..
Тут Кукан был совершенно искренен — по крайней мере в отношении всего того, что ему приходилось говорить и делать после своей первой «большой» отсидки. Общение с прокурором, адвокатской братией и сливками криминального сообщества Федерации приучило его быть до предела осторожным в высказываниях, особенно в таких, которые чья-нибудь неопытная душа могла бы расценить как руководство к действию. Столь строгое отношение к тому, что постоянно норовило сорваться у него с языка, дорого давалось Кэну. Было, по сути дела, подвигом. Бесчисленное количество раз ему приходилось, наступая на горло собственному честолюбию и гордости, воздерживаться от того, чтобы не ткнуть зарвавшегося поца носом в элементарнейшую глупость, лежащую в основе затеваемой им операции. И столь же бесчисленное число раз ему приходилось благодарить Всемогущего бога за то, что он дал ему силы на такое воздержание. Слишком уж это ответственное дело — давать советы. Но это знают только те, кому хоть раз приходилось за это расплачиваться. Сегодня же наступил его звездный час: господь свел его сразу с пятью (это не считая Псов) оболтусами, которым без его — Кэна Кукана — совета и маневра явно суждено было в ближайшие час-полтора отдать богу душу гораздо раньше установленных природой сроков.
— А потому я говорю вот что. — Кукан решительно выставил вперед свое единственное оружие — указательный палец. — Нам здесь — с вашими ножиками, ребята, с парой зверюг и с двумя хлопушками на руках не продержаться против шестерых взрослых бандитов с бластерами. Я уж не говорю о том, что не детское это дело. И не женское. — Он бросил почти извиняющийся взгляд на Анну. — Хорошо, конечно, играть в казаки-разбойники, но поверьте мне, старому авантюристу: бывают ситуации, когда самая правильная политика — вовремя уносить ноги. У нас с вами — как раз такой случай. А поэтому делать мы с вами будем на самом деле вот что...
Кэн убедился, что все пятеро его собеседников (и двое Псов вместе с ними) достаточно внимательно слушают его.
— Сейчас же, не дожидаясь Знамения Господня, мы расстыкуемся с этой чертовой летучей крепостью и на максимальном ускорении драпанем отсюда вниз, на планету. Там никто не тронет нас — это уже сфера юрисдикции Народов Чура. Как говорится, черт не выдаст, свинья не съест. Шишел — есть такой штукарь-одиночка— так любил говаривать. Вслед нам палить не станут — нет для этого никаких оснований. А там, на поверхности, уже вовсе другой разговор пойдет. Главное, что без стволов под нос сования. Там же, до кучи, и с этим субчиком разобраться легче будет. — Кэн небрежно кивнул головой в сторону Клини, который от такой перспективы тут же съежился.
Ким с тревогой окинул взглядом аудиторию: оба подростка с Чура с застывшими лицами угрюмо, но далеко не враждебно смотрели на «старину Лесли». Что у них было на уме, Киму оставалось только догадываться. Вполне можно было допустить, что такой вот ускоренный вариант возвращения на родную планету их устраивал. Что до разборок с Нелюдью, то они, скорее всего, предпочтут оставить решение этой проблемы десятку хорошо вооруженных и знающих свое дело людей с крейсера. Их собственная честь была полностью сохранена: они — именно они, как говорится, «без дураков», одержали победу над противником, освободили попавший в руки ненавистной Нелюди космический корабль, везут с собой ценного «языка». Бог весть что решил бы предпринять он сам — Ким Яснов, — окажись на месте этих двоих юных людей Чура...
А Валька?
Сидит, мрачно уставившись под ноги. А ноги эти не достают — самую малость, но все же не достают до ребристого пола рубки. Должно быть, мешает невесомость. Ведь ему — Вальке Старцеву — еще так мало лет натикало. И ему обидно, очень обидно будет никогда больше не встретиться со своими родителями, до которых он так долго добирался через добрую половину Обитаемого Космоса. А такое может случиться, то, что он не увидит их больше, в том случае, если агент на контракте «пойдет на принцип» и ввяжется в затею с обменом заложников. Ввяжется сам и втянет их всех — здесь, в рубке, сгрудившихся — вслед за ним, дураком... То, что сейчас наговорил Кэн, конечно, обидно для мальчишечьей души. Но... Но в том-то и дело, что сейчас он уже перестает быть мальчишкой — Валька Старцев.
За несколько последних часов он видел кровь и ужас. Видел, как легко вычеркивают из жизни людей. Людей взрослых и закаленных — не чета ему... И то, что действительно серьезной драки — случись она тут — ему не выдержать, он уже прекрасно понял. А если ему и хочется забыть об этом своем понимании, то эти его самую чуточку не дотягивающиеся до пола ноги напоминают ему об этом.
