Вряд ли я смогу проделывать это намного медленнее, чем сейчас.
– Только не снимай туфли, – напомнил Скотт.
– А как же мне снимать чулки, не снимая туфель? Аннабел еще не закончила говорить, когда зазвонил телефон. Она застыла на месте, впившись в него глазами.
– Надо было оставить трубку снятой, – сказал Скотт. – Не обращай внимания.
– Я не могу, милый. Я дала им твой телефон. Они сказали, что все может решиться сегодня, еще до наступления вечера. – Аннабел подбежала к телефону. – Алло! Да… Меня? Он, как чудесно! – Она обернулась к Скотту: – Ты слышал? Выбрали меня!
– Поздравляю, – отозвался Скотт без особого энтузиазма. Он знал, что начиная с этого дня Аннабел постоянно будет в центре всеобщего внимания, с ней будут носиться, осыпать комплиментами. Уже сегодня вечером о ней заговорит весь Нью-Йорк, и симпатичные парни, с которыми ей придется общаться по работе, будут звонить ей, посылать цветы и приглашать в ресторан.
Аннабел закружилась по комнате, раскинув руки.
– Как мы отметим это, Скотт?
– Давай поженимся, – твердо ответил Скотт. Аннабел, удивленная, остановилась:
– Ты это серьезно?
– Я тебе докажу, что да.
Спустя некоторое время Скотт сказал, высунув растрепанную голову из-под смятых простыней:
– Я не могу идти к алтарю с ложью на устах.
– В каком смысле?
– Я никогда не был в Гонконге.
– Значит, ты сам выдумал всю эту сексуальную чушь?!
– Не совсем… Ой! Ой! Мой брат работает на фирме, импортирующей игрушки, и однажды его послали на полгода в Гонконг. Вот он потом и рассказывал все эти странные истории… Ой!
Глава 10
Вторник, 27 мая 1958года
Клер, всегда мечтавшая посмотреть, как делается кино, упросила одного из своих знакомых по Олдермастонскому маршу раздобыть для нее гостевое приглашение на съемочную площадку. Стив, крупный, спокойный молодой человек, был художником-графиком и работал над титрами нового фильма, в основе которого лежала история из девятнадцатого века, изобиловавшая морскими приключениями.
Пока Клер добиралась до верфи Карджилл – одной из уже не использовавшихся территорий лондонских доков на Темзе, сразу же за Тауэрским мостом, – она совсем продрогла. День стоял солнечный, но холодный, скорее мартовский, чем майский, и Клер не раз пожалела, что не захватила с собой шарф: в костюме из зеленого твида и макинтоше от Берберри она все-таки чувствовала себя неуютно. Стив представил ее как независимую журналистку, после чего она, стараясь не бросаться в глаза, примостилась в сторонне, возле штабеля бочек, где в ожидании начала съемок стояли и сидели актеры в костюмах девятнадцатого века.
В течение всей предыдущей недели на студии „Пайнвуд" шли павильонные съемки; теперь они были закончены, и оставалось отснять несколько эпизодов на натуре. Предполагалось, что дело происходит в порту Ливерпуля, но оказалось, что снимать там невозможно, поскольку старые ливерпульские доки занесены илом, поэтому местом съемок была избрана верфь Карджилл, находившаяся на отшибе от тех доков, что еще работали.
Фильм назывался „Пшеничные гонки" и повествовал о двух братьях-соперниках. Старший, в поисках приключений, стал пиратом; младший, обаятельный молодой человек, слыл добрым и хорошим парнем, но по ходу дела оказывалось, что это не более чем личина. Получив в наследство трехмачтовую торговую шхуну, братья начали с того, что занялись перевозками, и понемногу, где праведными, где неправедными путями, создали целую фрахтовую империю, после чего младший принялся усиленно вытеснять из нее старшего. Накал страстей достигал максимума в эпизодах гонок с грузом пшеницы вокруг мыса Горн, когда братья, каждый на борту своего корабля, яростно боролись за первенство, а также за благосклонность супруги шкипера третьего судна.
Актеры, одетые моряками, разговаривали с режиссером – худым, болезненного вида человеком в дорогих джинсах. Лучше всех Клер был слышен голос Уильяма Холдена, игравшего старшего брата. Джастин Уоттон, стройный, гибкий, с золотисто-рыжей шевелюрой, лишь недавно стал получать крупные роли. В „Пшеничных гонках" он играл младшего из братьев-соперников. С ними сидела также Симона Синьоре, исполнявшая роль жены третьего шкипера.
Холден спорил с режиссером по поводу эмоциональной окраски одной из сцен:
– Если Симона будет так на меня смотреть, каждому тут же станет ясно, что она без памяти влюблена в меня!
