежнего:
- Разговорчики! Совсем обнаглели! Распоясались! В карцер, негодяи, захотели! Я вам его устрою.
По толпе прошел гул неодобрения, она вздрогнула и кольцо вокруг начальника полиции стало медленно сжиматься. Почувствовав реальную опасность быть затянутым в эту, гудящую от напряжения, людскую воронку и бесследно в ней исчезнуть, Кулинашенский струхнул. И сильно струхнул. До дрожи в коленях. До икоты. До головокружения. Багрово-красное начальственное лицо его стало вдруг молочно-белым, болезненным. От страха он перешел на полублатной жаргон.
- Ну что вы, мужики, в натуре, - заискивающе проговорил. - Ну пошутил я. Пошутил. Что вы шуток совсем не понимаете что ли? А вашего Березина сам правитель на консультацию приглашает. Чесслово!
С толпы спало напряжение. Она вполне удовлетворилась и ответом, и покаянием начальника полиции. Толпа была доброй. Из неё выступил Березин, спросил:
- Что ещё за консультация?
- О куклявых. А что-почем конкретно, не знаю. Чесслово!
- Хорошо. Пойдемте, - хмуро проговорил Роман Маркович и направился к выходу.
Вернулся он уже в десятом часу вечера хмурым и неразговорчивым. Ни на кого не глядя, молча съел оставленный ему ужин и полез на нары. Сжигаемый любопытством, Григорий подсел к нему, спросил:
- Зачем он вас вызывал?
- Подонок! - мрачно процедил Березин сквозь зубы.
- Да что случилось-то?! - встревожился Орлов, поняв, что произошло что-то действительно серьезное.
- Мерзавец!
Его упорное нежелание отвечать на вопросы, уже стало надоедать Григорию.
- Похоже, вы, Роман Маркович, хотите поразить меня характеристикой Пантокрина. Не надо. Кто он такой, я нехуже вас знаю. Меня интересует зачем вы ему понадобились?
Березин повернулся, и с ненавистью глядя на Орлова, будто перед ним был не его соратник и преданный друг, а заклятый враг Пантокрин, проговорил:
- Он, негодяй, приказал мне сделать из девушки куклявку! Представляешь!
У Григория защемило сердце, появилось нехорошее предчувствие. Неужели речь шла о Тане?!
- Он называл имя этой девушки? Говорил кто она такая?
- Не помню. Кажется, называл. Не помню.
- Ее не Татьяной зовут?
- Возможно. Не помню... Впрочем, кажется он называл именно это имя. Да-да, определенно это так. Ты её знаешь?
- Молодец! - выдохнул Григорий и почувствовал, как в нем растет гордость за любимую. Уж если Пантокрин прибег к такому способу, значит у него ничего не вышло. - Вы её видели?
- Нет. Но кто она такая? Откуда ты её знаешь?
- Она моя любимая, Роман Маркович. Дороже её у меня никого нет. Если с ней что-то случится, мне не жить.
- Так она - та самая девушка, о которой ты говорил с Создателем?
- Да.
- Наш пострел и здесь поспел! - удивился Березин, заметно повеселев.
- Вы конечно же ответили отказом?
- Разумеется.
- И что вам за это пообещал Пантокрин?
- Он дал мне двадцать четыре часа сроку. Если за это время не передумаю, пообещал вырвать ноздри, выколоть глаза, отрезать язык, отрубить конечности. Если же после всего этого буду продолжать упорствовать, посадить на кол. Вот такие невеселые у меня дела, Гриша. - Березин печально улыбнулся.
- А где её содержат?
- Пантокрин сказал, что в тюрьме.
- В тюрьме. Очень хорошо.
В голове Орлова моментально созрел план. Впереди появился первый проблеск надежды.
- Что в этом хорошего, не понимаю, - пробормотал, сбитый с толку поведением Григория Березин.
- Вы примите предложение Пантокрина, Роман Маркович.
- Ни за что на свете! - безапелляционно заявил Березин и возмущенно посмотрел на Орлова.
Давно следивший за разговором Григорьев подсел поближе, сказал укоризненно:
- Ты что-то действительно того, Гриша.
- И все же, Роман Маркович, вы примите предложение Пантокрина. Это не подлежит обсуждению. Скажите, что сделаете то, что он просит, в обмен на освобождение не только из психушки, но и вообще из города, и вас, и Антона Антоновича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83