Но его кашель насторожил ее.
— Вы здоровы? Почему вы так кашляете?
— Здоров! Здоров! — крикнул Вениамин незнакомым голосом. — Сейчас иду!
Она что-то пробормотала, и ступени заскрипели снова.
* * *
Вениамин ерзал на твердой деревянной скамье парты — его мучил страх. А что если кухарка поднимется в спальню кожевника и обнаружит испорченную тумбочку и смятую постель?
Учитель, заметив его бледность, спросил, не болен ли он, и Вениамин признался, что чувствует себя скверно. Его отпустили домой. Теперь он сможет осмотреть спальню и замести следы. Пока еще не стемнело.
Башмаков и пальто кухарки на месте не было. Вздохнув с облегчением, Вениамин ступил в запретную комнату. Его страх оказался обоснованным: было видно, что ночью на кровати кто-то лежал. На подушке виднелось углубление от его головы, хотя он и накинул на нее покрывало. Вениамин расправил все как мог. К сожалению, у него не было навыка — уборка постели дома не входила в его обязанности.
Вечером, дождавшись, когда кухарка ушла к себе, он снова завернул в ткань орудие кожевника и прибил дощечку на место. У него было такое чувство, будто он спрятал заговорщика, которому известна его тайна.
Вениамин представлял себе, как фру Андреа, вернувшись домой, будет спать в той же постели, в которой спал он.
Делая уроки, он думал только об этом.
* * *
В тот день, когда кожевник с женой вернулись домой с похорон, Вениамин выступал в зале ресторатора Петтерсена. Так он объяснил своим хозяевам.
Учитель норвежского просил его прочитать на вечере стихотворение Вергеланда.
— У вас хороший голос и талант к декламации, — сказал он Вениамину.
Вениамин стоял на возвышении и вкладывал свою тайну в каждое слово стихотворения, посвященного Стелле, «небесной невесте». Слова сами собой возникали у него на губах. Ему оставалось только произносить их:
О чувства, вы как тот блаженный
Толчок, что сообщил Вселенной
Движение, зажег вдали
Светила, Прометею дал
Огонь, который запылал
В безжизненной крови Земли!
Тут уже не имело значения, что рукава сюртука слишком длинны и штанины лежат складками на башмаках. Долго не смолкали аплодисменты.
Вениамин был озабочен тем, чтобы не споткнуться на сцене, держаться с достоинством и пройти твердым шагом.
В первом ряду сидели девушки. Проходя во время антракта в соседний зал, чтобы выпить чашку какао, Вениамин скользнул по ним взглядом.
Они смотрели на него. Все как одна! На него? Возвращаясь с полной чашкой, он заставил себя снова пройти мимо них. Среди гимназисток сидела рыжеволосая девушка с кожаным кантом на манжетах.
Неожиданно Вениамин обнаружил, что держит в руке орудие кожевника. Он невольно вздрогнул и пролил горячее какао.
Рыженькая тут же вскочила, спрятала орудие кожевника в складках своей юбки и взяла у него из рук чашку. Она, как и прежде, не отрывала от него глаз. Все произошло очень быстро. Он смущенно поклонился ей:
— Спасибо!
Тут же напомнила о себе обожженная рука. Вениамин скривился. Держа в одной руке чашку, девушка другой рукой достала носовой платок. Ее груди поднимались и опускались, как два зверька. Белые пухлые пальчики осторожно вытерли его пострадавшую руку.
— Вы так хорошо читали стихи! — сказала она. Глаза у нее были синие. Но он не мог забыть, что она спрятала в складках юбки орудие кожевника.
— Спасибо! Хотите какао? — предложил он, с трудом справившись с дыханием.
Она одновременно сделала реверанс и пригубила какао. И тоже обожглась. Он это заметил. Хотя она пыталась не подать виду. Глаза ее были все так же прикованы к нему.
Когда она подняла голову, над верхней губой у нее темнела коричневая полоска от какао. Ему захотелось слизнуть ее. Но вместо этого он широко улыбнулся девушке.
— Меня зовут Шарлотта Викстрём, — немного застенчиво сказала она. Ее манера произносить свое имя свидетельствовала о том, что для нее было бы неожиданностью, если б кто-нибудь не знал его.
Она искоса глянула на подруг, словно затеяла этот разговор на пари с ними. Поэтому Вениамин вежливо поклонился и назвал свою фамилию.
— Мне знакома эта фамилия, — по-взрослому заметила рыженькая и погладила орудие кожевника, спрятанное в складках ее юбки. — Все знают Грёнэльвов из Рейнснеса.
— Вот как? — Вениамин растерялся.
— Да. Все знают фру Дину Грёнэльв.
Он хотел спросить, кто эти все, но не успел. Она высунула кончик языка и слизнула с губы какао. У Вениамина закружилась голова. Руку жгло. Но он даже не взглянул на нее. Язык у девушки был розовый. Вениамин пытался не замечать боли и не двигался.
