А виноват сам Ральф или нет, значения не имеет. Если бы не она, Ральф еще спал бы в тот страшный момент, когда велосипед столкнулся с «мерседесом». Она и только она определила его судьбу в пятницу утром.
— Хотел бы с Джесси быть, только с Джесси… — вновь запел Ральф незнакомым, скрипучим голосом.
— Я Джемм. Джемм! Ты слышишь меня, Ральф?
— Где мне найти такую, как…
— Ральф, пожалуйста! Я Джемм. Пожалуйста, открой глаза. Посмотри на меня, Ральф!
Ральф не шевелился.
— Ральф… Ральф… Это я! Ральф открыл глаза.
— Джемм… — Голос его звучал устало, чуть слышно.
— Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… — Джемм приложила ладонь к его щеке. — Тебе нельзя говорить.
Ральф улыбнулся, закрыл глаза и потерся щекой о ее ладонь.
— Джемм…
Смит вернулся с двумя пластиковыми чашками в руках, поставил их на тумбочку и приблизился к кровати.
— Ральф! Слышишь меня, Ральфи?
Тот кивнул, медленно поднял веки и прохрипел:
— Какого дьявола происходит?
— Это ты мне ответь! — рассмеялся Смит и с широченной ухмылкой взял ладонь Ральфа в свою. — Ты, камикадзе долбанутый! Куда тебя, на хрен, понесло?
— Я… не помню… — Ральф с трудом шевелил губами. — А-а-а, ну да! Я пел. Да-да, пел. Ехал на твоем велосипеде и пел. Ага, точно…
— Пойду позову сестру, — шепнул Смит на ухо Джемм. — Нужно сообщить, что он очнулся.
— Джемм, — сказал Ральф, как только Смит вышел из палаты. — Рад тебя… видеть. Здорово выглядишь.
— Ох, Ральф. Спасибо, конечно, но, боюсь, зрение тебя сейчас подводит.
— Смит… ушел домой?
— Нет, за сестрой. Ты очень долго не приходил в себя.
Под ее взглядом Ральф погрузился в блаженную дрему. Джемм переполняли сострадание и нежность; ей вдруг так захотелось обнять его, прижать к себе, защитить и… любить? Странное выдалось утро. Случай с горчицей выбил ее из колеи. Ей были приятны прикосновения Ральфа, а потом… до того как она обнаружила катастрофу с яичницей… мир словно замер на мгновение, в буквальном смысле замер… Ральф стоял так близко, а ее сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот лопнут перепонки, а теперь… Теперь она вообще ничего не понимает!
Джемм смотрела на Ральфа, все еще льнувшего щекой к ее ладони, но ушедшего далеко-далеко от нее. Ему так нужна любовь и забота…
Сердце ее трепетало, как пойманная в силки птица.
Глава восемнадцатая
Последние две недели стали для Карла и Шиобан самыми счастливыми за долгие месяцы. Той ночью в часовне Шиобан последовала совету Рика и все-все рассказала Карлу. Абсолютно все. А Карл, ее сильный и нежный Карл, выслушал и понял — даже признание об эпизоде с Риком.
— Ты с ним целовалась, — повторил он бесстрастно, откинувшись голой спиной на спинку королевского ложа в отведенной им спальне. Розанна спала, свернувшись клубком у него под боком.
— Да, — мрачно кивнула Шиобан.
Она присела прямо на трюмо у двери и упорно смотрела в пол. Спутанные золотые пряди, избавленные от шпилек, упали на щеки, вокруг глаз чернели круги размазанной туши, под ногами скрипели комья грязи с берега озера.
Внешне невозмутимый, Карл был не на шутку изумлен. Тамсин оказалась права. В какой-то степени. Они всего лишь целовались. Рик целовал Шиобан. Шиобан целовала Рика. Карла замутило.
