Линия обороны сильно растянулась. Командование полка беспокоилось, что противник прорвет оборону.
Купрейчику и его солдатам было особенно тяжело. Почти каждую ночь уходили в тыл врага группы разведчиков. Они добывали сведения о размещении и количестве немцев, старались узнать о их замыслах.
Уже давно прошло время, когда Купрейчик чувствовал себя новичком среди разведчиков. Теперь это был смелый и решительный командир. Разведчики любили и уважали его, считались с каждым его словом.
День клонился к вечеру, разведчики, за исключением тех, кто вернулся с ночного поиска и отдыхал, дружно трудились. Они строили блиндаж. Место для него выбрали удачное. Небольшой кустарник вперемешку с березовым молодняком хорошо маскировал укрытие. Лейтенант, несмотря на то, что тоже утром вернулся из поиска, работал вместе со всеми. Он беспокоился, что разведчикам негде будет укрыться, если налетят немецкие самолеты.
Погода стояла жаркая, и все были без гимнастерок, подставляли спины щедрому и яркому солнцу. Купрейчик, увлекшись работой — он в это время покрывал бревенчатый накат блиндажа дерном, — не заметил командира и комиссара, которые остановились недалеко и наблюдали за работой.
Васильев улыбнулся:
— Видишь, комиссар, как стараются для себя, а ты говоришь, что они устали, и требуешь дать им пару деньков отдыха.
Малахов хмуро заметил:
— Когда я их сегодня встречал в траншеях, то скажу тебе, Василий Анатольевич, жалко было на ребят смотреть. Многие же из них практически каждую ночь к фрицам ходят. Не успел я переброситься с Купрейчиком и парой слов, как трое тут же, в траншее, уснули. Нет, я еще раз тебя прошу, сделай им хотя бы кратковременную передышку.
Командир полка, словно не слыша майора, весело проговорил:
— Посмотри на лейтенанта, каков парень — здоровяк, красавец!
Купрейчик, действительно, когда был в форме, выглядел обыкновенно: выше среднего роста, худощавый. Но теперь, без гимнастерки, было видно, что он хорошо сложен, широкоплеч, с развитой мускулатурой.
Командиры подошли поближе. Увидев их, Купрейчик доложил, чем занимается взвод. Васильев отозвал лейтенанта в сторонку. Командиры сели на поваленную березку и некоторое время молчали. Комиссар, очевидно, желая нарушить неловкое молчание, погладил ствол дерева, на котором они сидели, и с сожалением произнес:
— Жаль, дерево срубили, а оно не пригодилось.
— Никак нет, товарищ майор, оно пригодится. Нам же еще нужно сделать нары, стол и скамейку, чтобы было где присесть гостям, если к разведчикам пожалуют.
— Да, к таким молодым и симпатичным парням, — комиссар похлопал лейтенанта по влажной спине, — только девчатам в гости приходить, да вот жаль, что их мало в полку.
— Нам уже поздно на девчат поглядывать, — отшутился Алексей, — за исключением двух человек, весь взвод женат.
Командир полка спросил:
— Ну как, от жены весточку получил?
— Нет, уже седьмой раз в управление кадров написал.
— Ничего, найдется.
— Скорей бы! — воскликнул Купрейчик. И это у него получилось так естественно, по-детски простодушно и откровенно, что командир полка и комиссар рассмеялись. Васильев, желая успокоить его, проговорил:
— Ты молодой, еще успеет тебе она надоесть...
— Мне она никогда не надоест, — запальчиво ответил Алексей.
— Кто знает, — словно подзадоривая лейтенанта и лукаво поглядывая на комиссара, сказал командир полка. — Вот возьми меня. Женился в твоем возрасте и, конечно, любил, да и сейчас люблю жену, но знаешь, отчего, бывало, злился на нее? Оттого, что она каждое утро подойдет ко мне, обхватит за шею руками и повиснет. Это она потягивалась после сна. А мне, — майор непроизвольно потер рукой сзади по воротнику, — ходи с больной шеей. Так что видишь, из-за какой мелочи мы, мужчины, со временем начинаем к женам придираться.
Малахов улыбнулся:
— Признайся, Василий Анатольевич, по-честному, небось, уже десятки раз мечтал, чтобы поскорее вернулось то время?
— Не говори, — командир неожиданно рассмеялся. — Даже шея ноет порой от того, что ее рук не чувствует.
— Да, бывают вещи, которые оцениваешь только тогда, когда с ними расстаешься, — задумчиво проговорил комиссар. — Разве мечтал я в мирное время о тишине, о привычном ритме жизни, чистой, приятной постели и еще о многих мелочах, как о далеком и несбыточном чуде?
— Ничего. После победы все станет на свои места. Наступит время, когда мы фрицев погоним без остановки до самого Берлина, — уверенно заявил Купрейчик.
