»
Купрейчик задумался, не заметил, что зашагал быстрее. Мухин спросил:
— Чего это ты вдруг заторопился? Думаешь, Надя второе письмо прислала?
— Да нет, — смутился Алексей, — просто хочу людей подготовить к походу.
Мухин, словно продолжая свои мысли вслух, сказал:
— Вот уже и третья военная зима приближается. Как думаешь, сколько еще зим нам придется в окопах провести?
— Мне кажется, что не больше, чем пережили уже. Смотри, Кузьма Андреевич, какими мы уже стали: и автоматы имеем, и самолеты, и танки, и пушки. И все не хуже, а лучше, чем у немцев. Значит, вскоре попрем их обратно и гнать будем до самого Берлина. Но пока, — Алексей грустно улыбнулся, — мне бы до Белоруссии дошагать.
Они вошли в блиндаж, где размещался взвод разведки, навстречу от стола поднялся старшина Гончар, он протянул Купрейчику письмо:
— Командир, получай второе письмо от жены, до пары, как говорится.
Мухин почесал смущенно затылок и, не скрывая удивления, сказал:
— Ну и чутье у тебя, Алексей! Не зря тебя в уголовный розыск направили, не зря. После войны обязательно иди в милицию снова, вспомнишь мои слова — носить тебе погоны с большими звездами. — И, повернувшись к Гончару, с улыбкой пояснил: — Понимаешь, идем сюда, а он все на рысь переходит. Я сразу догадался, что письмо ждет. Ну ладно, читай письмо да собирайся. В половине двенадцатого встретимся в окопах.
Мухин повернулся и направился к выходу. Алексей смотрел ему в спину и хотел что-то сказать, словно чувствуя, что сейчас надо задержать друга, не дать ему выйти из блиндажа. Но он, так и не найдя, что сказать, промолчал.
Позже, вспоминая Кузьму Андреевича Мухина, Купрейчик будет часто корить себя за то, что не остановил его, не задержал хотя бы на минуту.
Мухин тоже не знал, что на пустынном осеннем поле, через которое ему надо идти из блиндажа его ждет смерть...
30
БОЕЦ ПАРТИЗАНСКОГО ОТРЯДА
ВЛАДИМИР СЛАВИН
Осень 1943 года подходила к концу. Несмотря на длительную блокаду, тяжелые изнурительные бои партизаны действовали активно, постоянно наращивая силу ударов по оккупантам.
Отряд, в котором находился Славин, пополнялся за счет жителей близлежащих деревень и снова превратился в грозную силу. Теперь в отряде уже появились роты, которыми командовали офицеры Красной Армии и опытные бойцы, прошедшие суровую школу партизанской войны.
Вскоре отряд получил приказ передислоцироваться в новый район. Партизаны должны были проводить диверсии на автомагистрали, имеющей большое стратегическое значение, практически не давать врагу пользоваться шоссейными дорогами.
Командир отряда Глазков беспокоился за судьбу бойцов нескольких групп, которые после выхода из вражеского кольца пока не вернулись в отряд и наверняка воюют самостоятельно. «Если отряд уйдет из этого района, — думал Глазков, — то они вряд ли смогут нас отыскать». И тогда он решил оставить на прежнем месте нескольких человек, чтобы они дождались прихода своих, а затем двинулись на соединение с главными силами отряда. Выбор пал на четверых — Тамкова, Славина, Рогова и Крайнюка.
Старшим был назначен командир роты Андрей Леонтьевич Тамков.
Владимир в душе радовался, что попал в эту группу. Парень считал, что чем ближе будет находиться к Минску, тем больше шансов получить хоть бы какую-нибудь весточку о родителях.
После того как Славин увидел полуобгоревшие трупы людей, сожженные дома деревни, жуткая картина так и стояла у него перед глазами. Судьба родителей стала тревожить его сильнее. А теперь еще он узнал страшную новость о том, что учительница, которая жила в деревне рядом с матерью Крайнюка, оказалась его родственницей. Об этом стало известно несколько дней назад. Дело было так: Володя и Антон вернулись с задания и зашли к Глазкову. В этот момент в землянку вошел радист и молча протянул командиру радиограмму.
Глазков пробежал ее глазами, а затем удрученно сказал:
— Просят выяснить о судьбе семьи нашего участкового Мочалова. Рука не подымается писать, что Татьяна Андреевна и дети погибли.
— Как Мочалова? — бледнея, проговорил Славин. — Она... что... Мочалова?
— Да, а ты не знал? — Глазков, взглянув в лицо парня, встревожился: — Что с тобой?
— Петя Мочалов — мой двоюродный брат...
— Но ты же никогда об этом не говорил! — изумился Крайнюк.
— Я же не знал, что она его жена, — подавленно ответил Владимир и пояснил: — С ней до войны я виделся только два-три раза, и то последний раз в тридцать пятом или тридцать шестом. Петр, бывая в Минске, всегда заходил к нам, а она в город редко приезжала.