— Н-да. А что… э-э… то есть… сколько?.. Долго вы целовались? — протянул он, до красноты натирая подбородок. На плечах будто лежала тяжесть. Надо справляться с нежданной ситуацией, да еще и не как-нибудь, а взвешенно, по-взрослому.
— Десять минут. Или двадцать. Не знаю. Я думала о тебе, — быстро добавила Шиобан, чтобы вернуть разговор в нужное русло — к ним. — Только о тебе. Вспомнила и остановилась…
— Но почему? Почему это вообще случилось? Шампанское виновато? Кокаин? — Тон Карла был ровен и трезв, он искренне пытался проникнуть в смысл и причину происшедшего, но сердце по-прежнему сжималось при мысли о том, что Шиобан, его Шиобан обнимала другого мужчину, целовала его…
— Немного… То есть нет, алкоголь и наркотики вообще ни при чем. Я… понимаешь, я это задумала еще до шампанского и кокаина. Как только увидела Рика! — выпалила Шиобан. Так, похоже, это лишнее. С другой стороны, какой смысл в разговоре, если не признаваться во всем?
— Понимаю. Рик — парень красивый.
— Ох, Карл, прекрати выпендриваться, прошу тебя. Ты рассуждаешь как последний зануда. По-твоему, дело только во внешности Рика? По-твоему, стоило мне увидеть красавчика — и пятнадцать лет жизни с тобой по боку, а я ныряю к нему в постель? Ну да, он хорош, очень хорош, но… дело не в нем.
— А в чем, Шиобан? Объясни, пожалуйста. Я слушаю.
— Я хотела доказать тебе, что еще могу нравиться, что другие мужчины, и далеко не уроды, считают меня привлекательной. Хотела заставить тебя ревновать, Карл. Сама знаю, это звучит глупо, по-детски, но… так и есть. Я ждала, что ты меня остановишь, что оскорбишься, заявишь на меня свои права, в конце концов! Но нет… ты и бровью не повел; как был, так и остался Карлом Каспаровым — невозмутимым, недосягаемым, самонадеянным, черт побери! Тебе и в голову не пришло — верно ведь, Карл? — даже мысль не промелькнула, что на меня кто-нибудь клюнет? Для тебя я всего лишь уродливая, жирная клякса, раскормленная курица, на которую ни один мужик и смотреть не захочет… — Она зло заплакала.
— Господи, Шиобан, разве не об этом шла речь здесь, в этой самой комнате, еще до ужина? Черт. Я хотел поговорить, но ты злилась, нападала на меня, не желала ничего слушать. — Карл почувствовал, что и у него на глазах закипают слезы. — Иди ко мне. — Он похлопал по кровати возле себя. — Ну пожалуйста.
Шиобан пересекла комнату и опасливо присела на самый краешек кровати. Ей тоже хотелось быть рядом с Карлом, но, не до конца выплеснув обиду и гнев, она еще не готова была сдаться.
— Послушай, Шабби… Не буду врать — ты и вправду здорово поправилась. А не говорил я об этом раньше только потому, что не считал достойным внимания. Честное слово, — добавил он в ответ на скептически шевельнувшуюся бровь Шиобан и осторожно взял ее за руку. — Ты самая прекрасная женщина на свете. Заметь, я не сказал «для меня», потому что это не так. Конечно, для меня ты прекрасна, но я же вижу, что и для других ты не менее привлекательна. Думаешь, я не замечаю взглядов мужчин, когда мы гуляем? Моделью тебя не назовешь, верно, только это не имеет никакого значения. Да ты сама-то видела себя в зеркале? Видела эти волосы, синие глаза, походку? Улыбку свою видела? Ты и раздетая прекрасна — чувственная, женственная, шелковистая.
Шиобан улыбнулась сквозь слезы.
— Я не стал желать тебя меньше, Шабби. Скорее, больше. Той ночью… когда все это началось… после вечеринки в Сол-и-Сомбра я умирал от желания. Никогда так не хотел, честное слово, даже на первом свидании.
