Взгляд у нее был словно подернут пленкой. Хрупкая синева плавала между стен. Я встал с кровати. Более неподходящего места трудно было придумать. Погасил сигару. Маленькая комната Акселя превратилась в раковину, и мы с Анной были внутри этой раковины! Близко-близко. Одни! И никто нас не видел.
Большая волна, поднявшаяся из глубины, подхватила меня. Качнувшись, я подошел к Анне. Уперся обеими руками в дверь и всем телом пригвоздил к ней Анну. Прижимая ее к двери, я нашел ее губы, но руками к ней не прикасался.
Потом я запер дверь. Да, верно, дверь запер я.
— Нет, — сказала она, когда я обнял ее и снова поцеловал. — Нет!
Она сказала «нет», но не сопротивлялась. Я уже давно знал, что «нет» не всегда означает «нет». И даже не подозревал, что я такой сильный. А может, подозревал и упивался своей силой? Здесь, в комнате Акселя. На его кровати. На его грубошерстном полосатом покрывале, испачканном сапожной ваксой и сигарами.
Какая-то сила перенесла меня на цветущий луг. Я наслаждался его ароматом. Господи, как в тот день благоухала комната Акселя! Анна! Ее кожа! Ткань ее костюма. Волосы. Стены были скрыты под коричневой тусклой землей. Потолок ничего не весил для того, кто был так силен. Анна была легкая как пушинка!
Если я и помнил, что она пришла сюда, чтобы без разрешения родителей встретиться с Акселем, это не имело значения. Потому что пришла она ко мне!
Нет, это был не влажный ночной сон, из тех, после которых я просыпался ослабевший от удовлетворения, но в котором не участвовало тело и руки. Зачем нам в этом мире даны эти проклятые руки?
О, эти руки! Им предстояло совершить столько добрых дел. Прикоснуться сразу ко всем местам. Задыхаясь, я старался обежать сразу все сады Анны. Я перепрыгивал через изгороди и калитки. Срывал цветы со всех клумб.
— Нет! — сказала она.
Но ведь это была только музыка? Конечно только музыка! Голос. Слова не имели значения, потому что в Анне звучала музыка.
— Нет! — снова сказала она.
Но ее «нет» не достигло моих пределов.
Неожиданно она надавила пальцем мне на глаз. Все почернело. Она плакала.
Мне следовало постараться, чтобы все было красиво. Не спешить. Вложить в это больше любви. Но все получилось иначе. Ведь я не предполагал, что во мне скопилось столько нетерпеливой силы.
Одежда Анны сбилась и была в беспорядке. Изящный костюм. Белье. Но ее аромат был одуряюще сладок! Моя рука проникла к ней под жакет, под блузку, и я заметил, что Анна перестала плакать. Пальцы коснулись теплой кожи. Я как будто держал птенца гаги, из тех, которых опекала Стине.
Но мне было страшно, что Анна сейчас встанет. Нет, она лежала не двигаясь, словно в оцепенении. Я приоткрыл один глаз — глаза Анны были закрыты.
Мои руки снова зашевелились. Очень медленно. Я ждал, что она начнет от них защищаться. Но она крепко обхватила мою шею и зарылась пальцами в мои волосы. Это было изумительно, несмотря ни на что.
Я такого не ожидал. В этом жесте было прощение. Между нами возникли руки Карны. Только на миг. Слабые и бессильные, они уже ничего не могли изменить.
Я должен был снова поцеловать Анну, даже если бы она рассердилась. Открыв на секунду глаза, я увидел устремленный на меня диковатый взгляд, робкий, сердитый, испуганный, блаженный. Все сразу. Я прижался к ней лицом, чтобы не видеть крови Карны. Судорожно глотал воздух и двигался к цели. Дикое желание причиняло мне боль. Но я терпел. Мои руки гладили ее кожу, но я терпел.
Шляпа Анны упала на пол. Я сделал движение, чтобы поднять ее. Но Анна оттолкнула шляпу ногой. Гребень выпал у нее из прически, и волосы рассыпались по подушке.
А потом у меня захватило дыхание, потому что Анна расстегнула на блузке все пуговицы, рванула шнуровку и крючки на нижнем белье и обнажила грудь! Два круглых больших янтаря на темном береговом песке.
И это был не мираж! Я мог спокойно любоваться ее грудью, и она никуда не убегала. По-моему, я ни у кого не видел таких золотистых грудей с маленькими темными сосками.
Почему человек сам портит себе святое мгновение? Почему я, лежа с Анной, сравнивал ее с другими? Создатель Всемогущий, как человек может все запутать! Нежные, круглые груди Карны с большими сосками. Неужели я думал о них, прикасаясь к груди Анны?
А она? Догадалась ли, что я сравниваю ее с другими? Ведь все то делалось по необходимости. Да и делается ли это вообще по любви?
Страсть? Анна? Была ли это любовь?
Я не задавал вопросов. Страсть была жеребцом. И его нельзя было сдержать. Он преодолевал препятствия и перепрыгивал через валы. Это была гибель. Мои руки и тело делали все, чтобы утолить желание.
Анне требовалось больше смелости, чем мне. Анна! Умная профессорская дочка. Я гладил ее лицо и волосы. Ласкал обнаженную кожу. Меня волновал переход от тонкой ткани к теплой коже. Оборки. Завязки. Пуговицы. Нежные и упругие ягодицы. Я словно гладил плюш на старой кушетке в курительной комнате в Рейнснесе. Мне так хотелось увидеть Анну обнаженной всю целиком!
Сперва я лишь представлял себе, что я уже почти в ней, не смея двинуться дальше. А вдруг она только притворяется, что хочет меня? Чтобы в последнее мгновение снова низвергнуть в ад?
Но перед лицом катастрофы человек волей-неволей принимает какое-нибудь решение.
Терять мне было нечего. Однако в решительную минуту она вдруг отпрянула от меня. Ее диковатые глаза хотели мне что-то сказать, но я не мог заставить себя встретить ее взгляд. Я плыл по черному бездонному морю.
В ее глазах была мольба. Я замер. Мной завладела одна мысль. Как я не понял, что я первый! Не Аксель? И никто другой?
Страсть, стучавшая в ушах и сотрясавшая все тело, вдруг утихла. От смущения? Или от нежности? Может, я только теперь сообразил, что делаю? И что у меня никогда не было женщины, для которой это было бы впервые?
Об этом следовало спросить раньше, теперь уже не было времени. И как вообще спрашивают об этом?
Наши глаза погрузились друг в друга, ее шелковистые ноги обхватили мои бедра. Я услыхал собственный стон, и комната исчезла. В голове мелькнуло, что Анна готова вытерпеть боль. Она не издала ни звука. Мне оставалось только продолжать движение. Его-то я хорошо знал!
Но я не смог. Желание покинуло меня, когда я был уже в ней. Когда имел все и от меня требовалось только одно. Я почувствовал на спине под рубашкой ее руку. В конце концов мы оба затихли. Лежа подо мной, она кончиками пальцев гладила мое лицо.
Мы не смотрели друг на друга. Постепенно я начал различать предметы. Мебель. Стены. Подумал, что надо оправить ее юбки.
— Вениамин! — проговорила Анна.
Я не знал, что за этим последует. Нашел ощупью ее руку. Чтобы загладить вину, я начал все заново: пуговицы, крючки, шнуровка.
— Вениамин! — повторила она.
Я ждал, но говорить не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113