Нена сунула правую руку под форменный передник, достала выкидной нож и, открыв его отработанным движением, поднесла лезвие к тому месту, где подбородок Париса сходился с шеей. То, что в этом месте находится, называется яремная вена. Нена была по меньшей мере огорчена.
– Я не дала разнести тебе башку, и вот твоя благодарность? Да? ВОТ ТВОЯ БЛАГОДАРНОСТЬ!
– П-п-прости, – сказал Парис мягко и тихо, будто боясь разбудить спящего питбуля, который может, проснувшись, перегрызть ему глотку.
Они постояли с минуту, между ними был нож, на одном конце которого – рука Нены, на другом – жизнь Париса.
По дороге мчались машины. Даже не притормаживая. В Лас-Вегасе их ждали казино, так что женщина на обочине, которая вот-вот пустит мужчине кровь, вряд ли могла обратить на себя внимание.
Еще через минуту, растянувшуюся для Париса на целую жизнь, Нена убрала лезвие в титановую рукоятку и спрятала нож обратно под фартук. Злоба в ее глазах сменилась болью.
Парис попробовал внести ясность:
– Я благодарен вам за помощь, но у меня сейчас масса неприятностей. Это не стая морских пехотинцев, желающих открутить мне башку. Я говорю ради вашей же безопасности: вам нельзя оставаться со мной.
– А я останусь.
– Но вам нельзя.
– Возвращаться на "Факторию" мне тоже нельзя, и раз уж я тебя, растяпу, вытащила из этой мясорубки, то с тебя кое-что причитается.
Тут наступила тишина. Был слышен только шум машин на Стрипе.
Нена посмотрела на обступавший их Барстоу, в котором Парис хотел ее бросить. Она сказала:
– Жаль, что я не дала Вику тебя замочить.
Парис вдруг огляделся и увидел то, что видела Нена, – пустоту. Не ту пустоту, в которую он ухнул в Лос-Анджелесе. Пустота Париса, там, позади, выглядела заманчиво – расцвеченная пальмами, солнцем, суетой большого города. Но под этой оболочкой таился унылый вакуум захолустья, где никчемные люди проживают свои никчемные жизни, декорированные германскими машинами, огромными домами и отборными искусственными органами, купив которые можно приблизиться к базовой модели благополучия. Разница между там и здесь состояла в том, что Барстоу не пытался скрыть свою пустоту. Он был слишком горд, чтобы отрекаться от себя самого.
– Садись в машину, – сказал Парис.
Нена, с сарказмом:
– Не желаете ли запихнуть меня силой?
– Давай садись.
– Садись, вылезай, садись, вылезай. – Нена развеселилась. Нена была счастлива. Нена покидала Барстоу. Ее черный рыцарь приехал за ней на ржавом "гремлине".
Они проехали немного, Парис и Нена, искоса поглядывая друг на друга, а потом Парис спросил:
– А нож-то зачем?
– Девушкам приходится защищаться. Ты же видел, с какими людьми я имела дело. Перевестись на почту – это был бы не слабый скачок в карьере.
– У тебя есть нож, ты бьешь людей стальной салфетницей. Ты что, садистка?
Нена пожала плечами, будто раздумывая, потом сказала:
– Нет. Нож – больше для видимости. Вряд ли я смогла бы кого-нибудь пырнуть.
– Зачем ты это сделала – почему мне помогла? – поинтересовался Парис.
– Не уверена, что я сделала это, чтобы тебе помочь. Не совсем. Так получилось. Вик прицепился к тебе, швырнул мне в лицо деньги, я взбесилась.
– Да уж, тут бы любой взбесился, – согласился Парис.
– И вдруг я понимаю, что уже схватила эту салфетницу и, бац, врезала ему. – Нена посмотрела назад, в заднее стекло "гремлина", будто пытаясь увидеть целиком дорогу к "Фактории". – Черт, надеюсь, он выжил. – Она помедлила. – На самом деле...
– И тут ты решила: "Черт подери, хорошо бы обчистить кассу и провести оставшуюся жизнь в бегах".
– Нет, об этом я не думала. Я... – Нена несколько секунд приводила в порядок свои мысли, пытаясь расслабиться и понять, что происходит у нее в голове. Потом сказала: – Мои родители были нелегальные иммигранты...
Парис ее тут же прервал:
– Слушай, знаешь что? Эта информация для меня лишняя. Честное слово.
– Ты спросил.
– Вопрос снимается.
– Я пытаюсь тебе что-то рассказать. Чем-то с тобой поделиться. – Нена заговорила менторским тоном школьной учительницы. – Ты желаешь услышать, чем я хочу с тобой поделиться?
– Через две минуты я включаю радио, даже если ты доберешься только до того, как твои родители продали свои первые апельсины на обочине.
– Отлично, черный расист. Я убила своего белого фанатика-шефа ради черного расиста.
– Да не убила ты его! Валяй свою байку.
Нена устроилась на сиденье поудобнее.
– Мои родители были на нелегальном положении. Сколько себя помню, они всегда скрывались от закона, таская нас с места на место – у меня был брат.
– Был?
Нена ничего не ответила, и Парис подумал, что о брате, который у нее был, он больше не услышит. Нена продолжала:
– Они брались за самую говенную работу, лишь бы не требовалось гражданство. А я всегда думала: "Что за ерунда? Как же погано должно быть в Мексике, если стоит так мучиться за границей?"
– И тут они начинают торговать апельсинами?
– Пошел ты... Три года назад я нанялась на "Факторию". И все три года загибалась. Эта работа убивала меня. Шаг за шагом, день за днем давила из меня жизнь, как соковыжималка. Проработав какое-то время, я врубилась, почему мои родители терпели все то говно, которое на них сваливалось. Проблем было до черта – денег в обрез, надежды и того меньше, – но зато у них было то, чего они никогда не получили бы в Мексике: шанс, возможность. А это дорогого стоит. Не знаю, как ты, но я, если уж из меня выжимают жизнь, не хочу, чтоб ее из меня выжимали задаром.
В ветровое стекло врезался жук. Парис включил "дворники", но стало только хуже.
– Когда я треснула Вика по затылку, – продолжала Нена, – это было как... Ну, я вроде как дышать заново начала. А когда выгребала деньги, у меня вроде как появился еще один шанс купить себе жизнь, еще один шанс найти смысл жизни, а не помереть ни за что.
Парису нечего было добавить к этой истории, сарказм тем более был неуместен. Нена права, и последние двадцать четыре часа его жизни это подтверждали. Если играешь, играй по-крупному. Если умираешь, умирай за что-то.
Они проехали еще немного, молча, но уже не поглядывая друг на друга. Они уже узнали друг о друге достаточно.
Через некоторое время:
– Ну и куда мы двигаемся?
– В Вегас, – сказал Парис.
– В Вегас, – повторила Нена. – Звучит нормально.
* * *
Брайс общалась с клерком "Вестерн юнион".
Клерк "Вестерн юнион" улыбался, как будто он рассчитывал от Брайс что-то получить. Как будто Брайс была единственная на свете сексапильная телка, западающая на парней, которые выглядят сильно моложе своих лет и просиживают штаны на службе, где их основной рабочий инструмент – именная бирка.
Улыбаясь, клерк давал Брайс показания насчет молодого негра по имени Парис, который должен где-то здесь ждать денежного перевода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55