Нет, самое лучшее для Вальки сейчас оказаться на Чуре, где его, почти как своего, встретят старшие друзья Гана и Фора. А через какие-то несколько часов он увидит отца и мать. Настоящих, живых. Сможет говорить с ними. Даст себе расслабиться. Может, даже расплачется на плече кого-то из них... Пожалуй, выбор Вальки Старцева ясен.
А Анна?
Ким встретился глазами с сопровождающей. Взгляд ее был тревожен. Впрочем, задаваться вопросами тут бессмысленно: сопровождающая она и есть сопровождающая. Ее главная задача — живыми и невредимыми доставить этих двух подростков на их родину. Вместе с их Псами. Пусть даже эти подростки — не совсем подростки, а их Псы — не совсем Псы. И никакой риск здесь не уместен...
Ким перевел взгляд на Клини.
Вот уж кого, видно, никакой вариант не устраивал: ни возвращение в руки подельников теперь, когда он так страшно оскандалился, ни передача в руки людей Чура, по слухам, отнюдь не приверженных гуманным стандартам ведения суда и следствия. То, что Ким прочитал в глазах Раймона Клини, называлось одним словом — «безнадега». И безнадега эта была для похоронного агента полнейшей.
Ни противником, ни союзником в возникшем споре Клини уже не был. И быть не мог.
Вот только Псы и оставались. Застывшие в нише под пультом навигатора, напряженные, ко всему готовые звери. И, как ни странно, именно в глазах этих настороженно ощетинившихся тварей Ким прочитал уверенную решимость биться до конца. На своих хозяев Оррн и Ширра посматривали неодобрительно, а на Кукана — так и вовсе враждебно. И если для Кэна эти взгляды не значили ровным счетом ничего, то Ган с Фором от них чувствовали себя заметно неловко. Казалось, что они испытывали перед Псами стыд за что-то. Цепляясь за кресла и углы пультов, мальчишки подплыли к ним, сгрудились и, словно оправдываясь перед зверюгами, заговорили на их языке — языке тихого рыка, пощелкивания зубами, поскуливания...
Ким с удивлением отметил, что Валька, до того сидевший безучастно и даже как-то отрешенно, вдруг очнулся и тревожно стал прислушиваться к ним, словно пытаясь понять, о чем это там переговариваются его приятели со своими Псами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Тут Кукан был совершенно искренен — по крайней мере в отношении всего того, что ему приходилось говорить и делать после своей первой «большой» отсидки. Общение с прокурором, адвокатской братией и сливками криминального сообщества Федерации приучило его быть до предела осторожным в высказываниях, особенно в таких, которые чья-нибудь неопытная душа могла бы расценить как руководство к действию. Столь строгое отношение к тому, что постоянно норовило сорваться у него с языка, дорого давалось Кэну. Было, по сути дела, подвигом. Бесчисленное количество раз ему приходилось, наступая на горло собственному честолюбию и гордости, воздерживаться от того, чтобы не ткнуть зарвавшегося поца носом в элементарнейшую глупость, лежащую в основе затеваемой им операции. И столь же бесчисленное число раз ему приходилось благодарить Всемогущего бога за то, что он дал ему силы на такое воздержание. Слишком уж это ответственное дело — давать советы. Но это знают только те, кому хоть раз приходилось за это расплачиваться. Сегодня же наступил его звездный час: господь свел его сразу с пятью (это не считая Псов) оболтусами, которым без его — Кэна Кукана — совета и маневра явно суждено было в ближайшие час-полтора отдать богу душу гораздо раньше установленных природой сроков.
— А потому я говорю вот что. — Кукан решительно выставил вперед свое единственное оружие — указательный палец. — Нам здесь — с вашими ножиками, ребята, с парой зверюг и с двумя хлопушками на руках не продержаться против шестерых взрослых бандитов с бластерами. Я уж не говорю о том, что не детское это дело. И не женское. — Он бросил почти извиняющийся взгляд на Анну. — Хорошо, конечно, играть в казаки-разбойники, но поверьте мне, старому авантюристу: бывают ситуации, когда самая правильная политика — вовремя уносить ноги. У нас с вами — как раз такой случай. А поэтому делать мы с вами будем на самом деле вот что...
Кэн убедился, что все пятеро его собеседников (и двое Псов вместе с ними) достаточно внимательно слушают его.
