Свежую рыбу следовало сразу же выпотрошить, засыпать солью и выдержать в чанах двадцать четыре часа. Потом вымыть и уложить штабелями не выше локтя в высоту. Мякоть к мякоти. И уже потом пластать на чистых скалах. Вялить рыбу на траве или на земле — последнее дело. Снова в штабеля ее складывают лишь после того, как она окончательно провялится.
— Я никогда не повезу в Берген рыбу, которую солили на полу в пакгаузах. Бергенцы могут на меня положиться!
Вениамин удивлялся, что в море Андерс стал таким разговорчивым. Он столько рассказывал о рыбе! До этого Вениамину казалось, что вся вяленая рыба выглядит одинаково, как бы она ни называлась.
* * *
Пока «Матушка Карен» шла на юг, русский не издал ни звука. Должно быть, он не мог последовать за ними.
Мир был бескраен.
Люди на берегу даже не подозревали, какими неприступными и отвесными бывают горы и скалы. Чтобы понять это, нужно было проплыть мимо них светлой летней ночью.
А запах моря! Он ощущался всегда. Даже во сне. И заглушал все остальные запахи. От него люди менялись до неузнаваемости.
Ночи, впрочем, тоже изменились. Чем дальше на юг, тем они становились синее. И повсюду, где они бросали якорь и сходили на берег, чтобы запастись свежей водой и провиантом, люди говорили по-разному.
Вениамин читал, как Господь смешал языки в Вавилоне, но не подозревал, что подобное смешение может встретиться и в его родной стране.
— Так ведь Норвегия длинная, как кишка. И в каждой долине говорят по-своему, — объяснил Антон и отрезал кусок от соленого окорока, висевшего на сыромятном ремне на мачте.
— Нет, — возразил Вениамин, — вовсе не поэтому. Просто когда в Вавилоне смешались языки и люди перестали понимать друг друга, им пришлось разъехаться по свету и поселиться по отдельности!
Антон перестал жевать.
— Вот черт, как легко все объясняется, а я и не знал, — серьезно сказал он. — Но подожди, ты еще не слышал, как кудахчут женщины в Бергене! Вот кто, наверное, первый покинул Вавилон!
* * *
Удивительным в Бергене оказался не только язык. Вениамин слушал и смотрел. Ему приходилось следить за собой, а то он забывал даже дышать. Время от времени он громко и жадно втягивал в себя воздух и затихал до следующего вздоха. Неожиданно для себя он обратил внимание на новую Динину шляпу.
— Красивая, как сад эдемский! — одобрительно сказал он.
Но когда Дина попыталась вести его за руку, он отскочил в сторону:
— Еще не хватало! Не пойду за руку с женщиной! Неужели ты этого не понимаешь?
И пошел рядом с Андерсом. Одной рукой он держался за отворот тужурки, другую заложил за спину.
Больше всего его поразил Воген. Суда. Паруса. Крики. На расстоянии это было терпимо, но, когда они сошли на берег, вся эта новизна обрушилась на него. Бесконечные ряды крыш, островерхие фронтоны домов, причалы. Телеги и кареты, с лошадьми и без. А как здесь одевались! Такую странную одежду Вениамин видел только на картинках. Дамы несли на головах целые ширмы. А он-то думал, что такие шляпы носит только ленсманша Дагни!
* * *
На рыбном рынке все было гораздо проще. Даже запах тут был знакомый. Но сюда приходило и отсюда уходило столько людей, что Вениамин невольно подумал о муравьях, снующих из муравейника и обратно. Неясно было только, о чем все они хлопочут. Деревянные башмаки стучали по брусчатке, и каждый был занят своим делом совсем как в Рейнснесе. Во всяком случае те, что ходили пешком. Те же, что сидели в экипажах с откидным верхом, выглядели так, словно направлялись к пробсту на Рождество, которое почему-то перенеслось на середину лета.
Вениамин понял, почему в Бергене нужно быть прилично одетым, когда сходишь на берег. Андерс привез с собой часы на цепочке и теперь ходил в расстегнутом сюртуке.
Горы в Бергене выглядели смешно. Невысокие, они как будто не могли распрямиться под тяжестью этой массы людей. Близость гор была даже неприятна. Но бергенцы, по-видимому, привыкли к тому, что эти каменные кочки нависают над крышами их домов. Вениамин сказал об этом Андерсу.
— Только не советую говорить про это коренным бергенцам, — посмеиваясь, заметил Андерс.
Один раз они взяли извозчика и поехали кататься по городу. Андерс напомнил Дине, что они бывали здесь раньше. Она улыбнулась, глаза у нее были совсем прозрачные. Вениамина обдала волна жаркой радости, оттого что Дина и Андерс так смотрят друг на друга. Иных оснований для радости у него не было. С ним они не разговаривали.
