Слушай и запоминай...
- Что у тебя с голосом?
- А... больно мне, - просто признался Назгул. - Я последние силы трачу, ворочая зернышки под мембраной.
- Эээ... может?...
- Нет, сейчас это важнее всего. Слушай и запоминай. От этого твоя жизнь зависит.
- А твоя?
- Не перебивай. Твой скаф с перепугу перешел в автономный режим, воздуха в нем на шесть часов, не больше. Подключи его обратно к системе регенерации, она цела. Ты пилот и у тебя есть машина. Правильно рассчитав силы и направление, и рационально управляя, ты доберешься до «Фреки». Приготовься провести в кабине несколько суток. Еды и воды у тебя нет. Скажи себе, что ты в них не нуждаешься.
- Что у нас сломалось?
- Бортовой компьютер разбит. Поэтому молчит рация и не работает радар. И пеленг я не могу взять. Потому-то нас и потеряли. Молчим и летим по инерции, Все системы, где не задействовано электричество, должны быть в норме... Нет, стоооой!
Натали поспешно убрала руку с управления ходовыми.
- Только не это! - Назгул в наушниках перевел дыхание. - Тут у нас... словом, особенно плохо. Долго объяснять, да и незачем. Даже и не касайся их. Все импульсы - только маневровыми. Координат я тебе сейчас, сама понимаешь, рассчитать не могу. Однако у нас есть естественный ориентир. Догадалась?
- Зиглинда?
- Умница. «Фреки» ходит по стационарной орбите. В перпендикулярной плоскости вращается «Гери». Внутри до черта спутников, где нам могут оказать помощь. В сущности, нас устроит даже простой беспилотный маяк. С него можно снять аккумулятор и установить связь.
Натали никогда в жизни не поймала бы сама нужную волну, не говоря уж о том, что и аккумулятор не узнала бы, глядя на него в упор, но тем не менее беспокойство ее улетучивалось. Она даже вспомнила, что Зиглинда была по правому борту, когда Шельмы шли на «посев».
- И самое главное, - сказал Назгул. По тону его Натали догадалась, что главное - оно же будет и последним в списке инструкций на сегодня. - Твое отчаяние - твоя смерть. Какую бы ошибку ты ни сделала, она поправима. Кроме этой. Шанс есть всегда. Заметить и вытащить тебя могут, даже если ты потеряешь сознание. Вооруженные Силы давно уже отказались от практики фаст-барбитала в бортовой аптечке, цианида в зубе и ритуального кортика па предплечье. Обещай мне.
- Обещаю. Что насчет плена, Рубен?
- Мы не знаем, насколько это плохо, - подумав, отозвался Назгул. - Стало быть, раньше времени и сокрушаться не будем. На крайняк, я - уникальная модель, и без тебя не летаю. Не думай об этом.
Было холодно. Обычно уж на что-что, а на холод-то пилоты не жалуются. Но системы обогрева кабины - электрические, а стало быть - их все равно что нет. Правда, скафандр защищает от кельвиновых температур, но, как оказалось - не от нервного озноба. Легко сказать: не впадай в отчаяние! Оно, отчаяние, плещется вокруг, захлестывая кабину, и воды его черны. Все часы слились в единый час, все действия - в монотонные покачивания ручкой. Рубен велел ей двигаться галсами, отсчитывая время прямолинейного полета с помощью пульса. И замолчал, словно в кому впал. Иногда желание позвать его становилось почти нестерпимым.
Больше всего Натали боялась сойти с ума, а потому вбила в свое сознание некий Большой Серебряный Гвоздь, вокруг которого вращалась Вселенная. Гвоздем этим был Назгул. Никто, кроме нее, неумелой и, в сущности, глупой, не спасет его.
Космос, где, как помнилось ей, некуда было плюнуть, чтобы не попасть во врага или в друга, был издевательски пуст. Физиологические желания не давали себя знать. Через несколько часов осталась только усталость. Через сутки сознание начало мерцать. Хуже всего - зигзаги стали неровными, а это бог весть к чему могло привести. Безгласно улететь в далекий космос или, чего доброго, попасть в цепкие лапы притяжения планеты и в ее атмосферные слои. Сгоришь - и пикнуть не успеешь. А то и собственные АКИ примут безгласный истребитель за рвущегося к цели врага.
Потому Натали по собственной инициативе решилась выпрямить курс и довериться инерции. Вывезет астрономическая кривая, так вывезет, а своих сил держать глаза открытыми больше нет у нее.
Так и Зиглинда летела во тьме, ожидая чуда.
* * *
Пришла в себя она только под яркой лампой, свет ее мучительно резал глаза сквозь сомкнутые веки. Не открывая глаз, лениво поразмыслила на предмет света того и этого. Мышцы болели, по коже проносились холодные вихорьки с мурашками. На предплечьях и запястьях ощущались тугие повязки. Это Натали не понравилось, кулаки непроизвольно сжались. Глаза она открывала понемногу, осматриваясь сквозь ресницы: чтоб не ослепнуть от долгой тьмы.