Кстати, о той ночи. Самое время поговорить о ней сейчас, пока хватает смелости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Хотел бы с Джесси быть, только с Джесси… — вновь запел Ральф незнакомым, скрипучим голосом.
— Я Джемм. Джемм! Ты слышишь меня, Ральф?
— Где мне найти такую, как…
— Ральф, пожалуйста! Я Джемм. Пожалуйста, открой глаза. Посмотри на меня, Ральф!
Ральф не шевелился.
— Ральф… Ральф… Это я! Ральф открыл глаза.
— Джемм… — Голос его звучал устало, чуть слышно.
— Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… — Джемм приложила ладонь к его щеке. — Тебе нельзя говорить.
Ральф улыбнулся, закрыл глаза и потерся щекой о ее ладонь.
— Джемм…
Смит вернулся с двумя пластиковыми чашками в руках, поставил их на тумбочку и приблизился к кровати.
— Ральф! Слышишь меня, Ральфи?
Тот кивнул, медленно поднял веки и прохрипел:
— Какого дьявола происходит?
— Это ты мне ответь! — рассмеялся Смит и с широченной ухмылкой взял ладонь Ральфа в свою. — Ты, камикадзе долбанутый! Куда тебя, на хрен, понесло?
— Я… не помню… — Ральф с трудом шевелил губами. — А-а-а, ну да! Я пел. Да-да, пел. Ехал на твоем велосипеде и пел. Ага, точно…
— Пойду позову сестру, — шепнул Смит на ухо Джемм. — Нужно сообщить, что он очнулся.
— Джемм, — сказал Ральф, как только Смит вышел из палаты. — Рад тебя… видеть. Здорово выглядишь.
— Ох, Ральф. Спасибо, конечно, но, боюсь, зрение тебя сейчас подводит.
— Смит… ушел домой?
— Нет, за сестрой. Ты очень долго не приходил в себя.
Под ее взглядом Ральф погрузился в блаженную дрему. Джемм переполняли сострадание и нежность; ей вдруг так захотелось обнять его, прижать к себе, защитить и… любить? Странное выдалось утро. Случай с горчицей выбил ее из колеи. Ей были приятны прикосновения Ральфа, а потом… до того как она обнаружила катастрофу с яичницей… мир словно замер на мгновение, в буквальном смысле замер… Ральф стоял так близко, а ее сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот лопнут перепонки, а теперь… Теперь она вообще ничего не понимает!
Джемм смотрела на Ральфа, все еще льнувшего щекой к ее ладони, но ушедшего далеко-далеко от нее. Ему так нужна любовь и забота…
Сердце ее трепетало, как пойманная в силки птица.
Глава восемнадцатая
Последние две недели стали для Карла и Шиобан самыми счастливыми за долгие месяцы. Той ночью в часовне Шиобан последовала совету Рика и все-все рассказала Карлу. Абсолютно все. А Карл, ее сильный и нежный Карл, выслушал и понял — даже признание об эпизоде с Риком.
— Ты с ним целовалась, — повторил он бесстрастно, откинувшись голой спиной на спинку королевского ложа в отведенной им спальне. Розанна спала, свернувшись клубком у него под боком.
— Да, — мрачно кивнула Шиобан.
Она присела прямо на трюмо у двери и упорно смотрела в пол. Спутанные золотые пряди, избавленные от шпилек, упали на щеки, вокруг глаз чернели круги размазанной туши, под ногами скрипели комья грязи с берега озера.
Внешне невозмутимый, Карл был не на шутку изумлен. Тамсин оказалась права. В какой-то степени. Они всего лишь целовались. Рик целовал Шиобан. Шиобан целовала Рика. Карла замутило.
— Н-да. А что… э-э… то есть… сколько?.. Долго вы целовались? — протянул он, до красноты натирая подбородок. На плечах будто лежала тяжесть. Надо справляться с нежданной ситуацией, да еще и не как-нибудь, а взвешенно, по-взрослому.
