Или она, как Берта, канула без следа?
– Про неё больше никаких сведений. Совсем ничего.
– Эллен обычно сохраняла письма?
– Не все. Большую часть. Связывала в пачки и держала в коробках из-под обуви. Они у меня здесь. В основном «почитательские письма», как она их называла.
– Можно взглянуть?
– Если интересно. Я пару раз их просматривала. Думала написать статью о, так сказать, викторианских предшественниках нынешних клубов поклонников знаменитостей. А когда взялась за статью, противно стало.
– Так вы мне покажете?
Беатриса окинула бесстрастным взглядом решительное, словно выточенное из слоновой кости лицо Мод и что-то в нём прочла, хотя, может быть, её догадка была не совсем верна.
– Что ж, – пробормотала она, не двигаясь с места. – Отчего не показать.
Чёрная картонная коробка была обвязана тесьмой, плотный картон высох и потрескался. Поминутно вздыхая, Беатриса сняла тесьму. В коробке лежали аккуратные связки писем. Беатриса и Мод принялись перебирать их, отыскивая нужную дату, заглядывая в конверты. Просьбы о пожертвованиях, предложения помочь по секретарской части, стремительные строки с изъявлением пламенных восторгов, обращённые к Рандольфу и адресованные Эллен. Наконец Беатриса по дате отыскала письмо, написанное взволнованным и вместе с тем искусным, отдалённо готическим почерком. Да, это было оно.
Уважаемая миссис Падуб.
Простите, пожалуйста, что я занимаю Ваше драгоценнейшее время и внимание. Я женщина Вашего круга, совершенно Вам пока незнакомая, но хочу сообщить Вам нечто такое, что прямо касается и меня и Вас и для меня не меньше как дело жизни и смерти. Поверьте, это правда без прикрас.
О, как мне снискать Ваше доверие? Вы непременно должны мне поверить. Не позволите ли Вы мне отнять у Вас несколько времени своим посещением? Я зайду ненадолго, мне надо лишь сообщить Вам это известие, за которое Вы, может быть, скажете мне спасибо. Или не скажете… Не в этом дело. Просто Вы должны узнать.
Меня можно найти во всякое время по указанному здесь, в письме, адресу. Поверьте, о, поверьте: я хочу оказать Вам дружескую услугу.
Искренне, искренне Ваша
Бланш Перстчетт.
Мод изобразила равнодушие и опустила ресницы, чтобы притушить жадный блеск глаз.
– Похоже, то самое, – проговорила она как можно безразличнее. – А другие есть? Эллен ведь писала про два письма, это, кажется, второе. Нет ли там первого?
Беатриса всколыхнулась.
– Нет. Других нету. Вот разве что в этом почерк похож. Бумага вроде бы та же. Ни обращения, ни подписи.
Вы поступили некрасиво, не вернув мне мою улику. Да, она принадлежит не мне – но и не Вам же! Умоляю, подумайте ещё, перемените своё мнение обо мне. Я представляю, какой показалась Вам при встрече. Я говорила, не выбирая слов. Но всё сказанное правда, и дело принимает серьёзный оборот – сами увидите.
Мод сидела, держа перед собой этот листок, и мучительно силилась разобраться. Что это за улика, которую не вернула Эллен? О чём она говорила, эта улика? О тайной переписке или о поездке на йоркширское побережье вдвоём с подвизавшимся в биологии поэтом? Что почувствовала, о чём догадалась Эллен? Не передала ли ей Бланш украденную рукопись «Сваммердама»? Как бы снять копию с этих документов так, чтобы Беатриса – а раз Беатриса, то, конечно, и Собрайл с Аспидсом – ничего не заподозрили? Настойчивое желание отдавалось в душе, как удары молоточка, но не успело оно облечься во вкрадчивую просьбу, как ватный голос Беатрисы произнёс:
– Что вас сюда привело, я не знаю, доктор Бейли. И не скажу, чтобы так уж хотела узнать. Вы тут что-то искали, теперь вот нашли.
– Да, – шепнула Мод и предостерегающе обвела длиннопалыми руками отсек, за стенами-перегородками которого угадывалась обстановка Падубоведника и присутствие Аспидса.
На лице у Беатрисы застыло благодушное, выжидающе-вопросительное выражение.
– Это не только моя тайна, – прошептала Мод. – Мне потому и пришлось немного схитрить. Я… я пока сама не знаю , что нашла. Когда разберусь, честное слово, первой расскажу вам. Кажется, я догадываюсь, о чём говорила с ней Бланш Перстчетт. Есть два-три предположения.
– Это важно? – спросил блеклый голос таким тоном, что «важность» можно было понимать и в научном, и в человеческом, и в космическом смысле.
– Не знаю. Но наши представления о его… творчестве могут измениться. Кое в чем.
– И что требуется от меня?
