Но теперь из вестника мало что можно было узнать о происходящем. Черный лоскут был его добрым гением — сторожил по ночам, прислушиваясь к малейшему звуку. Своим длинным отростком, похожим на щупальце, он забрался в старый кран и вычистил ржавчину. Теперь у Марка была вода — он мог пить вволю, мог даже умыться в старом медном тазике. Самое удивительное, как этот черный лоскут умудрился стащить с веревки целую простыню и притащить в каморку, где прятался Марк. Простыню бывший центурион разорвал на полосы и обмотался самодельными бинтами. Стало легче дышать. Теперь надо было выждать, пока сломанные ребра заживут. Марк представлял смутно, что он будет делать, когда поправится. Самым простым было бежать в Лондиний. Но что-то мешало Марку Пробу так поступить.
— Раньше я знал, что делать, — говорил Марк Проб своему странному собеседнику. — Меня будто вел за руку кто-то неведомый. Стоило поступить верно, и невидимая рука гладила меня по сердцу и приговаривала: «Правильно, мой мальчик». Стоило ошибиться, и я чувствовал себя безмерно виноватым. Мой гений всегда был со мной, всегда подсказывал. А ныне? Я чувствую себя беспомощным слепцом. Иду и все время натыкаюсь на глухие стены. Пытаюсь перелезть, и ничего не получается. Ровным счетом ничего. Ты слушаешь меня?
— Д-х-х…— сообщила в ответ тряпка, шлепнув руками-лоскутьями по полу. Что означало «да».
Теперь странный друг все меньше напоминал Марку черную тряпку, все больше — какой-то неведомый цветок, в свернутых лепестках которого порой угадывалось человеческое лицо.
— Как же жить без гения? Как узнать, правильно ли ты поступаешь? Да и зачем жить? Гений знал. А знаю ли я? Сам-то ты, верно, в прошлом гений.
— Н.-.т, — возмутилась тряпка.
— Нет? Ну ладно, пускай не гений. Может, бог?
— Н…т, — тут же был прерван Проб.
— Ладно, не будем гадать. Но я могу на тебя положиться?
— Д…— прозвучало уверенно.
— Я вижу кругом беззаконие и подлость, и не знаю, что делать. Ты можешь посоветовать?
— Н…т, — раздалось в ответ.
— И ты не знаешь, — вздохнул Проб. — А кто знает? Элий был бы здесь, может быть сказал. Хотя вряд ли. Элий — странный человек. Может, с Курцием поговорить?
— Д… — согласилась тряпка.
Из магазинчика канцелярии, что находился на первом этаже, тряпкой были украдены бумага и стило. И Проб сел сочинять послание Курцию. Не сразу и получилось. Надо было написать так, чтобы префект римских вигилов понял, от кого послание, но при этом перехваченное письмо не должно было послужить уликой. Наконец что-то получилось. Писульку Проб свернул вчетверо, запечатал в конвертик и отдал лоскутку-посланнику. Тот ушел. Вернее, уполз. И ползал два дня. Вернулся на третий. И не один. С Курцием.
Центурион вигилов уселся на самодельное ложе беглеца и долго смотрел на изуродованное лицо Проба: синяки на его лице приобрели желтый и зеленоватый оттенок. На губе еще не зажили ссадины, а провал на месте передних зубов пугал своею мертвой чернотою. Курций принес бутылку вина, разлил по чашам. Они выпили. После этого Проб начал свой рассказ. Выслушав, Курций долго молчал. Потом сказал наконец:
— Тебе надо уехать. В Лондиний. Но не сразу. Сначала поможешь мне. Надо постеречь одного очень ценного человека.
— Кто он?
— Свидетель. Котт.
— Слуга Элия?
— Он самый.
— Мы победим?
— Вряд ли. Но мы должны сражаться.
Котт открыл глаза. Над ним висел огромный черный цветок. Он парил в воздухе и слегка шевелил черными атласными лепестками. Несомненно — цветок был живой. Где-то в его середине среди черных бархатистых тычинок прятались две блестящих бусины глаз.
Котт сел на постели.
— Кто ты?
Цветок немного подался вверх. Теперь Котт заметил, что цветок висит на тонкой, как паутина, нитке. Только нитка эта черного цвета. В спальню из открытого окна дул легкий утренний ветерок, слегка колебались занавески, и черная нитка тоже слегка колебалась. Цветок медленно поворачивался, продолжая следить за Коттом. Этот черный его стережет. Попытается удрать — задушит, обездвижит. Неужели кто-то в Риме пытается тягаться с Бенитом? После смерти Макция Проба и убийства Помпония Секунда вряд ли кому-то удастся его свалить.
Элий попробовал и не сумел. Значит — никто уже не сумеет.