— Десять минут. Или двадцать. Не знаю. Я думала о тебе, — быстро добавила Шиобан, чтобы вернуть разговор в нужное русло — к ним. — Только о тебе. Вспомнила и остановилась…
— Но почему? Почему это вообще случилось? Шампанское виновато? Кокаин? — Тон Карла был ровен и трезв, он искренне пытался проникнуть в смысл и причину происшедшего, но сердце по-прежнему сжималось при мысли о том, что Шиобан, его Шиобан обнимала другого мужчину, целовала его…
— Немного… То есть нет, алкоголь и наркотики вообще ни при чем. Я… понимаешь, я это задумала еще до шампанского и кокаина. Как только увидела Рика! — выпалила Шиобан. Так, похоже, это лишнее. С другой стороны, какой смысл в разговоре, если не признаваться во всем?
— Понимаю. Рик — парень красивый.
— Ох, Карл, прекрати выпендриваться, прошу тебя. Ты рассуждаешь как последний зануда. По-твоему, дело только во внешности Рика? По-твоему, стоило мне увидеть красавчика — и пятнадцать лет жизни с тобой по боку, а я ныряю к нему в постель? Ну да, он хорош, очень хорош, но… дело не в нем.
— А в чем, Шиобан? Объясни, пожалуйста. Я слушаю.
— Я хотела доказать тебе, что еще могу нравиться, что другие мужчины, и далеко не уроды, считают меня привлекательной. Хотела заставить тебя ревновать, Карл. Сама знаю, это звучит глупо, по-детски, но… так и есть. Я ждала, что ты меня остановишь, что оскорбишься, заявишь на меня свои права, в конце концов! Но нет… ты и бровью не повел; как был, так и остался Карлом Каспаровым — невозмутимым, недосягаемым, самонадеянным, черт побери! Тебе и в голову не пришло — верно ведь, Карл? — даже мысль не промелькнула, что на меня кто-нибудь клюнет? Для тебя я всего лишь уродливая, жирная клякса, раскормленная курица, на которую ни один мужик и смотреть не захочет… — Она зло заплакала.
— Господи, Шиобан, разве не об этом шла речь здесь, в этой самой комнате, еще до ужина? Черт. Я хотел поговорить, но ты злилась, нападала на меня, не желала ничего слушать. — Карл почувствовал, что и у него на глазах закипают слезы. — Иди ко мне. — Он похлопал по кровати возле себя. — Ну пожалуйста.
Шиобан пересекла комнату и опасливо присела на самый краешек кровати. Ей тоже хотелось быть рядом с Карлом, но, не до конца выплеснув обиду и гнев, она еще не готова была сдаться.
— Послушай, Шабби… Не буду врать — ты и вправду здорово поправилась. А не говорил я об этом раньше только потому, что не считал достойным внимания. Честное слово, — добавил он в ответ на скептически шевельнувшуюся бровь Шиобан и осторожно взял ее за руку. — Ты самая прекрасная женщина на свете. Заметь, я не сказал «для меня», потому что это не так. Конечно, для меня ты прекрасна, но я же вижу, что и для других ты не менее привлекательна. Думаешь, я не замечаю взглядов мужчин, когда мы гуляем? Моделью тебя не назовешь, верно, только это не имеет никакого значения. Да ты сама-то видела себя в зеркале? Видела эти волосы, синие глаза, походку? Улыбку свою видела? Ты и раздетая прекрасна — чувственная, женственная, шелковистая.
Шиобан улыбнулась сквозь слезы.
— Я не стал желать тебя меньше, Шабби. Скорее, больше. Той ночью… когда все это началось… после вечеринки в Сол-и-Сомбра я умирал от желания. Никогда так не хотел, честное слово, даже на первом свидании.
Кстати, о той ночи. Самое время поговорить о ней сейчас, пока хватает смелости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72