Доктор Бедоян расплакался, так как забыл принести с собой фотоаппарат. Счастливчик утешил его, заметив, что фотографии все равно были бы конфискованы, как совершенно секретные.
– Да, скорее всего, – сказал доктор Бедоян, слегка приободрившись. Он показал рукой на Пана, который заставлял девочек хихикать, щекоча их большими пальцами ног. – В конце концов, ни братья Райт, ни Кэртис, ни Линдберг, ни любой из космонавтов-людей сроду не удержали бы на ногах сразу четырех девушек. Голову даю на отсечение.
– Для компании Пан – золотой человек! – сказал Счастливчик.
Золотой человек закончил свое первое путешествие с живым грузом у ящика с джином. Стоя на одной руке, он другой рукой передавал бутылки наверх – девушкам. Затем выдул еще одну бутылку сам.
– Док, сколько джина может выпить шимпанзе? – спросил Горилла.
– Тс-с, – сказал доктор Бедоян. – Ни одна из девушек не заметила, что это шимпанзе. Наверно, когда они были помоложе, им приходилось обслуживать предвыборные партийные съезды выше по побережью… Так вот, Горилла, сколько он может выпить, никто не знает. При нынешних пайках, отпускаемых на лабораторных животных, такого эксперимента не проведешь, и я более чем уверен, что мне надлежало бы вытащить стетоскоп и сфигмограф, чтобы через равные промежутки времени обследовать своего пациента и делать заметки. Но я давным-давно уже пришел к заключению, что… Я, кажется, читаю лекцию.
– Продолжайте, – сказал Счастливчик. – Немного образованности военно-морскому флоту США не повредит.
– Невосприимчивость к алкоголю растет с увеличением индекса веселья в компании, – продолжал доктор Бедоян. – Это я заметил. Другими словами, если настроение мерзкое, с ног валят даже три рюмки. А если на душе хорошо, тебя ничем не проймешь.
– Для человека, который окончил колледж, вы довольно наблюдательны, – сказал Счастливчик.
– Док – хороший малый. Кончай! – рявкнул начальническим басом Горилла.
– Есть, мичман.
– А ты, Пан, – сказал Горилла, – одолжи мне одну девочку.
На нем была нижняя рубаха, серые брюки и черные ботинки. Он снял свои красиво блестевшие ботинки и аккуратно поставил их в сторону, чтобы на них не наступили. Затем нагнулся, поплевал на руки и стал на них.
– Фло, садись Горилле на ноги, – приказал Пан.
– Мне нравится, как ты щекочешься, – воспротивилась Фло.
Но Пан был неумолим.
– А ну, побыстрей. Мы хотим устроить гонки.
Доктор Бедоян пробормотал, что Горилла не так уж молод, но мичман уже стоял на руках и двигал коленями то в одну, то в другую сторону, устанавливая равновесие и выбирая стойку, которая позволила бы ему затем двигаться быстро и долго.
Фло слезла со ступней Пана и пошла к Горилле, но она была расстроена.
– Мы с девочками пришли все вместе, и мы так и любим быть вместе, – сказала она. Слезы оставляли полоски на ее уже размазавшемся гриме. – Я не люблю бросать подруг.
– Мне следовало бы сделать химический анализ этих жемчужных капель, – сказал Счастливчику доктор Бедоян. – Наука несет сегодня невосполнимые потери. Может быть, впервые женщина плачет чистым джином.
– Я знал одну бабенку в Рио, которая никогда ничего не пила, кроме чистого рома, – сказал Счастливчик. – Ни воды, ни чая, ни кофе. Только ром. Аптекарский помощник Мэйт сказал, что она отдаст концы очень скоро, но всякий раз, когда мы заходили в порт, она была здоровехонька и продолжала пить ром.
– Потрясающе, – согласился доктор Бедоян. – Иногда я жалею, что не бессмертен – хотелось бы исследовать все то, на что науке не хватает времени… Поглядите на нашего друга Гориллу.
Горилла, пыхтя, одолевал круг; с каждым шагом он все больше проигрывал дистанцию Пану, но проигрывал с достоинством.
Когда Пан вышел на последнюю прямую, Горилла отставал от него всего на четверть круга.
Никто не заметил, как отворилась дверь парадной комнаты, которую как-то не догадались запереть. Все осознали это только тогда, когда послышался властный рык: “Смир-рно!”
Состязание прекратилось, так и не выявив победителя.
Но ведь никто и не делал никаких ставок, разве что спорили на стакан джина, полученного на дармовщинку.
Поскольку во флоте на старшин обычно не рявкают, то Горилла не потерял ни головы, ни равновесия, ни девочки, сидевшей на его согнутых ногах. Он осторожно опустил ее на пол, встал сам на ноги и изобразил небрежный морской вариант стойки по команде “смирно”.
– Вы моряк? – спросил генерал Билли Магуайр. – Если вы моряк, отдайте честь.
– Я без головного убора, сэр, – сказал Горилла.
– Ладно, ладно, – пролаял генерал. – Не вступайте в пререкания. А вы, доктор… что за панибратство с нижними чинами?
– Я на гражданской службе, – сказал доктор Бедоян.
Пан на прощанье ущипнул каждую из трех девочек и опустил их на пол. Затем он кувыркнулся несколько раз и оказался лицом к лицу с генералом.
Генерал Магуайр был в предписанной наставлениями летней форме одежды – камвольной рубашке с короткими рукавами, отутюженных коричневых брюках и снежно-белом тропическом шлеме с приклепанной или привинченной спереди кокардой. Его звезды сияли – по одной на каждом уголке отложного воротничка, а орденские ленточки были без единой морщинки – все четыре ряда.
Пан протянул руку и задумчиво пощупал звезду, прикрепленную справа.
– Это животное пьяно! – сказал генерал Магуайр.
Пан сорвал звезду, пожевал ее, шевеля широкими губами, раскусил пополам и выплюнул.
Генерал Уилфред (Билли) Магуайр был храбрым человеком. Не было такого кресла в Пентагоне, в которое он побоялся бы усесться, имея на руках официальное предписание; когда-то он даже удачливо участвовал в сражениях, зная, что это необходимо для его послужного списка.
И теперь он доказал налогоплательщикам, что не зря учился в Уэст-Пойнте – он не отступил ни на шаг, хотя, безусловно, был первым на своем курсе, допустившим, чтобы его знак различия пострадал от обезьяньих зубов.
– Доктор, вы здесь старший? – спросил он.
– Я, – ответил доктор Бедоян.
– Вас послали сюда получить факты, информацию от этой… этого шимпанзе. Вот как вы ее получаете?!
– Да, сэр. Втираюсь к нему в доверие. Усыпляю бдительность.
Генерал Магуайр с шумом выдохнул воздух.
– Может быть, вы и гражданский человек, доктор, но вы изволите состоять на службе у правительства Соединенных Штатов, у которого я не без влияния.
– Какой ужасный синтаксис, – сказал Пан Сатирус. Это были его первые слова с тех пор, как генерал прервал веселую вечеринку.
– Что?!
Худощавый генерал был вовсе не склонен к апоплексии, однако вид у него был такой, что казалось, вот-вот его хватит удар.
– У меня был однажды сторож, который изучал английский язык. Он взялся за это, чтобы продвинуться по службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39