А командир полка словно дожидался этих слов, потому что встрепенулся и повернулся к комиссару:
— Вот видишь, человек сам понимает, что победа быстрее нужна, а это значит, что нечего нам животов жалеть.
Ничего не ответил комиссар, только лукаво улыбнулся, подумав: «Хитер комполка!» А Васильев уже атаковал Купрейчика:
— Раз понимаешь положение, значит, темнить не буду. Надо ночью снова идти в тыл. Надевай гимнастерку и при ходи в штаб, там и поговорим. — И не дожидаясь ответа, майор решительно встал: — Пошли, комиссар, пока Алексей Васильевич будет собираться, мы посмотрим, как пушкари устроились.
Командир полка редко кого называл по имени, отчеству. Купрейчик успел заметить, если он так называл — жди трудного задания. Алексей прикинул: «До позиции артиллеристов им идти минут десять — двадцать, там столько же побудут, да и до штаба дойти нужно время. Значит, я могу еще поработать». И занялся укладкой дерна.
Разведчики, конечно, видели, что лейтенант разговаривал с начальством, но вида не показывали, что их волнует вопрос: получат ли они сегодня очередное задание, или смогут отпраздновать новоселье. Только старшина Гончар не выдержал и подошел к Купрейчику, потоптался, а затем, решившись, тихо спросил:
— Мне что, кисеты готовить к ночи?
— А они у тебя в любую минуту должны быть готовы, — ответил Купрейчик, утрамбовывая ногой дерн, но, подумав, добавил: — Не исчезай далеко, часа через полтора понадобишься.
Он выпрямился, вытирая рукой пот с лица, громко сказал:
— Баста, ребята! На сегодня хватит. Сейчас всем отдыхать, может так случиться, что ночью не придется спать.
Он натянул гимнастерку, не торопясь двинулся к кустарнику, где протекал небольшой ручеек, который они видели вчера, поэтому и решили здесь строить блиндаж. За ним молча пошел Гончар.
Умывшись и не вытирая мокрое лицо, лейтенант сказал:
— Ты, Ваня, узнай, какие продукты можно получить у интендантов на три — четыре дня.
— Думаешь, лейтенант, далеко пошлют?
— Думаю. Иначе, зачем в штаб звали, могли прямо сказать: «Так, мол, и так, товарищи разведчики, сегодня ночью одолжите в немецкой траншее языка и доставьте его в полк». Так нет же, зовут для получения задания в штаб. А это значит, что будут по карте ставить задачу, а раз так, то пойдем вглубь и, наверное, не близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Купрейчику и его солдатам было особенно тяжело. Почти каждую ночь уходили в тыл врага группы разведчиков. Они добывали сведения о размещении и количестве немцев, старались узнать о их замыслах.
Уже давно прошло время, когда Купрейчик чувствовал себя новичком среди разведчиков. Теперь это был смелый и решительный командир. Разведчики любили и уважали его, считались с каждым его словом.
День клонился к вечеру, разведчики, за исключением тех, кто вернулся с ночного поиска и отдыхал, дружно трудились. Они строили блиндаж. Место для него выбрали удачное. Небольшой кустарник вперемешку с березовым молодняком хорошо маскировал укрытие. Лейтенант, несмотря на то, что тоже утром вернулся из поиска, работал вместе со всеми. Он беспокоился, что разведчикам негде будет укрыться, если налетят немецкие самолеты.
Погода стояла жаркая, и все были без гимнастерок, подставляли спины щедрому и яркому солнцу. Купрейчик, увлекшись работой — он в это время покрывал бревенчатый накат блиндажа дерном, — не заметил командира и комиссара, которые остановились недалеко и наблюдали за работой.
Васильев улыбнулся:
— Видишь, комиссар, как стараются для себя, а ты говоришь, что они устали, и требуешь дать им пару деньков отдыха.
Малахов хмуро заметил:
— Когда я их сегодня встречал в траншеях, то скажу тебе, Василий Анатольевич, жалко было на ребят смотреть. Многие же из них практически каждую ночь к фрицам ходят. Не успел я переброситься с Купрейчиком и парой слов, как трое тут же, в траншее, уснули. Нет, я еще раз тебя прошу, сделай им хотя бы кратковременную передышку.
Командир полка, словно не слыша майора, весело проговорил:
— Посмотри на лейтенанта, каков парень — здоровяк, красавец!
Купрейчик, действительно, когда был в форме, выглядел обыкновенно: выше среднего роста, худощавый. Но теперь, без гимнастерки, было видно, что он хорошо сложен, широкоплеч, с развитой мускулатурой.
Командиры подошли поближе. Увидев их, Купрейчик доложил, чем занимается взвод. Васильев отозвал лейтенанта в сторонку. Командиры сели на поваленную березку и некоторое время молчали. Комиссар, очевидно, желая нарушить неловкое молчание, погладил ствол дерева, на котором они сидели, и с сожалением произнес:
— Жаль, дерево срубили, а оно не пригодилось.
