Многие мужчины были обнажены, только на немногих были набедренные повязки. Цендри заметила, как один из мужчин, она была совершенно уверена, что видела его во время состязаний на стадионе, где он горделиво прохаживался и бросал на женщин быстрые взгляды, взял в руку длинное копье. Наконечник его блеснул в свете костра. Мужчина надел на лицо маску и двинулся в море. Он шел до тех пор, пока вода не дошла ему до груди, а затем нырнул. Сразу же в море бросились и другие мужчины, и Цендри услышала всплески.
Лаурина взяла Цендри под руку и повела к одному из костров, вокруг которого в полном молчании уже сидели женщины и не отрывая глаз смотрели на мужчин. Цендри вспомнила, как однажды Миранда говорила, что «в святых водах моря нельзя проливать кровь», но, вероятно, в это время года ловить копьями рыбу разрешалось. «В этот праздник нарушаются все запреты. Или их нужно нарушать?»
Прошло много времени. Цендри видела, как мужчины входили и выходили из воды, слышала всплески и шуршание песка, шлепки выбрасываемой на берег рыбы и блеск ее чешуи. Она видела, как рыбины, сверкая серебристо-голубоватым светом, бились о мокрый песок и затихали. Несколько женщин собрали рыбу, почистили и, завернув в пахучие листья, положили на угли потухающего костра. Вскоре воздух по всему побережью наполнился запахом печеной рыбы и ароматом подгорелых листьев рыбного куста. Ближняя луна, громадная, золотого цвета, проплывала высоко над морем, отбрасывая на его поверхность широкую красноватую полосу. Волны прошли, и море было совершенно спокойным. Цендри посмотрела на блестящий песок, перевела взгляд на темное небо и увидела вторую, дальнюю луну, такого же цвета, как и первая. Слегка затененная облаками, она медленно двигалась почти над самой головой Цендри.
Женщины смотрели, как мужчины выходили из воды и наконечники их копий блестели в ярком лунном свете. Женщины запели, и их песня напомнила Цендри гимн. Она пыталась понять его, но слова были ей незнакомы, она поняла только припев.
«Кровоточащая рана — природа любви».
Кто-то заботливой рукой поставил перед Цендри тарелку с рыбой. Цендри принялась есть, разламывая ее пальцами, как это делали другие. Мужчины к кострам не подходили. «Еда при лунном свете. Очень странно для ритуала совокупления, — думала Цендри. — Какое отношение к плодородию имеет рыба? Хотя, кто знает, какое символическое значение имеет все это — и волны, и лунный свет, темные, торжественные лица мужчин, их тела, пахнущие морем?» Костры догорели, и женщины подвинулись ближе к тлеющим угольям. Они сидели вокруг костров, касаясь друг друга плечами, и Цендри сидела вместе с ними. Никто не произносил ни звука, и Цендри стала клевать носом, но даже сквозь сон она чувствовала возбуждение и томительное ожидание, охватившее женщин. Высоко в небе обе луны неумолимо сближались.
И тут она увидела мужчин. Они шли к кострам, медленно и торжественно. Цендри услышала, как какая-то девушка нервно хихикнула, но ее тут же тихо одернули. Цендри почувствовала, как Лаурина схватила ее руку дрожащими пальцами и стала сжимать все крепче и крепче. И тут Цендри все поняла.
«Вот как происходит близость между мужчинами и женщинами. Очень торжественно, при лунном свете. Поэтому сам ритуал и называется „посещение берега моря“. Как я не догадалась раньше? Ведь Миранда так часто отпускала шутки про рыбу». И вот теперь Цендри была здесь не зрительницей. Она стала участницей этого ритуала. Разум подсказывал ей, что она должна уйти, немедленно бежать отсюда. Но что-то внутри ее, какая-то неведомая часть ее естества, возбужденная и ожидающая, заставляла сидеть ее вместе с остальными женщинами. Цендри охватило странное веселье. «Я же антрополог, — говорила она себе. — Я приехала сюда изучать их обычаи. — Она обрадовалась, найдя нужное объяснение. — То, что я делаю, называется наблюдением с участием».
Мужчины почти подошли к костру. Цендри пыталась унять охватившую ее дрожь, она приказывала себе не паниковать и пройти через все, что с ней должно случиться. «Антрополог не должен ни бояться, ни возмущаться», — мысленно повторяла Цендри и вспомнила, как ее наставник рассказывал, что, когда он изучал одно из самых диких племен, ему пришлось вместе с ними есть человеческое мясо…
Мужчина сел на песок рядом с Цендри. Лица его из-за темноты Цендри не видела, но по голосу, немного хрипловатому, поняла, что это еще почти юноша.