Девушка покраснела и опустила глаза. Потом коротко кивнула ему и отошла к подругам. Только тогда он понял, что она решила, будто он передразнил ее. Ведь он тоже высунул кончик языка и провел им по губам. Исправить это было уже невозможно.
Он хотел броситься за ней, но она скрылась в толпе. Он должен найти ее! Должен объяснить, что просто облизнулся, что у него и в мыслях не было ее передразнивать. Он должен найти ее! Ведь и она тоже была знамением и скрылась с драгоценным орудием кожевника, спрятанным в юбке!
* * *
Возвращаясь домой, Вениамин думал о том, что его хозяева уже вернулись с похорон и что Шарлотта Викстрём сбежала от него с орудием кожевника. Кожевник уже знал все. Уже обнаружил, что Вениамин взломал тумбочку и спал в их постели.
Смертельная опасность поскрипывала снегом и рыдала под подошвами башмаков.
С пересохшими губами и бегающим взглядом, Вениамин отпер дверь дома и хотел тихонько подняться к себе. На середине лестницы он был пойман с поличным. Хозяйка сама вышла в коридор и обратилась к нему. Она заговорила с ним!
— Все ли было в порядке, пока нас не было? Хорошо ли вас кормили?
Он что-то пробормотал и несколько раз кивнул.
— Муж пошел к себе в мастерскую проверить, все ли там в порядке, — по-кошачьи промурлыкала она и подняла глаза. Прямо на него.
Испарина. Он как дурак пытался удержать морской прилив. Лицо. По верхней губе, которую он брил вот уже полгода, ручьем тек пот. А нос! Он пылал как костер.
Зачем она так высоко держит лампу?
— Вы не будете возражать, если обед немного запоздает? Мы подождем мужа.
— Да-да, конечно! — с трудом выдавил он. И бросился вверх по лестнице.
Когда фру Андреа позвала его в столовую, кожевника все еще не было.
— Он так истосковался по работе, что, наверное, вернется теперь очень поздно, — сказала она и налила Вениамину молока.
На мгновение все окуталось сладкой тенью. На всякий случай он положил бутерброд на тарелку. Говорить он не мог. Язык не повиновался ему.
На буфете стоял медный самовар. Он холодно блеснул, когда Вениамин попытался удержать на нем свой взгляд. Над столом горела лампа. Она чуть-чуть покачивалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Вы здоровы? Почему вы так кашляете?
— Здоров! Здоров! — крикнул Вениамин незнакомым голосом. — Сейчас иду!
Она что-то пробормотала, и ступени заскрипели снова.
* * *
Вениамин ерзал на твердой деревянной скамье парты — его мучил страх. А что если кухарка поднимется в спальню кожевника и обнаружит испорченную тумбочку и смятую постель?
Учитель, заметив его бледность, спросил, не болен ли он, и Вениамин признался, что чувствует себя скверно. Его отпустили домой. Теперь он сможет осмотреть спальню и замести следы. Пока еще не стемнело.
Башмаков и пальто кухарки на месте не было. Вздохнув с облегчением, Вениамин ступил в запретную комнату. Его страх оказался обоснованным: было видно, что ночью на кровати кто-то лежал. На подушке виднелось углубление от его головы, хотя он и накинул на нее покрывало. Вениамин расправил все как мог. К сожалению, у него не было навыка — уборка постели дома не входила в его обязанности.
Вечером, дождавшись, когда кухарка ушла к себе, он снова завернул в ткань орудие кожевника и прибил дощечку на место. У него было такое чувство, будто он спрятал заговорщика, которому известна его тайна.
Вениамин представлял себе, как фру Андреа, вернувшись домой, будет спать в той же постели, в которой спал он.
Делая уроки, он думал только об этом.
* * *
В тот день, когда кожевник с женой вернулись домой с похорон, Вениамин выступал в зале ресторатора Петтерсена. Так он объяснил своим хозяевам.
Учитель норвежского просил его прочитать на вечере стихотворение Вергеланда.
— У вас хороший голос и талант к декламации, — сказал он Вениамину.
Вениамин стоял на возвышении и вкладывал свою тайну в каждое слово стихотворения, посвященного Стелле, «небесной невесте». Слова сами собой возникали у него на губах. Ему оставалось только произносить их:
О чувства, вы как тот блаженный
Толчок, что сообщил Вселенной
Движение, зажег вдали
Светила, Прометею дал
Огонь, который запылал
В безжизненной крови Земли!
Тут уже не имело значения, что рукава сюртука слишком длинны и штанины лежат складками на башмаках. Долго не смолкали аплодисменты.
Вениамин был озабочен тем, чтобы не споткнуться на сцене, держаться с достоинством и пройти твердым шагом.