Забыв о холоде, Клер завороженно наблюдала за актерами. Детально разобрав сцену, они дважды прошли ее, внося небольшие поправки.
Режиссер открыл было рот, чтобы скомандовать: „Мотор!" – но остановился:
– Здесь нужно навалить еще бочек, а то вон на том здании вполне современное окно попадает в поле зрения камеры. Надо закрыть его!
Клер, все еще стоявшая возле штабеля пустых бочек, посторонилась, чтобы не мешать кинувшейся к ним группе ассистентов, а потом снова заняла свое прежнее место.
Наконец все было сделано, хлопушка – на сей раз с надписью „Дубль 2" – снова установлена перед камерой.
– Мотор! – подал команду режиссер. Клер вскрикнула.
Ее кто-то толкнул в спину, она сорвалась с места и со всего размаху шлепнулась. Сверху на нее рухнуло чье-то тяжелое тело. Вокруг грохотали, подпрыгивая на булыжниках, раскатившиеся бочки.
– Черт бы вас всех побрал! – загремел прямо над ухом Клер мужской бас. – Кто так складывает бочки? Они же едва держались! Если бы я не оттолкнул эту девушку, ей бы все кости переломало!
Спаситель Клер наконец-то освободил ее от своего весьма немалого веса и помог ей подняться. Перед ней стоял крупный, уже не первой молодости мужчина с обветренным лицом, веселыми черными глазами и целой шапкой вьющихся черных волос, волосы курчавились и на его запястьях, и на груди под распахнутым воротом рубашки. Незнакомец внимательно посмотрел на ободранные руки Клер, ее грязное лицо и перепачканную одежду.
– Пойдемте-ка в костюмерную. Сейчас вызовем врача.
Выговор у него был явно американский.
– О, не стоит беспокоиться насчет врача. Мне просто нужно привести себя в порядок.
– Позовите врача! – приказал мужчина. Он хотел удостовериться, что девушка не получила никаких серьезных повреждений – предосторожность на тот случай, если ей потом вдруг вздумалось бы потребовать компенсацию под каким-нибудь фальшивым предлогом когда он улыбнулся, Клер заметила, что зубы у него кривоваты – хотя, очевидно, его самого это обстоятельство не слишком заботило, в отличие от других присутствовавших на съемочной площадке американцев, чьи великолепные, безупречно ровные зубы явно недешево обошлись их хозяевам.
Через час Клер снова была на съемочной площадке, но на сей раз ее усадили на полотняный складной стул самого режиссера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Только не снимай туфли, – напомнил Скотт.
– А как же мне снимать чулки, не снимая туфель? Аннабел еще не закончила говорить, когда зазвонил телефон. Она застыла на месте, впившись в него глазами.
– Надо было оставить трубку снятой, – сказал Скотт. – Не обращай внимания.
– Я не могу, милый. Я дала им твой телефон. Они сказали, что все может решиться сегодня, еще до наступления вечера. – Аннабел подбежала к телефону. – Алло! Да… Меня? Он, как чудесно! – Она обернулась к Скотту: – Ты слышал? Выбрали меня!
– Поздравляю, – отозвался Скотт без особого энтузиазма. Он знал, что начиная с этого дня Аннабел постоянно будет в центре всеобщего внимания, с ней будут носиться, осыпать комплиментами. Уже сегодня вечером о ней заговорит весь Нью-Йорк, и симпатичные парни, с которыми ей придется общаться по работе, будут звонить ей, посылать цветы и приглашать в ресторан.
Аннабел закружилась по комнате, раскинув руки.
– Как мы отметим это, Скотт?
– Давай поженимся, – твердо ответил Скотт. Аннабел, удивленная, остановилась:
– Ты это серьезно?
– Я тебе докажу, что да.
Спустя некоторое время Скотт сказал, высунув растрепанную голову из-под смятых простыней:
– Я не могу идти к алтарю с ложью на устах.
– В каком смысле?
– Я никогда не был в Гонконге.
– Значит, ты сам выдумал всю эту сексуальную чушь?!
– Не совсем… Ой! Ой! Мой брат работает на фирме, импортирующей игрушки, и однажды его послали на полгода в Гонконг. Вот он потом и рассказывал все эти странные истории… Ой!
Глава 10
Вторник, 27 мая 1958года
Клер, всегда мечтавшая посмотреть, как делается кино, упросила одного из своих знакомых по Олдермастонскому маршу раздобыть для нее гостевое приглашение на съемочную площадку. Стив, крупный, спокойный молодой человек, был художником-графиком и работал над титрами нового фильма, в основе которого лежала история из девятнадцатого века, изобиловавшая морскими приключениями.