Руку к лицу поднять удалось: эластичные бинты фиксировали иглы капельниц, насыщавших кровь глюкозой и чем-то, вероятно, еще. Стены - пластик, замазанный доверху белой краской - выглядели совсем по-домашнему. Лежать бы да лежать, пока звонки не звенят, да не нужно бежать сломя голову, чтобы вновь оказаться в холодной пустоте, пронизанной трассами плазмы, но беспокойство пульсировало в груди и висках, и от ударов его сотрясалось все тело.
Всего и тела - пригоршня тонких косточек, обтянутых бледной кожей, на которой проклятый этот больничный свет выявляет каждый волосок кровеносный. Не груди своей стесняешься перед флотскими медиками - отсутствия груди, беспомощности ключиц, реберный свод выпирает, как надбровные дуги. Натали сильно похудела за несколько недель: скафандр выпаривает влагу как не всякая сауна, вдобавок, хочешь - не хочешь, пилоты приучаются пить реже, дабы не испытывать при перегрузках вполне конкретных неудобств.
Комбинезона на ней не было, скафандра, само собой - тоже. Вообще ничего не было. Спасибо, простынку дали.
Комната затемнилась на миг, словно туча надвинулась. Тучей оказался запыхавшийся комэск. Гросс ворвался в медотсек не переводя дыхания: видать, бежал. Натали невольно потянула простыню к подбородку.
- Тебя уже в список потерь занесли, - сказал он, цепляя ногой табурет для себя. - Двое суток ни слуху, ни духу. Патруль тебя нашел. Спасибо - не расстреляли. Идешь без сигнала, на позывные не отвечаешь. Движешься прямолинейно и равномерно. На то и купились, правду сказать. Сейчас целая Тецима, в которой пилота убили - на вес платины идет.
- Пилота... убили?
- Соку хочешь?
Машинально она взяла из его рук тубу, но вкуса не почувствовала.
- Что с машиной?
- Машина в ангаре, где ей и место. Геннеберг доложит повреждения.
- Доложит? Или уже доложил?! Сколько я тут...
- Лежи, доктор велел!
Натали по-пилотски послала отсутствующего доктора и потребовала комбинезон.
- Иначе ведь так пойду!
- Куда собралась, ты к системам подключена!
Зря напомнил. Вырвала иглы из вен, не поморщившись.
- Слово Геннеберга там последнее! Забыл, что такое Назгул?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
- Что у тебя с голосом?
- А... больно мне, - просто признался Назгул. - Я последние силы трачу, ворочая зернышки под мембраной.
- Эээ... может?...
- Нет, сейчас это важнее всего. Слушай и запоминай. От этого твоя жизнь зависит.
- А твоя?
- Не перебивай. Твой скаф с перепугу перешел в автономный режим, воздуха в нем на шесть часов, не больше. Подключи его обратно к системе регенерации, она цела. Ты пилот и у тебя есть машина. Правильно рассчитав силы и направление, и рационально управляя, ты доберешься до «Фреки». Приготовься провести в кабине несколько суток. Еды и воды у тебя нет. Скажи себе, что ты в них не нуждаешься.
- Что у нас сломалось?
- Бортовой компьютер разбит. Поэтому молчит рация и не работает радар. И пеленг я не могу взять. Потому-то нас и потеряли. Молчим и летим по инерции, Все системы, где не задействовано электричество, должны быть в норме... Нет, стоооой!
Натали поспешно убрала руку с управления ходовыми.
- Только не это! - Назгул в наушниках перевел дыхание. - Тут у нас... словом, особенно плохо. Долго объяснять, да и незачем. Даже и не касайся их. Все импульсы - только маневровыми. Координат я тебе сейчас, сама понимаешь, рассчитать не могу. Однако у нас есть естественный ориентир. Догадалась?
- Зиглинда?
- Умница. «Фреки» ходит по стационарной орбите. В перпендикулярной плоскости вращается «Гери». Внутри до черта спутников, где нам могут оказать помощь. В сущности, нас устроит даже простой беспилотный маяк. С него можно снять аккумулятор и установить связь.
Натали никогда в жизни не поймала бы сама нужную волну, не говоря уж о том, что и аккумулятор не узнала бы, глядя на него в упор, но тем не менее беспокойство ее улетучивалось. Она даже вспомнила, что Зиглинда была по правому борту, когда Шельмы шли на «посев».
- И самое главное, - сказал Назгул. По тону его Натали догадалась, что главное - оно же будет и последним в списке инструкций на сегодня. - Твое отчаяние - твоя смерть. Какую бы ошибку ты ни сделала, она поправима. Кроме этой. Шанс есть всегда. Заметить и вытащить тебя могут, даже если ты потеряешь сознание. Вооруженные Силы давно уже отказались от практики фаст-барбитала в бортовой аптечке, цианида в зубе и ритуального кортика па предплечье. Обещай мне.