— Сейчас же, не дожидаясь Знамения Господня, мы расстыкуемся с этой чертовой летучей крепостью и на максимальном ускорении драпанем отсюда вниз, на планету. Там никто не тронет нас — это уже сфера юрисдикции Народов Чура. Как говорится, черт не выдаст, свинья не съест. Шишел — есть такой штукарь-одиночка— так любил говаривать. Вслед нам палить не станут — нет для этого никаких оснований. А там, на поверхности, уже вовсе другой разговор пойдет. Главное, что без стволов под нос сования. Там же, до кучи, и с этим субчиком разобраться легче будет. — Кэн небрежно кивнул головой в сторону Клини, который от такой перспективы тут же съежился.
Ким с тревогой окинул взглядом аудиторию: оба подростка с Чура с застывшими лицами угрюмо, но далеко не враждебно смотрели на «старину Лесли». Что у них было на уме, Киму оставалось только догадываться. Вполне можно было допустить, что такой вот ускоренный вариант возвращения на родную планету их устраивал. Что до разборок с Нелюдью, то они, скорее всего, предпочтут оставить решение этой проблемы десятку хорошо вооруженных и знающих свое дело людей с крейсера. Их собственная честь была полностью сохранена: они — именно они, как говорится, «без дураков», одержали победу над противником, освободили попавший в руки ненавистной Нелюди космический корабль, везут с собой ценного «языка». Бог весть что решил бы предпринять он сам — Ким Яснов, — окажись на месте этих двоих юных людей Чура...
А Валька?
Сидит, мрачно уставившись под ноги. А ноги эти не достают — самую малость, но все же не достают до ребристого пола рубки. Должно быть, мешает невесомость. Ведь ему — Вальке Старцеву — еще так мало лет натикало. И ему обидно, очень обидно будет никогда больше не встретиться со своими родителями, до которых он так долго добирался через добрую половину Обитаемого Космоса. А такое может случиться, то, что он не увидит их больше, в том случае, если агент на контракте «пойдет на принцип» и ввяжется в затею с обменом заложников. Ввяжется сам и втянет их всех — здесь, в рубке, сгрудившихся — вслед за ним, дураком... То, что сейчас наговорил Кэн, конечно, обидно для мальчишечьей души. Но... Но в том-то и дело, что сейчас он уже перестает быть мальчишкой — Валька Старцев.
За несколько последних часов он видел кровь и ужас. Видел, как легко вычеркивают из жизни людей. Людей взрослых и закаленных — не чета ему... И то, что действительно серьезной драки — случись она тут — ему не выдержать, он уже прекрасно понял. А если ему и хочется забыть об этом своем понимании, то эти его самую чуточку не дотягивающиеся до пола ноги напоминают ему об этом.
Нет, самое лучшее для Вальки сейчас оказаться на Чуре, где его, почти как своего, встретят старшие друзья Гана и Фора. А через какие-то несколько часов он увидит отца и мать. Настоящих, живых. Сможет говорить с ними. Даст себе расслабиться. Может, даже расплачется на плече кого-то из них... Пожалуй, выбор Вальки Старцева ясен.
А Анна?
Ким встретился глазами с сопровождающей. Взгляд ее был тревожен. Впрочем, задаваться вопросами тут бессмысленно: сопровождающая она и есть сопровождающая. Ее главная задача — живыми и невредимыми доставить этих двух подростков на их родину. Вместе с их Псами. Пусть даже эти подростки — не совсем подростки, а их Псы — не совсем Псы. И никакой риск здесь не уместен...
Ким перевел взгляд на Клини.
Вот уж кого, видно, никакой вариант не устраивал: ни возвращение в руки подельников теперь, когда он так страшно оскандалился, ни передача в руки людей Чура, по слухам, отнюдь не приверженных гуманным стандартам ведения суда и следствия. То, что Ким прочитал в глазах Раймона Клини, называлось одним словом — «безнадега». И безнадега эта была для похоронного агента полнейшей.
Ни противником, ни союзником в возникшем споре Клини уже не был. И быть не мог.
Вот только Псы и оставались. Застывшие в нише под пультом навигатора, напряженные, ко всему готовые звери. И, как ни странно, именно в глазах этих настороженно ощетинившихся тварей Ким прочитал уверенную решимость биться до конца. На своих хозяев Оррн и Ширра посматривали неодобрительно, а на Кукана — так и вовсе враждебно. И если для Кэна эти взгляды не значили ровным счетом ничего, то Ган с Фором от них чувствовали себя заметно неловко. Казалось, что они испытывали перед Псами стыд за что-то. Цепляясь за кресла и углы пультов, мальчишки подплыли к ним, сгрудились и, словно оправдываясь перед зверюгами, заговорили на их языке — языке тихого рыка, пощелкивания зубами, поскуливания...
Ким с удивлением отметил, что Валька, до того сидевший безучастно и даже как-то отрешенно, вдруг очнулся и тревожно стал прислушиваться к ним, словно пытаясь понять, о чем это там переговариваются его приятели со своими Псами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109