Глава 10
Августовские игры 1977 года (продолжение)
«Дайте мне несколько лет, и я сделаю то, что не сделали императоры за целое тысячелетие. Рим станет единой корпорацией, где все будут помогать друг другу: банкиры, рабочие, солдаты и писатели, — пообещал диктатор Бенит. Так дадим ему шанс сделать нас счастливыми».
«Вступайте в общество „Радость“, если хотите, чтобы вы и ваши дети отдохнули летом на море. Члены общества получают бесплатные тессеры в театры, бесплатный пропуск на стадион. К тому же каждая тессера участвует в розыгрыше призов».
«Акта диурна», 15-й день до Календ сентября
Курций десятый день сказывался больным. Исполнители требовали от него присяги Бениту на верность. Курций делал все, чтобы присягу не дать. Схватка не равна, силы не равны. И Бенит победит. Но Курций должен продержаться как можно дольше. Курций верил в то, что время как-то может сыграть ему на руку. Он не задумывался, насколько Бенит сильнее его. Просто сильнее, и все. Однако и у Курция были союзники. Фабия прятала его на своей вилле. Марк Габиний дал денег. Гимп помогал готовить документы для суда. Каждая минута приближала Курция, нет, не к победе, но к чему-то более важному, чем победа. Выстоять эту минуту, выиграть эту минуту. Радостно было думать, что каждую минуту он выигрывал у Бенита. Отбил в схватке, как драгоценный бриллиант. И каждая эта выигранная минута была победой.
Наконец все было готово.
Курций явился к судье и положил перед ним пухлую папку с обвинительным заключением. Курций и сам не ожидал, что доживет до этой минуты. Однако дожил.
— Мне удалось раскрыть одно очень старое дело об изнасиловании, — заявил Курций небрежно.
И старик Марк Виттелий бледными восковыми пальцами открыл папку, как ворота Двуликого Януса, и прочел первые две страницы. А когда прочел, лицо старика сделалось уже не бледным, а зеленым, как недозрелый виноград.
— И ты можешь это доказать?
— Разумеется.
— И у тебя есть свидетель?
— Есть.
— Он придет в суд?
— Придет.
— И улики?
— И улики.
— Может быть, забудем?.. — Марк Виттелий подтолкнул папку к Курцию. — Я не видел, ты — не приносил.
— Нет, я принес. — Курций толкнул папку обратно.
— Зачем? — выдохнул Виттелий. Глаза его совершенно остекленели от страха.
— Ради Рима.
— Рим, — прошептал Виттелий, будто пытался вспомнить, что означает это слово. — Ну хорошо, я пошлю ему повестку.
Слишком легко уступил. Курций ожидал более серьезного сопротивления.
— У меня есть все копии документов, — сказал на всякий случай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Раньше я знал, что делать, — говорил Марк Проб своему странному собеседнику. — Меня будто вел за руку кто-то неведомый. Стоило поступить верно, и невидимая рука гладила меня по сердцу и приговаривала: «Правильно, мой мальчик». Стоило ошибиться, и я чувствовал себя безмерно виноватым. Мой гений всегда был со мной, всегда подсказывал. А ныне? Я чувствую себя беспомощным слепцом. Иду и все время натыкаюсь на глухие стены. Пытаюсь перелезть, и ничего не получается. Ровным счетом ничего. Ты слушаешь меня?
— Д-х-х…— сообщила в ответ тряпка, шлепнув руками-лоскутьями по полу. Что означало «да».
Теперь странный друг все меньше напоминал Марку черную тряпку, все больше — какой-то неведомый цветок, в свернутых лепестках которого порой угадывалось человеческое лицо.
— Как же жить без гения? Как узнать, правильно ли ты поступаешь? Да и зачем жить? Гений знал. А знаю ли я? Сам-то ты, верно, в прошлом гений.
— Н.-.т, — возмутилась тряпка.
— Нет? Ну ладно, пускай не гений. Может, бог?
— Н…т, — тут же был прерван Проб.
— Ладно, не будем гадать. Но я могу на тебя положиться?
— Д…— прозвучало уверенно.
— Я вижу кругом беззаконие и подлость, и не знаю, что делать. Ты можешь посоветовать?
— Н…т, — раздалось в ответ.
— И ты не знаешь, — вздохнул Проб. — А кто знает? Элий был бы здесь, может быть сказал. Хотя вряд ли. Элий — странный человек. Может, с Курцием поговорить?
— Д… — согласилась тряпка.
