Но простим ее, друзья мои, у нее уважительная причина. Наша Генриетта сегодня рожает, и все семейство с утра в клинике… Минуточку… – губернатор с озабоченным видом прильнул к наушнику.
– Генриэтта – его дочь? – шепотом спросила Таня у Колина.
Ответить он не успел – дядюшка Джеф торжественно поднял руки и провозгласил:
– Радостная весть, друзья мои! Генриэтта благополучно разрешилась от бремени. Три мальчика и пять девочек, шесть черных и два палевых…
Восторженный рев публики и шквал аплодисментов заглушил дальнейшие слова губернатора. Оркестр грянул туш. Дядюшка Джеф в сопровождении свиты спустился в зал принимать поздравления. До кружка, центр которого составляли Таня и Колин, Робинсон добрался уже несколько потрепанным.
– Господин губернатор, позвольте представить вам миссис Таню Розен и моего русского друга мистера Рафаловича… – начал Колин.
– Колин, надутый британец, будь проще, здесь Калифорния! – Губернатор похлопал его по плечу, пожал руку Лене и с заметным удовольствием расцеловал Таню в обе щеки, после чего отошел на полшага и лукаво погрозил ей пальцем, похожим на сосиску. – Наташа Кютюзофф! В сцене, где вы получаете известие о гибели мужа, моя старушка прослезилась. А мой друг Горби сказал, что такой правдивой картины о русских моряках он не видел даже у себя в России… Милая Таня, мы ведь почти соседи, заезжайте как-нибудь на барбекью и стаканчик калифорнийского, будем рады…
Он вручил Тане пластиковую визитку и двинулся дальше.
– Ты покорила дядюшку Джефа, – шепнул Колин. – На моей памяти он никому еще не давал своих визиток.
На месте, где только что стоял губернатор, появился высокий светловолосый мужчина лет тридцати пяти – сорока. Он сразу напомнил Тане кого то очень знакомого.
«Это же Дэвид Боуи! – догадалась Таня, – надо же, как молодо выглядит. Хотя при нынешней косметологии… Подтяжки, золотые нити…»
– Здравствуйте, Таня, – произнес «Дэвид Боуи».
– Здравствуйте… – Она не сразу сообразила, что незнакомец, похожий на Боуи, обратился к ней по-русски.
– Меня зовут Нил Баренцев. Вы меня вряд ли помните. Я учился с вашим первым мужем Иваном и бывал у вас на Беринга…
– Нил… Ах, Боже мой, Нил! Конечно же, я вас помню! Как там Иван, как Ленинград?
– Не знаю. Я, собственно, покинул Россию намного раньше вас, еще при Андропове. Но дело не во мне, вас очень хочет видеть одна молодая особа…
Нил шагнул в сторону, и Тане на шею с визгом бросилась молоденькая коротко стриженая брюнетка в бальном платье цвета морской волны.
– Девушка, что вы… – Таня опешила от такого неожиданного проявления чувств.
– Мама, мама Таня!
– Нютка! – Таня принялась тискать блудное дитя, покрывать лицо дочки поцелуями. – Ты! Подстриглась, покрасилась, я и не узнала… Куда пропала, чего не звонила?!..
– Мама-мама-мама, я так соскучилась…
– Колин, вот это и есть моя дочь Энн, про которую ты много слышал. Нюта, это…
– Колин Фитцсиммонс, мама, ну кто же не знает Колина Фитцсиммонса! Здравствуйте, у нас еще не показывают ваше кино с мамой, но много пишут…
– Энн учится в Швейцарии, в Женеве, – пояснила Таня. – Будущий историк.
– Вот и нет, вот и нет! – воскликнула Нюта. – Я перевелась на медицинский! Буду детским врачом… Мама, мама, мама, я так рада, так рада… – Она вновь обняла Таню за плечи и закружила на месте, благо оркестр играл «Венский вальс». – Парам, парам, парам-пам-пам…
– Так не годится, надо разбить вашу дамскую пару, – вмешался Фитцсиммонс – Мадемуазель, вы позволите…
Он галантно подал Нюте руку, и они, вальсируя на ходу, двинулись к центру зала. Таню тут же подхватил оказавшийся тут как тут культовый режиссер Твентин Карантино.
Нил с улыбкой проводил взглядом танцующих и отправился к одной из импровизированных барных стоек выпить чего-нибудь легкого. Выполнив свою миссию, он не собирался задерживаться здесь надолго. Как правильно заметил Гейл Блитс, шумные и многолюдные собрания, пусть даже и состоящие сплошь из знаменитостей, были не в его вкусе, и если бы не Нюта… Кстати, вот и она – так самозабвенно зажигает с Антонио Бандерильясом, будто выросла в латинском квартале под звуки самбы и руэды. Да и Таня не отстает, так и извивается в черных лапищах знаменитого рэпера, как его, Айс Крим, что ли?.. Боже мой, как они похожи, мама и дочка…
Он увлекся созерцанием и не замечал, что и сам уже несколько минут был объектом пристального наблюдения – сверху, с галереи, сквозь круглые очки на него неотрывно смотрел Элиас Клингзор, новый секретарь леди Морвен.