– Ксерокопии этих двух писем. И, если получится, дневниковых записей за время между этими датами. И не говорите ничего профессору Собрайлу. И профессору Аспидсу. Пока что. Это наша находка…
Беатриса Пуховер подперла подбородок руками и задумалась. Размышления несколько затянулись.
– А вот это… ну, то, что вас так занимает… это не выставит её в нелепом или… или ложном свете? Мне очень важно, чтобы её не… да, не выставили : самое подходящее слово – не выставили напоказ.
– Её-то эта история почти что и не касается.
– Не очень успокоительный довод.
И снова – выматывающее душу молчание.
– Что ж, видно, придётся вам поверить. Видно, придётся.
Мод вышла от Беатрисы и стремительно направилась к кабинету Аспидса, где её вялым взмахом руки приветствовала Паола; самого Аспидса на месте не было. Зато как только она оказалась за пределами Падубоведника, в полумраке коридора забелел знакомый шерстяной свитер и заблестело знакомым блеском золото волос.
– А вот и я, – объявил Фергус Вулфф. – Не ожидала?
Мод с достоинством вскинула голову и попыталась его обогнуть.
– Погоди.
– Я спешу.
– Куда? Распутывать замысловатые сплетения «Мелюзины» или на свидание с Роландом Митчеллом?
– Ни то ни другое.
– Так подожди.
– Не могу.
Она шагнула в сторону. Он снова преградил ей путь. Она – в другую. Он тоже. Протянув крепкую руку, он железной хваткой впился ей в запястье. Перед глазами Мод возникла постель: взбитый белок.
– Не надо так, Мод. Давай поговорим. Я извёлся от любопытства и ревности в равной пропорции. Мне не верится, что ты увлеклась душкой-пустышкой Роландом, а если нет, то я не понимаю , зачем тебя занесло в Пагубовредник.
– Пагубовредник?
– Падубоведник.
Он всё тянул и тянул её за руку, так что её кейс, а с ним и она сама уже почти прижимались к его телу: не те обстоятельства, чтобы, как когда-то, ощутить бьющее от этого тела электричество.
– Надо поговорить, Мод. Сходим в ресторан, угощу тебя чем-нибудь вкусным. Только поговорить, больше ничего. Ты такая умная. И знаешь – забыл сказать – мне тебя так не хватает…
– Не могу. Дела. Пусти, Фергус.
– Тогда расскажи хотя бы, что за дела. Ну скажи, скажи. Я не проболтаюсь.
– Чего тут рассказывать.
– Не скажешь – сам узнаю. А что узнаю, будет считаться моей собственностью.
– Пусти руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
– Про неё больше никаких сведений. Совсем ничего.
– Эллен обычно сохраняла письма?
– Не все. Большую часть. Связывала в пачки и держала в коробках из-под обуви. Они у меня здесь. В основном «почитательские письма», как она их называла.
– Можно взглянуть?
– Если интересно. Я пару раз их просматривала. Думала написать статью о, так сказать, викторианских предшественниках нынешних клубов поклонников знаменитостей. А когда взялась за статью, противно стало.
– Так вы мне покажете?
Беатриса окинула бесстрастным взглядом решительное, словно выточенное из слоновой кости лицо Мод и что-то в нём прочла, хотя, может быть, её догадка была не совсем верна.
– Что ж, – пробормотала она, не двигаясь с места. – Отчего не показать.
Чёрная картонная коробка была обвязана тесьмой, плотный картон высох и потрескался. Поминутно вздыхая, Беатриса сняла тесьму. В коробке лежали аккуратные связки писем. Беатриса и Мод принялись перебирать их, отыскивая нужную дату, заглядывая в конверты. Просьбы о пожертвованиях, предложения помочь по секретарской части, стремительные строки с изъявлением пламенных восторгов, обращённые к Рандольфу и адресованные Эллен. Наконец Беатриса по дате отыскала письмо, написанное взволнованным и вместе с тем искусным, отдалённо готическим почерком. Да, это было оно.
Уважаемая миссис Падуб.
Простите, пожалуйста, что я занимаю Ваше драгоценнейшее время и внимание. Я женщина Вашего круга, совершенно Вам пока незнакомая, но хочу сообщить Вам нечто такое, что прямо касается и меня и Вас и для меня не меньше как дело жизни и смерти. Поверьте, это правда без прикрас.
О, как мне снискать Ваше доверие? Вы непременно должны мне поверить. Не позволите ли Вы мне отнять у Вас несколько времени своим посещением? Я зайду ненадолго, мне надо лишь сообщить Вам это известие, за которое Вы, может быть, скажете мне спасибо. Или не скажете… Не в этом дело. Просто Вы должны узнать.
Меня можно найти во всякое время по указанному здесь, в письме, адресу. Поверьте, о, поверьте: я хочу оказать Вам дружескую услугу.
Искренне, искренне Ваша
Бланш Перстчетт.
Мод изобразила равнодушие и опустила ресницы, чтобы притушить жадный блеск глаз.
