Конечно, нудно было писать условия самих задач, но с этим пришлось смириться.
«Меня все время выбирали каким-нибудь руководителем: то председателем отряда с первого класса, то комсоргом. А поскольку я хорошо учился, я мог ходить на уроки, мог не ходить. Я как-то пропустил две темы по биологии. Я почему-то считал ее самой простой дисциплиной в школьной системе. А когда я пришел на урок, учительница стала меня спрашивать по теме, которую еще не проходили. Я ответил, да еще добавил новый материал по статье, которую она приготовила для следующих уроков. Просто я знал — и все».
Когда Гриша учился в восьмом классе, домой к ним пришла классная руководительница и в разговоре с Людмилой Ильиничной сказала, что Григорий должен обязательно учиться в университете, потому что он «все знает, просто знает — и все!». А в девятом классе ему стали предлагать пересдать предмет, по которому у него была четверка. (Интересно, по какому предмету у ребенка, который знает все, была четверка, да еще в сельской школе? — Г.Э. ) «Мне не хотелось возиться. Зачем это надо?» (Правильно, Григорий Петрович, незачем это было. Вы ведь наперед знали, что золотая медаль вам все равно по каким-то неведомым причинам не светит. Ведь не было у вас золотой медали, я угадал? Была бы, непременно открывала ряд ваших многочисленных наград и дипломов. — Г.Э. )
Эх, детство золотое! Вы не поверите, но когда я читал евангелие от Тихоплавов, то плакал. Все вышеприведенные ернические замечания я потом вставил, но при первом прочтении — плакал. Как все узнаваемо, как похоже! Ведь Казахстан и для меня не чужая сторонка, и рос я в сельской глубинке в окружении гусей и свиней, и бабушка у меня была, мир ее праху, Клавдия Ивановна, только не Кудренко, а Кудрявцева-Эрлих, и вещи я постоянно материализовывал, моток пряжи для бабушки, очки для деда, молоток для отца. А как точно переданы у Тихоплавов эти обычные детские видения и мечтания, это стремление иметь свой потайной уголок, свой «домик», куда ребенок скрывается от взрослых и играет или просто лежит и предается своим высоким детским думам. В те мои годы только-только появилось слово спутник, и я с соседскими пацанами стоял вечерами за околицей и смотрел в черное небо и видел, видел маленькую движущуюся светлую точку в вышине. Потрясенные этим видением, мы принимались мечтать о том, как мы вырастем и полетим вперед к звездам. А до этого наведем порядок на нашей Земле, спасем ее от катастрофы, которой ей угрожают бряцающие ядерным оружием американские империалисты, а для этого убежим к команданте Фиделю и товарищу Че Геваре и вступим в их отряды. Планы бегства и спасения человечества были расписаны не по дням, а по часам.
Сколько их, таких мистических совпадений! Даже Сашка был, которого мы вытащили из арыка. Эх, жаль, школьные сочинения не хранятся вечно. А то бы я представил свое первое, написанное где-нибудь в третьем классе, литературное творение под названием «Как мы спасали Сашку». И сколько их было, уехавших. Иные даже стали крутыми бизнесменами. Вот только никто не возвращался на родное пепелище и не приглашал друзей детства навестить его в благополучном далеке. И в ваши, Григорий Петрович, университетские годы такого не было, в первой-то половине 80-х, разве что вы телепортировали вашего друга через границу.
Зато с родителями все точно. Наверно, в каждом подростке «объединены два различных мира», что создает определенные сложности и для него самого, и для окружающих. Наиболее распространенная коллизия: для соседей он отпетый хулиган, для родителей — ангел во плоти. У автора водораздел лежал в другой плоскости. Одна половинка была ленивая. Бывало, мама говорит: «Сынок, сбегай в магазин, займи очередь за колбасой». А сынок в ответ с дивана: «Да нет там никакой колбасы!» И точно, приходит вечером уставшая соседка, говорит горестно: «Опять не завезли». Но иногда вдруг взбрыкивала генами вторая половинка, и автор превращался в существо всезнающее, всеумеющее и, что самое ужасное, невероятно занудливое. «Я вам говорил! Вы меня не послушали!» — любимые выражения. Как же я доставал родителей! Но понял я это только через много лет, когда точно в таком же стиле начали доставать меня.
Но автор человек обычный, земной, не обладающий феноменальными способностями, поэтому некоторые расхождения с жизнью Гриши Грабового все же наблюдались. Начнем с того, что час зачатья он помнит не то что неясно, он вообще его не помнит. И очень этому рад, потому что ничего другого, кроме глубокой психической травмы, от такой памяти ждать не приходится. Не помнит он и первых трех лет своего земного существования. И крещения, хотя крестили его во вполне сознательном по меркам теософов возрасте, месяца в два или в три. Известно только, что происходило это в церкви, кстати, православной.
А вот с крещением Григория Петровича много неясного. Конечно, автору прекрасно известно, какие кары по административной и партийной линии грозили в то время родителям за крещение ребенка, да и сделать это было затруднительно, из-за отсутствия, например, храма в селе. Но как-то обходились, было бы желание. Отдавали дитя под защиту Господа независимо от того, обладает он необычными способностями или нет. Смею предположить, что у глубоко верующей бабушки Гриши были несколько иные соображения. Понаблюдав пять лет за своим внуком и за всеми его «фантазиями», она, вероятно, решила, что в него вселился дьявол, и вознамерилась излечить его святой водой. Хотя откуда святая вода у какого-то грека, в каком-то доме? Разве что это был реинкарнированный Иоанн Креститель.
Воспоминания о дошкольных годах у меня диаметрально противоположные. Самое золотое время! Никаких тебе забот, никакой тебе школы, играй себе, познавай окружающий мир. Грише не повезло, до трех лет — тяжелый взрослый труд, с трех до семи — тяжелейший. Возможно, поэтому его сознание и не менялось с младенческого возраста.
То же и со школьными годами. Некоторым хорошо, они и так все знают, а мне, земному и грешному, приходилось часами решать задачки, зубрить «Чуден Днепр при тихой погоде», изучать историю Древней Греции, проклиная все на свете, долбить «Доколе, о Катилина, ты будешь испытывать наше терпение?», тайком посматривая в лежащий под томом Цицерона томик Апулея с его разудалым «Золотым ослом». Нет, все же и в наших школьных годах были хорошие моменты, и те же танцплощадки, не превратившиеся еще в дискотеки, сулили всякие неожиданные встречи, иногда и приятные.
Главный вывод из всего прочитанного автором о детских годах Гриши Грабового состоял отнюдь не в констатации удивительных (кто-то скажет, мистических) совпадений. Нет никакой мистики, есть обычное, достаточно типичное детство, которое этими самыми совпадениями и доказывается, автор нарочно привел такую обширную цитату, чтобы каждый читатель мог выбрать совпадения по своему вкусу и по своему жизненному опыту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83