* * *
– Джо, дорогой, прошу вас, успокойтесь, мне кажется, вы принимаете все слишком близко к сердцу…
– О да, простите, мадам, разумеется, подобную ситуацию надо ведь принимать далеко… далеко от сердца, не так ли? – Высокий, нескладный, длинноносый, в черном иолуфраке Джо Цорес поразительно походил на грача. Заложив руки за спину, он нервно мерил шагами малую переговорную. – Это ведь всего-навсего сделка, обыкновенная взаимовыгодная сделка… Немножко шантажа, немножко подкупа, немножко угроз – и все в порядке, можно идти под венец с человеком, которого ненавидишь и презираешь…
– Чем же это я заслужила вашу ненависть и презрение, Джо?
– А я не о вас говорю, я о себе… – Джо остановился, стукнул себя ладонью в грудь. – Мне сорок пять лет. Следующей весной мне будет сорок шесть, еще через год – сорок семь. У меня четыре искусственных зуба, лысая макушка, мешки под глазами и отвратительная кожа. Я слепой как крот и три раза проходил курс лечения от депрессии… Я не сделал в жизни ничего, чем мог бы не то что гордиться, а хотя бы вспомнить с удовлетворением. Многообещающий юрист Джозеф Цорес! В единственном деле, которое ему доверили вести, перепутал папки и вместо иска к страховой компании вчинил иск налоговой службе Соединенных Штатов, после чего был с позором изгнан из корпорации. Международный финансист Джозеф Цорес, куратор «венгерского проекта», принесшего два миллиарда чистого убытка и вошедшего во все учебники как образец бестолкового менеджмента! Новеллист и драматург Джозеф Цорес, чья пьеса продержалась на Бродвее целых полтора вечера, а весь тираж сборника юмористических рассказов после разгромных рецензий в «Тайме», «Пост» и «Нью-Йоркере» был тайком выкуплен и уничтожен автором!.. И вы, вы, блистательно умная, ослепительно красивая леди голубых кровей, хотите сказать, что можете без ненависти и презрения взирать на этого урода, на эту бездарь, на эту жертву генетической ошибки?!
– Представьте себе, могу… – Леди Морвен медленно поднялась с диванчика, сделала два шага навстречу Джо, дружески взяла его за руку, отчего он вздрогнул, как наэлектризованный. – Давайте-ка присядем и поговорим спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Генриэтта – его дочь? – шепотом спросила Таня у Колина.
Ответить он не успел – дядюшка Джеф торжественно поднял руки и провозгласил:
– Радостная весть, друзья мои! Генриэтта благополучно разрешилась от бремени. Три мальчика и пять девочек, шесть черных и два палевых…
Восторженный рев публики и шквал аплодисментов заглушил дальнейшие слова губернатора. Оркестр грянул туш. Дядюшка Джеф в сопровождении свиты спустился в зал принимать поздравления. До кружка, центр которого составляли Таня и Колин, Робинсон добрался уже несколько потрепанным.
– Господин губернатор, позвольте представить вам миссис Таню Розен и моего русского друга мистера Рафаловича… – начал Колин.
– Колин, надутый британец, будь проще, здесь Калифорния! – Губернатор похлопал его по плечу, пожал руку Лене и с заметным удовольствием расцеловал Таню в обе щеки, после чего отошел на полшага и лукаво погрозил ей пальцем, похожим на сосиску. – Наташа Кютюзофф! В сцене, где вы получаете известие о гибели мужа, моя старушка прослезилась. А мой друг Горби сказал, что такой правдивой картины о русских моряках он не видел даже у себя в России… Милая Таня, мы ведь почти соседи, заезжайте как-нибудь на барбекью и стаканчик калифорнийского, будем рады…
Он вручил Тане пластиковую визитку и двинулся дальше.
– Ты покорила дядюшку Джефа, – шепнул Колин. – На моей памяти он никому еще не давал своих визиток.
На месте, где только что стоял губернатор, появился высокий светловолосый мужчина лет тридцати пяти – сорока. Он сразу напомнил Тане кого то очень знакомого.
«Это же Дэвид Боуи! – догадалась Таня, – надо же, как молодо выглядит. Хотя при нынешней косметологии… Подтяжки, золотые нити…»
– Здравствуйте, Таня, – произнес «Дэвид Боуи».
– Здравствуйте… – Она не сразу сообразила, что незнакомец, похожий на Боуи, обратился к ней по-русски.
– Меня зовут Нил Баренцев. Вы меня вряд ли помните. Я учился с вашим первым мужем Иваном и бывал у вас на Беринга…
– Нил… Ах, Боже мой, Нил! Конечно же, я вас помню! Как там Иван, как Ленинград?