Чем больше был дом, мимо которого они проезжали, тем больше был и сад, и деревья вокруг него. Лишь в центре города дома так тесно жались друг к другу, что можно было подумать, будто у очередного бергенца не хватило денег на одну стену и ему пришлось пристроить свой дом к дому соседа.
Когда они подошли к своей гостинице, Вениамин был слишком переполнен увиденным. Ему нужно было, чтобы Дина и Андерс поняли его. Он остановился и, прищурившись, посмотрел на крыши домов:
— Что за удовольствие строить такие большие города? И как людям удается покупать и продавать все, что им необходимо?
ГЛАВА 10
По дороге обратно на север Вениамин спросил у Андерса, откуда у него фамилия Бернхофт.
— Этот род в свое время построил селение на Хьеррингёйе, — ответил Андерс. Правда, от этого Андерсу было ни жарко ни холодно. А вот его родственники с материнской стороны происходили из усадьбы Шёнингене на Гретёйе. Сёрен и София, что живут там, всегда рады приезду Андерса.
Сёрен и София приезжали в Рейнснес на свадьбу Дины и Андерса, и теперь Дина и Андерс намеревались посетить их.
— Мы с Сёреном всегда дружили, — сказал Андерс. — Ему не повезло во время Крымской войны. Его галеас, груженный мукой, застрял во льдах и вернулся домой, когда цены на муку уже упали. Сёрен тогда ничего не заработал. Да, да, бывает и так. — Андерс поднял глаза к небу.
Они миновали Фоллово море и вошли в узкий пролив, что вел к Грётёйю. Вечернее солнце одним-единственным лучом подожгло море, и оно вспыхнуло ярким огнем. За островами чернела стена Лофотенов. Бесконечные островки и скалы удерживали прибой на расстоянии. Но его вечная песнь доносилась из открытого моря как предупреждение.
— Не очень-то бывает приятно, когда по эту сторону островов тихо, а по ту — море грохочет, как церковный орган. Тогда жди, что ветер того и гляди переменится и ударит со всей силой! — сказал Антон. — Вот когда надо в оба следить за парусами, а то вмиг окажешься на мели с обломками штурвала в руках. Фарватер здесь опасен подводными скалами и коварными мелями, их тут столько, что они могут опрокинуть вверх килем целую армаду, — прибавил он.
— Сейчас это нам не грозит, — заметил Андерс.
Торговая усадьба лежала на крайнем острове, но смотрела не в открытое море, а на материк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Я никогда не повезу в Берген рыбу, которую солили на полу в пакгаузах. Бергенцы могут на меня положиться!
Вениамин удивлялся, что в море Андерс стал таким разговорчивым. Он столько рассказывал о рыбе! До этого Вениамину казалось, что вся вяленая рыба выглядит одинаково, как бы она ни называлась.
* * *
Пока «Матушка Карен» шла на юг, русский не издал ни звука. Должно быть, он не мог последовать за ними.
Мир был бескраен.
Люди на берегу даже не подозревали, какими неприступными и отвесными бывают горы и скалы. Чтобы понять это, нужно было проплыть мимо них светлой летней ночью.
А запах моря! Он ощущался всегда. Даже во сне. И заглушал все остальные запахи. От него люди менялись до неузнаваемости.
Ночи, впрочем, тоже изменились. Чем дальше на юг, тем они становились синее. И повсюду, где они бросали якорь и сходили на берег, чтобы запастись свежей водой и провиантом, люди говорили по-разному.
Вениамин читал, как Господь смешал языки в Вавилоне, но не подозревал, что подобное смешение может встретиться и в его родной стране.
— Так ведь Норвегия длинная, как кишка. И в каждой долине говорят по-своему, — объяснил Антон и отрезал кусок от соленого окорока, висевшего на сыромятном ремне на мачте.
— Нет, — возразил Вениамин, — вовсе не поэтому. Просто когда в Вавилоне смешались языки и люди перестали понимать друг друга, им пришлось разъехаться по свету и поселиться по отдельности!
Антон перестал жевать.
— Вот черт, как легко все объясняется, а я и не знал, — серьезно сказал он. — Но подожди, ты еще не слышал, как кудахчут женщины в Бергене! Вот кто, наверное, первый покинул Вавилон!
* * *
Удивительным в Бергене оказался не только язык. Вениамин слушал и смотрел. Ему приходилось следить за собой, а то он забывал даже дышать. Время от времени он громко и жадно втягивал в себя воздух и затихал до следующего вздоха. Неожиданно для себя он обратил внимание на новую Динину шляпу.
— Красивая, как сад эдемский! — одобрительно сказал он.