— Никак нет, товарищ майор, оно пригодится. Нам же еще нужно сделать нары, стол и скамейку, чтобы было где присесть гостям, если к разведчикам пожалуют.
— Да, к таким молодым и симпатичным парням, — комиссар похлопал лейтенанта по влажной спине, — только девчатам в гости приходить, да вот жаль, что их мало в полку.
— Нам уже поздно на девчат поглядывать, — отшутился Алексей, — за исключением двух человек, весь взвод женат.
Командир полка спросил:
— Ну как, от жены весточку получил?
— Нет, уже седьмой раз в управление кадров написал.
— Ничего, найдется.
— Скорей бы! — воскликнул Купрейчик. И это у него получилось так естественно, по-детски простодушно и откровенно, что командир полка и комиссар рассмеялись. Васильев, желая успокоить его, проговорил:
— Ты молодой, еще успеет тебе она надоесть...
— Мне она никогда не надоест, — запальчиво ответил Алексей.
— Кто знает, — словно подзадоривая лейтенанта и лукаво поглядывая на комиссара, сказал командир полка. — Вот возьми меня. Женился в твоем возрасте и, конечно, любил, да и сейчас люблю жену, но знаешь, отчего, бывало, злился на нее? Оттого, что она каждое утро подойдет ко мне, обхватит за шею руками и повиснет. Это она потягивалась после сна. А мне, — майор непроизвольно потер рукой сзади по воротнику, — ходи с больной шеей. Так что видишь, из-за какой мелочи мы, мужчины, со временем начинаем к женам придираться.
Малахов улыбнулся:
— Признайся, Василий Анатольевич, по-честному, небось, уже десятки раз мечтал, чтобы поскорее вернулось то время?
— Не говори, — командир неожиданно рассмеялся. — Даже шея ноет порой от того, что ее рук не чувствует.
— Да, бывают вещи, которые оцениваешь только тогда, когда с ними расстаешься, — задумчиво проговорил комиссар. — Разве мечтал я в мирное время о тишине, о привычном ритме жизни, чистой, приятной постели и еще о многих мелочах, как о далеком и несбыточном чуде?
— Ничего. После победы все станет на свои места. Наступит время, когда мы фрицев погоним без остановки до самого Берлина, — уверенно заявил Купрейчик.
А командир полка словно дожидался этих слов, потому что встрепенулся и повернулся к комиссару:
— Вот видишь, человек сам понимает, что победа быстрее нужна, а это значит, что нечего нам животов жалеть.
Ничего не ответил комиссар, только лукаво улыбнулся, подумав: «Хитер комполка!» А Васильев уже атаковал Купрейчика:
— Раз понимаешь положение, значит, темнить не буду. Надо ночью снова идти в тыл. Надевай гимнастерку и при ходи в штаб, там и поговорим. — И не дожидаясь ответа, майор решительно встал: — Пошли, комиссар, пока Алексей Васильевич будет собираться, мы посмотрим, как пушкари устроились.
Командир полка редко кого называл по имени, отчеству. Купрейчик успел заметить, если он так называл — жди трудного задания. Алексей прикинул: «До позиции артиллеристов им идти минут десять — двадцать, там столько же побудут, да и до штаба дойти нужно время. Значит, я могу еще поработать». И занялся укладкой дерна.
Разведчики, конечно, видели, что лейтенант разговаривал с начальством, но вида не показывали, что их волнует вопрос: получат ли они сегодня очередное задание, или смогут отпраздновать новоселье. Только старшина Гончар не выдержал и подошел к Купрейчику, потоптался, а затем, решившись, тихо спросил:
— Мне что, кисеты готовить к ночи?
— А они у тебя в любую минуту должны быть готовы, — ответил Купрейчик, утрамбовывая ногой дерн, но, подумав, добавил: — Не исчезай далеко, часа через полтора понадобишься.
Он выпрямился, вытирая рукой пот с лица, громко сказал:
— Баста, ребята! На сегодня хватит. Сейчас всем отдыхать, может так случиться, что ночью не придется спать.
Он натянул гимнастерку, не торопясь двинулся к кустарнику, где протекал небольшой ручеек, который они видели вчера, поэтому и решили здесь строить блиндаж. За ним молча пошел Гончар.
Умывшись и не вытирая мокрое лицо, лейтенант сказал:
— Ты, Ваня, узнай, какие продукты можно получить у интендантов на три — четыре дня.
— Думаешь, лейтенант, далеко пошлют?
— Думаю. Иначе, зачем в штаб звали, могли прямо сказать: «Так, мол, и так, товарищи разведчики, сегодня ночью одолжите в немецкой траншее языка и доставьте его в полк». Так нет же, зовут для получения задания в штаб. А это значит, что будут по карте ставить задачу, а раз так, то пойдем вглубь и, наверное, не близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129