– Не знаю. Я, собственно, покинул Россию намного раньше вас, еще при Андропове. Но дело не во мне, вас очень хочет видеть одна молодая особа…
Нил шагнул в сторону, и Тане на шею с визгом бросилась молоденькая коротко стриженая брюнетка в бальном платье цвета морской волны.
– Девушка, что вы… – Таня опешила от такого неожиданного проявления чувств.
– Мама, мама Таня!
– Нютка! – Таня принялась тискать блудное дитя, покрывать лицо дочки поцелуями. – Ты! Подстриглась, покрасилась, я и не узнала… Куда пропала, чего не звонила?!..
– Мама-мама-мама, я так соскучилась…
– Колин, вот это и есть моя дочь Энн, про которую ты много слышал. Нюта, это…
– Колин Фитцсиммонс, мама, ну кто же не знает Колина Фитцсиммонса! Здравствуйте, у нас еще не показывают ваше кино с мамой, но много пишут…
– Энн учится в Швейцарии, в Женеве, – пояснила Таня. – Будущий историк.
– Вот и нет, вот и нет! – воскликнула Нюта. – Я перевелась на медицинский! Буду детским врачом… Мама, мама, мама, я так рада, так рада… – Она вновь обняла Таню за плечи и закружила на месте, благо оркестр играл «Венский вальс». – Парам, парам, парам-пам-пам…
– Так не годится, надо разбить вашу дамскую пару, – вмешался Фитцсиммонс – Мадемуазель, вы позволите…
Он галантно подал Нюте руку, и они, вальсируя на ходу, двинулись к центру зала. Таню тут же подхватил оказавшийся тут как тут культовый режиссер Твентин Карантино.
Нил с улыбкой проводил взглядом танцующих и отправился к одной из импровизированных барных стоек выпить чего-нибудь легкого. Выполнив свою миссию, он не собирался задерживаться здесь надолго. Как правильно заметил Гейл Блитс, шумные и многолюдные собрания, пусть даже и состоящие сплошь из знаменитостей, были не в его вкусе, и если бы не Нюта… Кстати, вот и она – так самозабвенно зажигает с Антонио Бандерильясом, будто выросла в латинском квартале под звуки самбы и руэды. Да и Таня не отстает, так и извивается в черных лапищах знаменитого рэпера, как его, Айс Крим, что ли?.. Боже мой, как они похожи, мама и дочка…
Он увлекся созерцанием и не замечал, что и сам уже несколько минут был объектом пристального наблюдения – сверху, с галереи, сквозь круглые очки на него неотрывно смотрел Элиас Клингзор, новый секретарь леди Морвен.
* * *
– Джо, дорогой, прошу вас, успокойтесь, мне кажется, вы принимаете все слишком близко к сердцу…
– О да, простите, мадам, разумеется, подобную ситуацию надо ведь принимать далеко… далеко от сердца, не так ли? – Высокий, нескладный, длинноносый, в черном иолуфраке Джо Цорес поразительно походил на грача. Заложив руки за спину, он нервно мерил шагами малую переговорную. – Это ведь всего-навсего сделка, обыкновенная взаимовыгодная сделка… Немножко шантажа, немножко подкупа, немножко угроз – и все в порядке, можно идти под венец с человеком, которого ненавидишь и презираешь…
– Чем же это я заслужила вашу ненависть и презрение, Джо?
– А я не о вас говорю, я о себе… – Джо остановился, стукнул себя ладонью в грудь. – Мне сорок пять лет. Следующей весной мне будет сорок шесть, еще через год – сорок семь. У меня четыре искусственных зуба, лысая макушка, мешки под глазами и отвратительная кожа. Я слепой как крот и три раза проходил курс лечения от депрессии… Я не сделал в жизни ничего, чем мог бы не то что гордиться, а хотя бы вспомнить с удовлетворением. Многообещающий юрист Джозеф Цорес! В единственном деле, которое ему доверили вести, перепутал папки и вместо иска к страховой компании вчинил иск налоговой службе Соединенных Штатов, после чего был с позором изгнан из корпорации. Международный финансист Джозеф Цорес, куратор «венгерского проекта», принесшего два миллиарда чистого убытка и вошедшего во все учебники как образец бестолкового менеджмента! Новеллист и драматург Джозеф Цорес, чья пьеса продержалась на Бродвее целых полтора вечера, а весь тираж сборника юмористических рассказов после разгромных рецензий в «Тайме», «Пост» и «Нью-Йоркере» был тайком выкуплен и уничтожен автором!.. И вы, вы, блистательно умная, ослепительно красивая леди голубых кровей, хотите сказать, что можете без ненависти и презрения взирать на этого урода, на эту бездарь, на эту жертву генетической ошибки?!
– Представьте себе, могу… – Леди Морвен медленно поднялась с диванчика, сделала два шага навстречу Джо, дружески взяла его за руку, отчего он вздрогнул, как наэлектризованный. – Давайте-ка присядем и поговорим спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83