. Митроха глядел на поющих женщин, старых и молодых. Головы их были покрыты платочками. Шелковыми, газовыми... разными. И были они все разные. Красивые и некрасивые. Но лицо каждой из певчих было серьезно и - такого слова Митроха ранее не употреблял - о-ду-хо-тво-ре-но. Он полюбовался на женщин и полетел к алтарным воротам. В раскрытых створках он увидал четверых священников, они окружили престол и, растянув над ним золотое парчовое полотнище, делали им некое колыхание. И тут Митроху что-то затормозило. Он не смог влететь туда сквозь алтарные ворота. И остановившись, стал пятиться и полетел назад. Назад и направо - туда, где стоял гроб. В котором лежал он - в новеньком камуфляже и с медалью "За отвагу" на груди.
- Ах, ну и приснилось мне...
- Что приснилось, дорогой? - спросила тетя Люба, санитарка, некрасивая добрая женщина, без которой большинство из них - раненых и неподвижных не могли теперь обойтись, без ее ловких и добрых рук, трижды в день заботливо вынимающих из-под их жарких тел холодный белый фаянс госпитального инвалидного мини-унитаза...
- Да вот приснилось, что в церкви я летал...
- Это душа твоя летала.
- И как будто умер я...
- Ну, значит, не скоро теперь помрешь.
- А вот летел, летел, а в алтарь - не могу...
- Знаешь, когда выпишешься, сходи-ка ты в церковь, сержант Митрохин божий человек.
Глава 7
...В стороне слышу карканье ворона,
Различаю впотьмах труп коня...
Погоняй, погоняй! Тень Печорина
По следам догоняет меня.
Я.П.Полонский
Этот странный случай, похоже, подстегнул раненого горца, и он стал выздоравливать быстрее, или, как говорил Федор, "здоровел злее". Басаргин уже мало обращал внимания на своего питомца. Маленький мальчик натешился игрушечным джигитом, бросил его среди прочих солдатиков, мечтая о другой игрушке, которую увидел у счастливого соседа. Федор же приобрел в лице Ахмаза замечательного собеседника, который слушал внимательно, не перебивая, а реагировал всегда непосредственно и правильно. К тому же Дмитрию Ивановичу Пятница был не нужен, а Федор тайно о нем мечтал. С каждым днем он чувствовал, что скоро его "дикого, но верного друга" отошлют в крепость для обмена или еще куда, а он опять останется "на острове один". Поручик Басаргин очень бы удивился, узнав, что при распределении ролей из бессмертного романа Даниэля Дефо ему досталась роль острова, любимого, спасительного, но все же бездушного природного объекта.
- В этих краях туземных, Дмитрий Иванович, все на бабе держится, говорил Федор, суетясь по хозяйству. - Пока казаки в засаде сидят, стерегут сами не знают чего, бабы ихние и девки в полях да огородах. Весь дом на них, весь достаток от них. И у дикарей, чеченов, ваварцев тож, все от баб. Дикость их тоже от баб. Наш-то Ахмаз пожил с нами, так смирным стал, обходительным, любо дорого на человека смотреть. А вот деваха эта чеченская, что у казака Фомки живет, как была кошкой одичалой, так ей и осталась. Чуть Ахмазу глаза не повыцарапала! А за что?! От дикости!
- Ты так думаешь?! - Басаргина на этот раз заинтересовали слова Федора, хотя обычно он пропускал его монологи мимо ушей.
- А что же тут еще думать, Дмитрий Иванович? Я Ахмаза давеча спрашивал: знает он ее, ал и нет? Тот только головой оцарапанной мотал. А он мне, Дмитрий Иванович, брехать не будет. Потому я так про этот случай думаю. Учуяла эта кошка в нем непонятное: по виду - свой чечен, а по душе - уже чужой. Вот и кинулась на него, как на чужого кота, шерсть ему драть.
- Так ты думаешь, что Ахмаз совсем уж своим стал?
- Да уж не меньше, чем казаки эти баламуты! Разве ж с ними можно, с чертями, душевно, к примеру, поговорить? Скалятся только, прохвосты, и перемигиваются. Пустой народец! А Ахмаз вот душевно ко всему тянется, слушает, понимает...
- Может, ты его, Федор, еще и покрестишь?
- А зря вы смеетесь, Дмитрий Иванович! Во всей станице этой есть один казак умственный...
- Дед Епишка, небось? Пьяница старый?
- Он и есть. Не без греха, конечно, но человек знающий, пожилой. Вот он любит рассказывать, что мусульмане так же, как и мы, в Иисуса веруют.
- Это и я тебе могу рассказать. Только наш Перун и Велес ближе к православной вере, чем их Коран, хоть там даже про Иисуса сказано.
- Как же так, Дмитрий Иванович?
- А так! Вера - не только в букве закона Божьего, а и в духе народа. Там ее истоки, потому народ ею жив. А если бы все так просто было - князь Владимир, мол, почесал лысину, дай, думает, чтобы винцом можно было баловаться, покрещусь, - рухнуло бы все здание давно. Так что про Ахмаза и не думай. Их Иса - не Иисус. Голгофа наша - льдом схвачена и снегом занесена. Бабы в платках, мужики в лаптях, Христос в простой, домотканой рубахе... А ты - Иса, Иса... Иди-ка ты, Федор, черкеску бурую почисти. Хочу ее Ахмазу отдать. Пора ему...
Выехали они затемно. Федор суетился как-то особенно, колыхал, снуя по комнате, пламя свечи. Увязав свою стряпню в узелок, долго указывал Ахмазу, что съесть наперед, пока не остыло, а что оставить на дальнюю дорогу. Он дошел с ними до околицы, думал расцеловаться со своим питомцем на прощанье, даже руки протянул, но чеченец только рукой махнул и что-то сказал гортанно.
Федор, заметив усмешку все понимающего Басаргина, сделал вид, что хотел поправить какую-то часть конского снаряжения, но так и не выбрал какую.
- Жди меня вскорости, - наказал ему поручик, и они скрылись за косматыми кронами деревьев.
- Нехристь дикая! - плюнул в сердцах Федор, но, одумавшись, перекрестил темный воздух, который поглотил уже всадников, и проговорил старательно Христову молитву.
- Прав, Дмитрий Иванович, - неспешно поплыл вдоль темных плетней его сердитый голос, - чужак и есть чужак. Волк он, серый разбойник. Выходишь его, как кутенка, с рук выкормишь. А он заслышит вой своей стаи, только хвостом махнет, а удерживать станешь - и руку отхватит. Глотку не перерезал? И на том тебе спасибо, Пятница...
Басаргин с Ахмазом ехали молча. Поручик думал уже о другом романтическом в высшей степени деле, которое волновало его молодую кровь, обещая то самое утоление гордости, которое он почитал за счастье. Ахмаз же вдыхал расширившимися ноздрями ветер с Терека, пил полными легкими дым горных селений и стужу далеких горных ледников. Горная страна властно возвращала его себе, как свою на время утерянную собственность, и дух горца был захвачен восторгом этого возвращения.
Так они добрались до брода, которые возникают кое-где по течению Терека в это время года. Здесь кони их заволновались, ожидая переправы, всадники же не спешили.
- Пора прощаться, Ахмаз, - сказал Басаргин, - война еще будет долгая. Всякое может на ней случиться. Могу я в тебя пулю выпустить, можешь ты в меня. Кто в бою разберет! Потому давай простим друг друга заранее, если что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67