— Так ты ее просто не узнал, когда здесь мы с ней встречались?
— Мне все время казалось, что я ее где-то видел. Даже хотел спросить, но не решался...
— Да, хлопче, не везет тебе, — грустно проговорил Глазков. Тяжело опустился на табурет, стоявший у стола, и набросал текст ответной радиограммы, где сообщил о гибели жены и двоих детей Мочалова.
Славин в душе винил себя, что вовремя не узнал фамилии учительницы и не уговорил ее уйти в отряд.
Ярость и злость переполнили душу молодого партизана. Он просился на любое задание. Поэтому Глазков, уходя с отрядом, предупредил Тамкова: «Ты, Андрей Леонтьевич, смотри за Славиным, как бы он сгоряча глупостей не напорол».
Владимир не заметил, когда к нему подошел Тамков и тронул за плечо:
— Что, хлопец, призадумался?
Славин поднялся на ноги, смущенно ответил:
— О родителях думаю. Да и сестру давно не видел.
— Ну, с сестрой, положим, все в порядке. А родители... Тут уж ничем не поможешь. Остается одно: ждать. Ждать и надеяться. Вот что я хочу сказать: мы остаемся на базе. Надо как следует запастись боеприпасами, взрывчаткой. Поэтому найди Рогова и Крайнюка, получите все это и спрячьте в надежном месте, где-нибудь здесь, поближе.
— А может, в одну из землянок сложим? Все равно пустуют.
— Нельзя. У нас теперь охраны не будет, и если нагрянут немцы, то можешь не сомневаться, все перешерстят.
— Понял. Иду. — И Славин, закинув автомат за спину, пошел выполнять приказание.
После обеда отряд снялся с базы, а четверо бойцов осталось на месте.
Удивительным человеком был этот Тамков. Он ни на одну минуту не мог оставаться без работы, всегда чем-то был озабочен, постоянно суетился. Уже к вечеру, позвав Славина, Крайнюка и Рогова, предложил:
— Братцы, дело есть! Давайте устроим так, чтобы немцы не почувствовали, что отряд ушел отсюда. Будем тихонько им шкоду чинить. Взрывчатка у нас есть, оружие неплохое. Сегодня нас четверо, а через несколько дней будет больше.
В это время появилась девушка. Первым ее заметил Тамков. Он улыбнулся:
— Славин, к тебе гостья.
Владимир обернулся и увидел сестру. Партизан, сидевших в кустарнике, она не заметила и удивленно рассматривала опустевшую базу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Купрейчик задумался, не заметил, что зашагал быстрее. Мухин спросил:
— Чего это ты вдруг заторопился? Думаешь, Надя второе письмо прислала?
— Да нет, — смутился Алексей, — просто хочу людей подготовить к походу.
Мухин, словно продолжая свои мысли вслух, сказал:
— Вот уже и третья военная зима приближается. Как думаешь, сколько еще зим нам придется в окопах провести?
— Мне кажется, что не больше, чем пережили уже. Смотри, Кузьма Андреевич, какими мы уже стали: и автоматы имеем, и самолеты, и танки, и пушки. И все не хуже, а лучше, чем у немцев. Значит, вскоре попрем их обратно и гнать будем до самого Берлина. Но пока, — Алексей грустно улыбнулся, — мне бы до Белоруссии дошагать.
Они вошли в блиндаж, где размещался взвод разведки, навстречу от стола поднялся старшина Гончар, он протянул Купрейчику письмо:
— Командир, получай второе письмо от жены, до пары, как говорится.
Мухин почесал смущенно затылок и, не скрывая удивления, сказал:
— Ну и чутье у тебя, Алексей! Не зря тебя в уголовный розыск направили, не зря. После войны обязательно иди в милицию снова, вспомнишь мои слова — носить тебе погоны с большими звездами. — И, повернувшись к Гончару, с улыбкой пояснил: — Понимаешь, идем сюда, а он все на рысь переходит. Я сразу догадался, что письмо ждет. Ну ладно, читай письмо да собирайся. В половине двенадцатого встретимся в окопах.
Мухин повернулся и направился к выходу. Алексей смотрел ему в спину и хотел что-то сказать, словно чувствуя, что сейчас надо задержать друга, не дать ему выйти из блиндажа. Но он, так и не найдя, что сказать, промолчал.
Позже, вспоминая Кузьму Андреевича Мухина, Купрейчик будет часто корить себя за то, что не остановил его, не задержал хотя бы на минуту.
Мухин тоже не знал, что на пустынном осеннем поле, через которое ему надо идти из блиндажа его ждет смерть...
30
БОЕЦ ПАРТИЗАНСКОГО ОТРЯДА
ВЛАДИМИР СЛАВИН
Осень 1943 года подходила к концу. Несмотря на длительную блокаду, тяжелые изнурительные бои партизаны действовали активно, постоянно наращивая силу ударов по оккупантам.