В первом ряду сидели девушки. Проходя во время антракта в соседний зал, чтобы выпить чашку какао, Вениамин скользнул по ним взглядом.
Они смотрели на него. Все как одна! На него? Возвращаясь с полной чашкой, он заставил себя снова пройти мимо них. Среди гимназисток сидела рыжеволосая девушка с кожаным кантом на манжетах.
Неожиданно Вениамин обнаружил, что держит в руке орудие кожевника. Он невольно вздрогнул и пролил горячее какао.
Рыженькая тут же вскочила, спрятала орудие кожевника в складках своей юбки и взяла у него из рук чашку. Она, как и прежде, не отрывала от него глаз. Все произошло очень быстро. Он смущенно поклонился ей:
— Спасибо!
Тут же напомнила о себе обожженная рука. Вениамин скривился. Держа в одной руке чашку, девушка другой рукой достала носовой платок. Ее груди поднимались и опускались, как два зверька. Белые пухлые пальчики осторожно вытерли его пострадавшую руку.
— Вы так хорошо читали стихи! — сказала она. Глаза у нее были синие. Но он не мог забыть, что она спрятала в складках юбки орудие кожевника.
— Спасибо! Хотите какао? — предложил он, с трудом справившись с дыханием.
Она одновременно сделала реверанс и пригубила какао. И тоже обожглась. Он это заметил. Хотя она пыталась не подать виду. Глаза ее были все так же прикованы к нему.
Когда она подняла голову, над верхней губой у нее темнела коричневая полоска от какао. Ему захотелось слизнуть ее. Но вместо этого он широко улыбнулся девушке.
— Меня зовут Шарлотта Викстрём, — немного застенчиво сказала она. Ее манера произносить свое имя свидетельствовала о том, что для нее было бы неожиданностью, если б кто-нибудь не знал его.
Она искоса глянула на подруг, словно затеяла этот разговор на пари с ними. Поэтому Вениамин вежливо поклонился и назвал свою фамилию.
— Мне знакома эта фамилия, — по-взрослому заметила рыженькая и погладила орудие кожевника, спрятанное в складках ее юбки. — Все знают Грёнэльвов из Рейнснеса.
— Вот как? — Вениамин растерялся.
— Да. Все знают фру Дину Грёнэльв.
Он хотел спросить, кто эти все, но не успел. Она высунула кончик языка и слизнула с губы какао. У Вениамина закружилась голова. Руку жгло. Но он даже не взглянул на нее. Язык у девушки был розовый. Вениамин пытался не замечать боли и не двигался.
Девушка покраснела и опустила глаза. Потом коротко кивнула ему и отошла к подругам. Только тогда он понял, что она решила, будто он передразнил ее. Ведь он тоже высунул кончик языка и провел им по губам. Исправить это было уже невозможно.
Он хотел броситься за ней, но она скрылась в толпе. Он должен найти ее! Должен объяснить, что просто облизнулся, что у него и в мыслях не было ее передразнивать. Он должен найти ее! Ведь и она тоже была знамением и скрылась с драгоценным орудием кожевника, спрятанным в юбке!
* * *
Возвращаясь домой, Вениамин думал о том, что его хозяева уже вернулись с похорон и что Шарлотта Викстрём сбежала от него с орудием кожевника. Кожевник уже знал все. Уже обнаружил, что Вениамин взломал тумбочку и спал в их постели.
Смертельная опасность поскрипывала снегом и рыдала под подошвами башмаков.
С пересохшими губами и бегающим взглядом, Вениамин отпер дверь дома и хотел тихонько подняться к себе. На середине лестницы он был пойман с поличным. Хозяйка сама вышла в коридор и обратилась к нему. Она заговорила с ним!
— Все ли было в порядке, пока нас не было? Хорошо ли вас кормили?
Он что-то пробормотал и несколько раз кивнул.
— Муж пошел к себе в мастерскую проверить, все ли там в порядке, — по-кошачьи промурлыкала она и подняла глаза. Прямо на него.
Испарина. Он как дурак пытался удержать морской прилив. Лицо. По верхней губе, которую он брил вот уже полгода, ручьем тек пот. А нос! Он пылал как костер.
Зачем она так высоко держит лампу?
— Вы не будете возражать, если обед немного запоздает? Мы подождем мужа.
— Да-да, конечно! — с трудом выдавил он. И бросился вверх по лестнице.
Когда фру Андреа позвала его в столовую, кожевника все еще не было.
— Он так истосковался по работе, что, наверное, вернется теперь очень поздно, — сказала она и налила Вениамину молока.
На мгновение все окуталось сладкой тенью. На всякий случай он положил бутерброд на тарелку. Говорить он не мог. Язык не повиновался ему.
На буфете стоял медный самовар. Он холодно блеснул, когда Вениамин попытался удержать на нем свой взгляд. Над столом горела лампа. Она чуть-чуть покачивалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113