Пока Клер добиралась до верфи Карджилл – одной из уже не использовавшихся территорий лондонских доков на Темзе, сразу же за Тауэрским мостом, – она совсем продрогла. День стоял солнечный, но холодный, скорее мартовский, чем майский, и Клер не раз пожалела, что не захватила с собой шарф: в костюме из зеленого твида и макинтоше от Берберри она все-таки чувствовала себя неуютно. Стив представил ее как независимую журналистку, после чего она, стараясь не бросаться в глаза, примостилась в сторонне, возле штабеля бочек, где в ожидании начала съемок стояли и сидели актеры в костюмах девятнадцатого века.
В течение всей предыдущей недели на студии „Пайнвуд" шли павильонные съемки; теперь они были закончены, и оставалось отснять несколько эпизодов на натуре. Предполагалось, что дело происходит в порту Ливерпуля, но оказалось, что снимать там невозможно, поскольку старые ливерпульские доки занесены илом, поэтому местом съемок была избрана верфь Карджилл, находившаяся на отшибе от тех доков, что еще работали.
Фильм назывался „Пшеничные гонки" и повествовал о двух братьях-соперниках. Старший, в поисках приключений, стал пиратом; младший, обаятельный молодой человек, слыл добрым и хорошим парнем, но по ходу дела оказывалось, что это не более чем личина. Получив в наследство трехмачтовую торговую шхуну, братья начали с того, что занялись перевозками, и понемногу, где праведными, где неправедными путями, создали целую фрахтовую империю, после чего младший принялся усиленно вытеснять из нее старшего. Накал страстей достигал максимума в эпизодах гонок с грузом пшеницы вокруг мыса Горн, когда братья, каждый на борту своего корабля, яростно боролись за первенство, а также за благосклонность супруги шкипера третьего судна.
Актеры, одетые моряками, разговаривали с режиссером – худым, болезненного вида человеком в дорогих джинсах. Лучше всех Клер был слышен голос Уильяма Холдена, игравшего старшего брата. Джастин Уоттон, стройный, гибкий, с золотисто-рыжей шевелюрой, лишь недавно стал получать крупные роли. В „Пшеничных гонках" он играл младшего из братьев-соперников. С ними сидела также Симона Синьоре, исполнявшая роль жены третьего шкипера.
Холден спорил с режиссером по поводу эмоциональной окраски одной из сцен:
– Если Симона будет так на меня смотреть, каждому тут же станет ясно, что она без памяти влюблена в меня!
Забыв о холоде, Клер завороженно наблюдала за актерами. Детально разобрав сцену, они дважды прошли ее, внося небольшие поправки.
Режиссер открыл было рот, чтобы скомандовать: „Мотор!" – но остановился:
– Здесь нужно навалить еще бочек, а то вон на том здании вполне современное окно попадает в поле зрения камеры. Надо закрыть его!
Клер, все еще стоявшая возле штабеля пустых бочек, посторонилась, чтобы не мешать кинувшейся к ним группе ассистентов, а потом снова заняла свое прежнее место.
Наконец все было сделано, хлопушка – на сей раз с надписью „Дубль 2" – снова установлена перед камерой.
– Мотор! – подал команду режиссер. Клер вскрикнула.
Ее кто-то толкнул в спину, она сорвалась с места и со всего размаху шлепнулась. Сверху на нее рухнуло чье-то тяжелое тело. Вокруг грохотали, подпрыгивая на булыжниках, раскатившиеся бочки.
– Черт бы вас всех побрал! – загремел прямо над ухом Клер мужской бас. – Кто так складывает бочки? Они же едва держались! Если бы я не оттолкнул эту девушку, ей бы все кости переломало!
Спаситель Клер наконец-то освободил ее от своего весьма немалого веса и помог ей подняться. Перед ней стоял крупный, уже не первой молодости мужчина с обветренным лицом, веселыми черными глазами и целой шапкой вьющихся черных волос, волосы курчавились и на его запястьях, и на груди под распахнутым воротом рубашки. Незнакомец внимательно посмотрел на ободранные руки Клер, ее грязное лицо и перепачканную одежду.
– Пойдемте-ка в костюмерную. Сейчас вызовем врача.
Выговор у него был явно американский.
– О, не стоит беспокоиться насчет врача. Мне просто нужно привести себя в порядок.
– Позовите врача! – приказал мужчина. Он хотел удостовериться, что девушка не получила никаких серьезных повреждений – предосторожность на тот случай, если ей потом вдруг вздумалось бы потребовать компенсацию под каким-нибудь фальшивым предлогом когда он улыбнулся, Клер заметила, что зубы у него кривоваты – хотя, очевидно, его самого это обстоятельство не слишком заботило, в отличие от других присутствовавших на съемочной площадке американцев, чьи великолепные, безупречно ровные зубы явно недешево обошлись их хозяевам.
Через час Клер снова была на съемочной площадке, но на сей раз ее усадили на полотняный складной стул самого режиссера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86