— Именем Богини, благословившей нас посетить берег моря, — произнес он.
Цендри понимала, что это ритуальное приветствие, на которое должен быть свой ответ. Она не знала его, но, видимо, это не имело никакого значения. Юноша обнял Цендри и положил на песок.
Она предполагала, что положение мужчин накладывает отпечаток на их сексуальные связи, она думала, что ей придется выдержать нечто вроде изнасилования, и приготовилась к самому худшему, решив вытерпеть все до конца, но ее страхи рассеялись сразу же. Юноша был с ней очень нежен, не слишком умело, но горячо он принялся ласкать ее, и Цендри прильнула к нему. Она закрыла глаза и жарко отдала себя ему. Ночь, свет лун и страстные стоны возбуждали Цендри еще больше. Совсем рядом лежала Лаурина. Цендри чувствовала, как колышется ее тело, как она тяжело дышит и двигается навстречу входящей в нее мужской плоти. Но вскоре все посторонние звуки исчезли и упоенная желанием Цендри перестала ощущать присутствие остальных.
В уголке сознания Цендри шевелился стыд и удивление. До замужества у нее было не много любовников, а выйдя замуж, она вообще перестала смотреть на других мужчин, поскольку, как и Дал, воспитывалась в моногамном мире, где верность супругов считалась обязательным условием в браке. Цендри почувствовала, что предает Дала, но в самой глубине ее сознания внезапно возникла другая мысль — отдаваться, страстно и безотчетно. И мысль эта отражала все то, что давно копилось в Цендри, искало и не находило своего выхода.
Юноша тихо вздохнул и, не выпуская Цендри из своих крепких объятий, лег рядом. Удовлетворенный, он гладил ее волосы и слегка касался ее груди.
— Меня зовут Йэн, — наконец произнес он. — Скажи свое имя, чтобы я мог вспоминать его, когда вернусь в мужской дом.
— Цендрия, — ответила она, вовремя вспомнив, что все женские имена на Изиде трехсложные.
— Цендрия? — повторил юноша. — Очень странное имя. И очень красивое. Я буду часто вспоминать тебя. — Он положил что-то рядом с Цендри.
Цендри потрогала оставленный юношей предмет, на ощупь она почувствовала, что это какое-то изделие из маленьких кусочков кожи. «Пояс? Повязка на голову?» — подумала она.
— Это мой подарок тебе, — прошептал юноша, крепко поцеловал Цендри и ушел, растворившись в темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Лаурина взяла Цендри под руку и повела к одному из костров, вокруг которого в полном молчании уже сидели женщины и не отрывая глаз смотрели на мужчин. Цендри вспомнила, как однажды Миранда говорила, что «в святых водах моря нельзя проливать кровь», но, вероятно, в это время года ловить копьями рыбу разрешалось. «В этот праздник нарушаются все запреты. Или их нужно нарушать?»
Прошло много времени. Цендри видела, как мужчины входили и выходили из воды, слышала всплески и шуршание песка, шлепки выбрасываемой на берег рыбы и блеск ее чешуи. Она видела, как рыбины, сверкая серебристо-голубоватым светом, бились о мокрый песок и затихали. Несколько женщин собрали рыбу, почистили и, завернув в пахучие листья, положили на угли потухающего костра. Вскоре воздух по всему побережью наполнился запахом печеной рыбы и ароматом подгорелых листьев рыбного куста. Ближняя луна, громадная, золотого цвета, проплывала высоко над морем, отбрасывая на его поверхность широкую красноватую полосу. Волны прошли, и море было совершенно спокойным. Цендри посмотрела на блестящий песок, перевела взгляд на темное небо и увидела вторую, дальнюю луну, такого же цвета, как и первая. Слегка затененная облаками, она медленно двигалась почти над самой головой Цендри.
Женщины смотрели, как мужчины выходили из воды и наконечники их копий блестели в ярком лунном свете. Женщины запели, и их песня напомнила Цендри гимн. Она пыталась понять его, но слова были ей незнакомы, она поняла только припев.
«Кровоточащая рана — природа любви».