Отряд, в котором находился Славин, пополнялся за счет жителей близлежащих деревень и снова превратился в грозную силу. Теперь в отряде уже появились роты, которыми командовали офицеры Красной Армии и опытные бойцы, прошедшие суровую школу партизанской войны.
Вскоре отряд получил приказ передислоцироваться в новый район. Партизаны должны были проводить диверсии на автомагистрали, имеющей большое стратегическое значение, практически не давать врагу пользоваться шоссейными дорогами.
Командир отряда Глазков беспокоился за судьбу бойцов нескольких групп, которые после выхода из вражеского кольца пока не вернулись в отряд и наверняка воюют самостоятельно. «Если отряд уйдет из этого района, — думал Глазков, — то они вряд ли смогут нас отыскать». И тогда он решил оставить на прежнем месте нескольких человек, чтобы они дождались прихода своих, а затем двинулись на соединение с главными силами отряда. Выбор пал на четверых — Тамкова, Славина, Рогова и Крайнюка.
Старшим был назначен командир роты Андрей Леонтьевич Тамков.
Владимир в душе радовался, что попал в эту группу. Парень считал, что чем ближе будет находиться к Минску, тем больше шансов получить хоть бы какую-нибудь весточку о родителях.
После того как Славин увидел полуобгоревшие трупы людей, сожженные дома деревни, жуткая картина так и стояла у него перед глазами. Судьба родителей стала тревожить его сильнее. А теперь еще он узнал страшную новость о том, что учительница, которая жила в деревне рядом с матерью Крайнюка, оказалась его родственницей. Об этом стало известно несколько дней назад. Дело было так: Володя и Антон вернулись с задания и зашли к Глазкову. В этот момент в землянку вошел радист и молча протянул командиру радиограмму.
Глазков пробежал ее глазами, а затем удрученно сказал:
— Просят выяснить о судьбе семьи нашего участкового Мочалова. Рука не подымается писать, что Татьяна Андреевна и дети погибли.
— Как Мочалова? — бледнея, проговорил Славин. — Она... что... Мочалова?
— Да, а ты не знал? — Глазков, взглянув в лицо парня, встревожился: — Что с тобой?
— Петя Мочалов — мой двоюродный брат...
— Но ты же никогда об этом не говорил! — изумился Крайнюк.
— Я же не знал, что она его жена, — подавленно ответил Владимир и пояснил: — С ней до войны я виделся только два-три раза, и то последний раз в тридцать пятом или тридцать шестом. Петр, бывая в Минске, всегда заходил к нам, а она в город редко приезжала.
— Так ты ее просто не узнал, когда здесь мы с ней встречались?
— Мне все время казалось, что я ее где-то видел. Даже хотел спросить, но не решался...
— Да, хлопче, не везет тебе, — грустно проговорил Глазков. Тяжело опустился на табурет, стоявший у стола, и набросал текст ответной радиограммы, где сообщил о гибели жены и двоих детей Мочалова.
Славин в душе винил себя, что вовремя не узнал фамилии учительницы и не уговорил ее уйти в отряд.
Ярость и злость переполнили душу молодого партизана. Он просился на любое задание. Поэтому Глазков, уходя с отрядом, предупредил Тамкова: «Ты, Андрей Леонтьевич, смотри за Славиным, как бы он сгоряча глупостей не напорол».
Владимир не заметил, когда к нему подошел Тамков и тронул за плечо:
— Что, хлопец, призадумался?
Славин поднялся на ноги, смущенно ответил:
— О родителях думаю. Да и сестру давно не видел.
— Ну, с сестрой, положим, все в порядке. А родители... Тут уж ничем не поможешь. Остается одно: ждать. Ждать и надеяться. Вот что я хочу сказать: мы остаемся на базе. Надо как следует запастись боеприпасами, взрывчаткой. Поэтому найди Рогова и Крайнюка, получите все это и спрячьте в надежном месте, где-нибудь здесь, поближе.
— А может, в одну из землянок сложим? Все равно пустуют.
— Нельзя. У нас теперь охраны не будет, и если нагрянут немцы, то можешь не сомневаться, все перешерстят.
— Понял. Иду. — И Славин, закинув автомат за спину, пошел выполнять приказание.
После обеда отряд снялся с базы, а четверо бойцов осталось на месте.
Удивительным человеком был этот Тамков. Он ни на одну минуту не мог оставаться без работы, всегда чем-то был озабочен, постоянно суетился. Уже к вечеру, позвав Славина, Крайнюка и Рогова, предложил:
— Братцы, дело есть! Давайте устроим так, чтобы немцы не почувствовали, что отряд ушел отсюда. Будем тихонько им шкоду чинить. Взрывчатка у нас есть, оружие неплохое. Сегодня нас четверо, а через несколько дней будет больше.
В это время появилась девушка. Первым ее заметил Тамков. Он улыбнулся:
— Славин, к тебе гостья.
Владимир обернулся и увидел сестру. Партизан, сидевших в кустарнике, она не заметила и удивленно рассматривала опустевшую базу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129