Но когда Дина попыталась вести его за руку, он отскочил в сторону:
— Еще не хватало! Не пойду за руку с женщиной! Неужели ты этого не понимаешь?
И пошел рядом с Андерсом. Одной рукой он держался за отворот тужурки, другую заложил за спину.
Больше всего его поразил Воген. Суда. Паруса. Крики. На расстоянии это было терпимо, но, когда они сошли на берег, вся эта новизна обрушилась на него. Бесконечные ряды крыш, островерхие фронтоны домов, причалы. Телеги и кареты, с лошадьми и без. А как здесь одевались! Такую странную одежду Вениамин видел только на картинках. Дамы несли на головах целые ширмы. А он-то думал, что такие шляпы носит только ленсманша Дагни!
* * *
На рыбном рынке все было гораздо проще. Даже запах тут был знакомый. Но сюда приходило и отсюда уходило столько людей, что Вениамин невольно подумал о муравьях, снующих из муравейника и обратно. Неясно было только, о чем все они хлопочут. Деревянные башмаки стучали по брусчатке, и каждый был занят своим делом совсем как в Рейнснесе. Во всяком случае те, что ходили пешком. Те же, что сидели в экипажах с откидным верхом, выглядели так, словно направлялись к пробсту на Рождество, которое почему-то перенеслось на середину лета.
Вениамин понял, почему в Бергене нужно быть прилично одетым, когда сходишь на берег. Андерс привез с собой часы на цепочке и теперь ходил в расстегнутом сюртуке.
Горы в Бергене выглядели смешно. Невысокие, они как будто не могли распрямиться под тяжестью этой массы людей. Близость гор была даже неприятна. Но бергенцы, по-видимому, привыкли к тому, что эти каменные кочки нависают над крышами их домов. Вениамин сказал об этом Андерсу.
— Только не советую говорить про это коренным бергенцам, — посмеиваясь, заметил Андерс.
Один раз они взяли извозчика и поехали кататься по городу. Андерс напомнил Дине, что они бывали здесь раньше. Она улыбнулась, глаза у нее были совсем прозрачные. Вениамина обдала волна жаркой радости, оттого что Дина и Андерс так смотрят друг на друга. Иных оснований для радости у него не было. С ним они не разговаривали.
Чем больше был дом, мимо которого они проезжали, тем больше был и сад, и деревья вокруг него. Лишь в центре города дома так тесно жались друг к другу, что можно было подумать, будто у очередного бергенца не хватило денег на одну стену и ему пришлось пристроить свой дом к дому соседа.
Когда они подошли к своей гостинице, Вениамин был слишком переполнен увиденным. Ему нужно было, чтобы Дина и Андерс поняли его. Он остановился и, прищурившись, посмотрел на крыши домов:
— Что за удовольствие строить такие большие города? И как людям удается покупать и продавать все, что им необходимо?
ГЛАВА 10
По дороге обратно на север Вениамин спросил у Андерса, откуда у него фамилия Бернхофт.
— Этот род в свое время построил селение на Хьеррингёйе, — ответил Андерс. Правда, от этого Андерсу было ни жарко ни холодно. А вот его родственники с материнской стороны происходили из усадьбы Шёнингене на Гретёйе. Сёрен и София, что живут там, всегда рады приезду Андерса.
Сёрен и София приезжали в Рейнснес на свадьбу Дины и Андерса, и теперь Дина и Андерс намеревались посетить их.
— Мы с Сёреном всегда дружили, — сказал Андерс. — Ему не повезло во время Крымской войны. Его галеас, груженный мукой, застрял во льдах и вернулся домой, когда цены на муку уже упали. Сёрен тогда ничего не заработал. Да, да, бывает и так. — Андерс поднял глаза к небу.
Они миновали Фоллово море и вошли в узкий пролив, что вел к Грётёйю. Вечернее солнце одним-единственным лучом подожгло море, и оно вспыхнуло ярким огнем. За островами чернела стена Лофотенов. Бесконечные островки и скалы удерживали прибой на расстоянии. Но его вечная песнь доносилась из открытого моря как предупреждение.
— Не очень-то бывает приятно, когда по эту сторону островов тихо, а по ту — море грохочет, как церковный орган. Тогда жди, что ветер того и гляди переменится и ударит со всей силой! — сказал Антон. — Вот когда надо в оба следить за парусами, а то вмиг окажешься на мели с обломками штурвала в руках. Фарватер здесь опасен подводными скалами и коварными мелями, их тут столько, что они могут опрокинуть вверх килем целую армаду, — прибавил он.
— Сейчас это нам не грозит, — заметил Андерс.
Торговая усадьба лежала на крайнем острове, но смотрела не в открытое море, а на материк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113