- Обещаю. Что насчет плена, Рубен?
- Мы не знаем, насколько это плохо, - подумав, отозвался Назгул. - Стало быть, раньше времени и сокрушаться не будем. На крайняк, я - уникальная модель, и без тебя не летаю. Не думай об этом.
Было холодно. Обычно уж на что-что, а на холод-то пилоты не жалуются. Но системы обогрева кабины - электрические, а стало быть - их все равно что нет. Правда, скафандр защищает от кельвиновых температур, но, как оказалось - не от нервного озноба. Легко сказать: не впадай в отчаяние! Оно, отчаяние, плещется вокруг, захлестывая кабину, и воды его черны. Все часы слились в единый час, все действия - в монотонные покачивания ручкой. Рубен велел ей двигаться галсами, отсчитывая время прямолинейного полета с помощью пульса. И замолчал, словно в кому впал. Иногда желание позвать его становилось почти нестерпимым.
Больше всего Натали боялась сойти с ума, а потому вбила в свое сознание некий Большой Серебряный Гвоздь, вокруг которого вращалась Вселенная. Гвоздем этим был Назгул. Никто, кроме нее, неумелой и, в сущности, глупой, не спасет его.
Космос, где, как помнилось ей, некуда было плюнуть, чтобы не попасть во врага или в друга, был издевательски пуст. Физиологические желания не давали себя знать. Через несколько часов осталась только усталость. Через сутки сознание начало мерцать. Хуже всего - зигзаги стали неровными, а это бог весть к чему могло привести. Безгласно улететь в далекий космос или, чего доброго, попасть в цепкие лапы притяжения планеты и в ее атмосферные слои. Сгоришь - и пикнуть не успеешь. А то и собственные АКИ примут безгласный истребитель за рвущегося к цели врага.
Потому Натали по собственной инициативе решилась выпрямить курс и довериться инерции. Вывезет астрономическая кривая, так вывезет, а своих сил держать глаза открытыми больше нет у нее.
Так и Зиглинда летела во тьме, ожидая чуда.
* * *
Пришла в себя она только под яркой лампой, свет ее мучительно резал глаза сквозь сомкнутые веки. Не открывая глаз, лениво поразмыслила на предмет света того и этого. Мышцы болели, по коже проносились холодные вихорьки с мурашками. На предплечьях и запястьях ощущались тугие повязки. Это Натали не понравилось, кулаки непроизвольно сжались. Глаза она открывала понемногу, осматриваясь сквозь ресницы: чтоб не ослепнуть от долгой тьмы.
Руку к лицу поднять удалось: эластичные бинты фиксировали иглы капельниц, насыщавших кровь глюкозой и чем-то, вероятно, еще. Стены - пластик, замазанный доверху белой краской - выглядели совсем по-домашнему. Лежать бы да лежать, пока звонки не звенят, да не нужно бежать сломя голову, чтобы вновь оказаться в холодной пустоте, пронизанной трассами плазмы, но беспокойство пульсировало в груди и висках, и от ударов его сотрясалось все тело.
Всего и тела - пригоршня тонких косточек, обтянутых бледной кожей, на которой проклятый этот больничный свет выявляет каждый волосок кровеносный. Не груди своей стесняешься перед флотскими медиками - отсутствия груди, беспомощности ключиц, реберный свод выпирает, как надбровные дуги. Натали сильно похудела за несколько недель: скафандр выпаривает влагу как не всякая сауна, вдобавок, хочешь - не хочешь, пилоты приучаются пить реже, дабы не испытывать при перегрузках вполне конкретных неудобств.
Комбинезона на ней не было, скафандра, само собой - тоже. Вообще ничего не было. Спасибо, простынку дали.
Комната затемнилась на миг, словно туча надвинулась. Тучей оказался запыхавшийся комэск. Гросс ворвался в медотсек не переводя дыхания: видать, бежал. Натали невольно потянула простыню к подбородку.
- Тебя уже в список потерь занесли, - сказал он, цепляя ногой табурет для себя. - Двое суток ни слуху, ни духу. Патруль тебя нашел. Спасибо - не расстреляли. Идешь без сигнала, на позывные не отвечаешь. Движешься прямолинейно и равномерно. На то и купились, правду сказать. Сейчас целая Тецима, в которой пилота убили - на вес платины идет.
- Пилота... убили?
- Соку хочешь?
Машинально она взяла из его рук тубу, но вкуса не почувствовала.
- Что с машиной?
- Машина в ангаре, где ей и место. Геннеберг доложит повреждения.
- Доложит? Или уже доложил?! Сколько я тут...
- Лежи, доктор велел!
Натали по-пилотски послала отсутствующего доктора и потребовала комбинезон.
- Иначе ведь так пойду!
- Куда собралась, ты к системам подключена!
Зря напомнил. Вырвала иглы из вен, не поморщившись.
- Слово Геннеберга там последнее! Забыл, что такое Назгул?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88