Из магазинчика канцелярии, что находился на первом этаже, тряпкой были украдены бумага и стило. И Проб сел сочинять послание Курцию. Не сразу и получилось. Надо было написать так, чтобы префект римских вигилов понял, от кого послание, но при этом перехваченное письмо не должно было послужить уликой. Наконец что-то получилось. Писульку Проб свернул вчетверо, запечатал в конвертик и отдал лоскутку-посланнику. Тот ушел. Вернее, уполз. И ползал два дня. Вернулся на третий. И не один. С Курцием.
Центурион вигилов уселся на самодельное ложе беглеца и долго смотрел на изуродованное лицо Проба: синяки на его лице приобрели желтый и зеленоватый оттенок. На губе еще не зажили ссадины, а провал на месте передних зубов пугал своею мертвой чернотою. Курций принес бутылку вина, разлил по чашам. Они выпили. После этого Проб начал свой рассказ. Выслушав, Курций долго молчал. Потом сказал наконец:
— Тебе надо уехать. В Лондиний. Но не сразу. Сначала поможешь мне. Надо постеречь одного очень ценного человека.
— Кто он?
— Свидетель. Котт.
— Слуга Элия?
— Он самый.
— Мы победим?
— Вряд ли. Но мы должны сражаться.
Котт открыл глаза. Над ним висел огромный черный цветок. Он парил в воздухе и слегка шевелил черными атласными лепестками. Несомненно — цветок был живой. Где-то в его середине среди черных бархатистых тычинок прятались две блестящих бусины глаз.
Котт сел на постели.
— Кто ты?
Цветок немного подался вверх. Теперь Котт заметил, что цветок висит на тонкой, как паутина, нитке. Только нитка эта черного цвета. В спальню из открытого окна дул легкий утренний ветерок, слегка колебались занавески, и черная нитка тоже слегка колебалась. Цветок медленно поворачивался, продолжая следить за Коттом. Этот черный его стережет. Попытается удрать — задушит, обездвижит. Неужели кто-то в Риме пытается тягаться с Бенитом? После смерти Макция Проба и убийства Помпония Секунда вряд ли кому-то удастся его свалить.
Элий попробовал и не сумел. Значит — никто уже не сумеет.
Глава 10
Августовские игры 1977 года (продолжение)
«Дайте мне несколько лет, и я сделаю то, что не сделали императоры за целое тысячелетие. Рим станет единой корпорацией, где все будут помогать друг другу: банкиры, рабочие, солдаты и писатели, — пообещал диктатор Бенит. Так дадим ему шанс сделать нас счастливыми».
«Вступайте в общество „Радость“, если хотите, чтобы вы и ваши дети отдохнули летом на море. Члены общества получают бесплатные тессеры в театры, бесплатный пропуск на стадион. К тому же каждая тессера участвует в розыгрыше призов».
«Акта диурна», 15-й день до Календ сентября
Курций десятый день сказывался больным. Исполнители требовали от него присяги Бениту на верность. Курций делал все, чтобы присягу не дать. Схватка не равна, силы не равны. И Бенит победит. Но Курций должен продержаться как можно дольше. Курций верил в то, что время как-то может сыграть ему на руку. Он не задумывался, насколько Бенит сильнее его. Просто сильнее, и все. Однако и у Курция были союзники. Фабия прятала его на своей вилле. Марк Габиний дал денег. Гимп помогал готовить документы для суда. Каждая минута приближала Курция, нет, не к победе, но к чему-то более важному, чем победа. Выстоять эту минуту, выиграть эту минуту. Радостно было думать, что каждую минуту он выигрывал у Бенита. Отбил в схватке, как драгоценный бриллиант. И каждая эта выигранная минута была победой.
Наконец все было готово.
Курций явился к судье и положил перед ним пухлую папку с обвинительным заключением. Курций и сам не ожидал, что доживет до этой минуты. Однако дожил.
— Мне удалось раскрыть одно очень старое дело об изнасиловании, — заявил Курций небрежно.
И старик Марк Виттелий бледными восковыми пальцами открыл папку, как ворота Двуликого Януса, и прочел первые две страницы. А когда прочел, лицо старика сделалось уже не бледным, а зеленым, как недозрелый виноград.
— И ты можешь это доказать?
— Разумеется.
— И у тебя есть свидетель?
— Есть.
— Он придет в суд?
— Придет.
— И улики?
— И улики.
— Может быть, забудем?.. — Марк Виттелий подтолкнул папку к Курцию. — Я не видел, ты — не приносил.
— Нет, я принес. — Курций толкнул папку обратно.
— Зачем? — выдохнул Виттелий. Глаза его совершенно остекленели от страха.
— Ради Рима.
— Рим, — прошептал Виттелий, будто пытался вспомнить, что означает это слово. — Ну хорошо, я пошлю ему повестку.
Слишком легко уступил. Курций ожидал более серьезного сопротивления.
— У меня есть все копии документов, — сказал на всякий случай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87