– Похоже, то самое, – проговорила она как можно безразличнее. – А другие есть? Эллен ведь писала про два письма, это, кажется, второе. Нет ли там первого?
Беатриса всколыхнулась.
– Нет. Других нету. Вот разве что в этом почерк похож. Бумага вроде бы та же. Ни обращения, ни подписи.
Вы поступили некрасиво, не вернув мне мою улику. Да, она принадлежит не мне – но и не Вам же! Умоляю, подумайте ещё, перемените своё мнение обо мне. Я представляю, какой показалась Вам при встрече. Я говорила, не выбирая слов. Но всё сказанное правда, и дело принимает серьёзный оборот – сами увидите.
Мод сидела, держа перед собой этот листок, и мучительно силилась разобраться. Что это за улика, которую не вернула Эллен? О чём она говорила, эта улика? О тайной переписке или о поездке на йоркширское побережье вдвоём с подвизавшимся в биологии поэтом? Что почувствовала, о чём догадалась Эллен? Не передала ли ей Бланш украденную рукопись «Сваммердама»? Как бы снять копию с этих документов так, чтобы Беатриса – а раз Беатриса, то, конечно, и Собрайл с Аспидсом – ничего не заподозрили? Настойчивое желание отдавалось в душе, как удары молоточка, но не успело оно облечься во вкрадчивую просьбу, как ватный голос Беатрисы произнёс:
– Что вас сюда привело, я не знаю, доктор Бейли. И не скажу, чтобы так уж хотела узнать. Вы тут что-то искали, теперь вот нашли.
– Да, – шепнула Мод и предостерегающе обвела длиннопалыми руками отсек, за стенами-перегородками которого угадывалась обстановка Падубоведника и присутствие Аспидса.
На лице у Беатрисы застыло благодушное, выжидающе-вопросительное выражение.
– Это не только моя тайна, – прошептала Мод. – Мне потому и пришлось немного схитрить. Я… я пока сама не знаю , что нашла. Когда разберусь, честное слово, первой расскажу вам. Кажется, я догадываюсь, о чём говорила с ней Бланш Перстчетт. Есть два-три предположения.
– Это важно? – спросил блеклый голос таким тоном, что «важность» можно было понимать и в научном, и в человеческом, и в космическом смысле.
– Не знаю. Но наши представления о его… творчестве могут измениться. Кое в чем.
– И что требуется от меня?
– Ксерокопии этих двух писем. И, если получится, дневниковых записей за время между этими датами. И не говорите ничего профессору Собрайлу. И профессору Аспидсу. Пока что. Это наша находка…
Беатриса Пуховер подперла подбородок руками и задумалась. Размышления несколько затянулись.
– А вот это… ну, то, что вас так занимает… это не выставит её в нелепом или… или ложном свете? Мне очень важно, чтобы её не… да, не выставили : самое подходящее слово – не выставили напоказ.
– Её-то эта история почти что и не касается.
– Не очень успокоительный довод.
И снова – выматывающее душу молчание.
– Что ж, видно, придётся вам поверить. Видно, придётся.
Мод вышла от Беатрисы и стремительно направилась к кабинету Аспидса, где её вялым взмахом руки приветствовала Паола; самого Аспидса на месте не было. Зато как только она оказалась за пределами Падубоведника, в полумраке коридора забелел знакомый шерстяной свитер и заблестело знакомым блеском золото волос.
– А вот и я, – объявил Фергус Вулфф. – Не ожидала?
Мод с достоинством вскинула голову и попыталась его обогнуть.
– Погоди.
– Я спешу.
– Куда? Распутывать замысловатые сплетения «Мелюзины» или на свидание с Роландом Митчеллом?
– Ни то ни другое.
– Так подожди.
– Не могу.
Она шагнула в сторону. Он снова преградил ей путь. Она – в другую. Он тоже. Протянув крепкую руку, он железной хваткой впился ей в запястье. Перед глазами Мод возникла постель: взбитый белок.
– Не надо так, Мод. Давай поговорим. Я извёлся от любопытства и ревности в равной пропорции. Мне не верится, что ты увлеклась душкой-пустышкой Роландом, а если нет, то я не понимаю , зачем тебя занесло в Пагубовредник.
– Пагубовредник?
– Падубоведник.
Он всё тянул и тянул её за руку, так что её кейс, а с ним и она сама уже почти прижимались к его телу: не те обстоятельства, чтобы, как когда-то, ощутить бьющее от этого тела электричество.
– Надо поговорить, Мод. Сходим в ресторан, угощу тебя чем-нибудь вкусным. Только поговорить, больше ничего. Ты такая умная. И знаешь – забыл сказать – мне тебя так не хватает…
– Не могу. Дела. Пусти, Фергус.
– Тогда расскажи хотя бы, что за дела. Ну скажи, скажи. Я не проболтаюсь.
– Чего тут рассказывать.
– Не скажешь – сам узнаю. А что узнаю, будет считаться моей собственностью.
– Пусти руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187