Кто-то заботливой рукой поставил перед Цендри тарелку с рыбой. Цендри принялась есть, разламывая ее пальцами, как это делали другие. Мужчины к кострам не подходили. «Еда при лунном свете. Очень странно для ритуала совокупления, — думала Цендри. — Какое отношение к плодородию имеет рыба? Хотя, кто знает, какое символическое значение имеет все это — и волны, и лунный свет, темные, торжественные лица мужчин, их тела, пахнущие морем?» Костры догорели, и женщины подвинулись ближе к тлеющим угольям. Они сидели вокруг костров, касаясь друг друга плечами, и Цендри сидела вместе с ними. Никто не произносил ни звука, и Цендри стала клевать носом, но даже сквозь сон она чувствовала возбуждение и томительное ожидание, охватившее женщин. Высоко в небе обе луны неумолимо сближались.
И тут она увидела мужчин. Они шли к кострам, медленно и торжественно. Цендри услышала, как какая-то девушка нервно хихикнула, но ее тут же тихо одернули. Цендри почувствовала, как Лаурина схватила ее руку дрожащими пальцами и стала сжимать все крепче и крепче. И тут Цендри все поняла.
«Вот как происходит близость между мужчинами и женщинами. Очень торжественно, при лунном свете. Поэтому сам ритуал и называется „посещение берега моря“. Как я не догадалась раньше? Ведь Миранда так часто отпускала шутки про рыбу». И вот теперь Цендри была здесь не зрительницей. Она стала участницей этого ритуала. Разум подсказывал ей, что она должна уйти, немедленно бежать отсюда. Но что-то внутри ее, какая-то неведомая часть ее естества, возбужденная и ожидающая, заставляла сидеть ее вместе с остальными женщинами. Цендри охватило странное веселье. «Я же антрополог, — говорила она себе. — Я приехала сюда изучать их обычаи. — Она обрадовалась, найдя нужное объяснение. — То, что я делаю, называется наблюдением с участием».
Мужчины почти подошли к костру. Цендри пыталась унять охватившую ее дрожь, она приказывала себе не паниковать и пройти через все, что с ней должно случиться. «Антрополог не должен ни бояться, ни возмущаться», — мысленно повторяла Цендри и вспомнила, как ее наставник рассказывал, что, когда он изучал одно из самых диких племен, ему пришлось вместе с ними есть человеческое мясо…
Мужчина сел на песок рядом с Цендри. Лица его из-за темноты Цендри не видела, но по голосу, немного хрипловатому, поняла, что это еще почти юноша.
— Именем Богини, благословившей нас посетить берег моря, — произнес он.
Цендри понимала, что это ритуальное приветствие, на которое должен быть свой ответ. Она не знала его, но, видимо, это не имело никакого значения. Юноша обнял Цендри и положил на песок.
Она предполагала, что положение мужчин накладывает отпечаток на их сексуальные связи, она думала, что ей придется выдержать нечто вроде изнасилования, и приготовилась к самому худшему, решив вытерпеть все до конца, но ее страхи рассеялись сразу же. Юноша был с ней очень нежен, не слишком умело, но горячо он принялся ласкать ее, и Цендри прильнула к нему. Она закрыла глаза и жарко отдала себя ему. Ночь, свет лун и страстные стоны возбуждали Цендри еще больше. Совсем рядом лежала Лаурина. Цендри чувствовала, как колышется ее тело, как она тяжело дышит и двигается навстречу входящей в нее мужской плоти. Но вскоре все посторонние звуки исчезли и упоенная желанием Цендри перестала ощущать присутствие остальных.
В уголке сознания Цендри шевелился стыд и удивление. До замужества у нее было не много любовников, а выйдя замуж, она вообще перестала смотреть на других мужчин, поскольку, как и Дал, воспитывалась в моногамном мире, где верность супругов считалась обязательным условием в браке. Цендри почувствовала, что предает Дала, но в самой глубине ее сознания внезапно возникла другая мысль — отдаваться, страстно и безотчетно. И мысль эта отражала все то, что давно копилось в Цендри, искало и не находило своего выхода.
Юноша тихо вздохнул и, не выпуская Цендри из своих крепких объятий, лег рядом. Удовлетворенный, он гладил ее волосы и слегка касался ее груди.
— Меня зовут Йэн, — наконец произнес он. — Скажи свое имя, чтобы я мог вспоминать его, когда вернусь в мужской дом.
— Цендрия, — ответила она, вовремя вспомнив, что все женские имена на Изиде трехсложные.
— Цендрия? — повторил юноша. — Очень странное имя. И очень красивое. Я буду часто вспоминать тебя. — Он положил что-то рядом с Цендри.
Цендри потрогала оставленный юношей предмет, на ощупь она почувствовала, что это какое-то изделие из маленьких кусочков кожи. «Пояс? Повязка на голову?» — подумала она.
— Это мой подарок тебе, — прошептал юноша, крепко поцеловал Цендри и ушел, растворившись в темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92