Шабе посмотрел на Уэйна:
– Мы ведем рискованную игру. Но ты нарушил правила, ты смошенничал.
Уэйн с презрением ответил:
– В нашем ремесле не существует никаких правил.
– Одно правило установлено мною.
– И что же это за правило, старик?
– Вспомни, что ты сделал с Рудинским.
Уэйн растерялся. Но только на мгновение, когда в памяти возникло искаженное от боли лицо Юрека во время мучительной пытки инъекцией. Уэйн понял истинную роль Юрека и даже закусил губу, настолько сильными были сразу оба чувства, захватившие его, – злость и восхищение.
– Понимаю. Должен поздравить его. Он настоящий ас в своей профессии.
Шабе двинулся к нему. Его мрачная, худая как скелет фигура нависла над стоящим на коленях Уэйном.
– Мое правило: никаких пыток.
Он выстрелил неожиданно и прямо в лоб. Уэйн был убит мгновенно.
Суханов заметался было, но старик, резко повернувшись, ударил его в лицо пистолетом и стал смотреть, как тот прижимает рукой щеку.
– Мы остались вдвоем, товарищ, – сказал Шабе по-русски.
Суханов был поражен:
– Товарищ?
Шабе кивнул:
– Ветеран.
В глазах Суханова блеснул лучик надежды.
– На кого работаешь?
– Тебе должно быть известно. Ты ведь знаешь меня.
– Никогда не видел.
– Поройся в памяти, Суханов.
– Я не знаю, кто ты такой, – сказал Суханов, пристально вглядываясь в Шабе. – Это какая-то ошибка.
Шабе печально улыбнулся:
– Никакой ошибки тут нет.
Он полез в карман и достал смятую записку. Это был клочок бумаги, на котором охранник НКВД, некогда пытавший Шабе, написал имя своего начальника, перед тем как его настигла неминуемая месть Шабе, то есть смерть.
– Узнаешь почерк? – спросил он Суханова.
Тот взял листок, прочитал свое имя, запятнанное пожелтевшими каплями крови, и услышал, как Шабе произнес:
– Это написал один твой коллега, которого больше нет. А ты тогда носил бороду.
Суханов похолодел. Он поднял голову и снова всмотрелся в лицо старика, пытаясь вспомнить.
– Твоими стараниями я рано постарел, – сказал Шабе. – Я еще тогда постарел.
– Столько лет прошло…
– Ну конечно… Предатель Шабе… Троцкистско-бухаринский центр… Какая гениальная выдумка!
– Это была… плохая игра. Приказы…
– Нет. Ты следовал своему призванию, Суханов.
– Это были годы сталинских репрессий. Жестокие годы, они ушли навсегда…
– Но не для меня, товарищ. Я ненавижу мучителей.
Сказав это, он выстрелил Суханову в затылок.
Свершилась справедливость. Спустя сорок лет. Наконец-то Шабе мог предать забвению прошлое, которое так мучило и преследовало его. Впервые старик ощутил тяжесть всех своих лет. Лет, количества которых не знал даже он сам, лет, которые уходили в ту далекую эпоху, когда идеология еще не была выдумкой.
Шабе пришлось сесть. Слезы застилали ему глаза.
Гаккет прошел к полковнику Танкреди на блокпост, установленный на повороте у смотровой площадки в трехстах метрах от виллы, и еще раз взглянул на нее в бинокль.
Старый садовник снова работал в саду, обрезая большими ножницами ветви.
– Они там уже целый час, – заметил Гаккет.
Танкреди тоже посмотрел в бинокль. Видно было, как старик, закончив работу, ушел в служебную дверь. А вскоре вновь появился, но уже с велосипедом.
– Садовник уходит, – сказал Танкреди.
– А мы рискуем проторчать тут целый день.
Шабе вышел за ворота и, сев на велосипед, закрутил педали. Поскольку дорога тут шла под уклон, он очень быстро доехал до поворота, где дежурили две машины карабинеров. Никто не обратил особого внимания на старика, проехавшего на велосипеде в узком проходе между машинами: у него был усталый вид. Он не представлял совершенно никакого интереса для собравшихся здесь полицейских.
Гаккет и Танкреди тоже мельком взглянули на старика и снова принялись изучать виллу.
Старый велосипедист удалился. На лице его, прикрытом от солнца соломенной шляпой, блуждала насмешливая и в то же время торжествующая улыбка.
– Что-то уж слишком долго идут эти переговоры, – посетовал Танкреди, предлагая сигарету американскому коллеге.
– Чем дольше, тем больше информации, – объяснил Гаккет, жестом отказываясь от предложения.
– Просто не дождусь, когда кончится наконец эта операция.
– Мне, наверное, еще больше хочется… – Гаккет снова посмотрел на виллу. – Что-то не нравится мне все это.
– Почему? Никто ведь не может туда войти. Никто не может и выйти.
И тут у Гаккета внезапно возникло подозрение. Округлив глаза, он воскликнул:
– Старик!
– Какой старик? – Танкреди вдруг почувствовал, как его окатил холодный пот. – Садовник?
– А это на самом деле садовник?
Танкреди бросился к своей «альфе» и схватил рацию.
– Всем постам… Старика, который едет на велосипеде в сторону Марино… Задержать! – Он немного подождал, глядя со все растущим беспокойством на Гаккета, поспешившего к нему.
Один за другим различные голоса отвечали Танкреди по рации:
– Пост номер один… старик уже проехал…
– Пост номер четыре… никаких велосипедистов…
– Пост номер два… никого нет…
– Пост номер три… никакого старика на велосипеде нет.
– Тревога! – заорал Танкреди в микрофон. – Никого… Я говорю – никого не пропускать! С каждого поста… по трое солдат отправить на поиски, обыскать все окрестности! Задержать старика на велосипеде!
Он вскочил в машину и велел водителю ехать. Гаккет сел уже на ходу.
– Исчез?
Танкреди не ответил. На бешеной скорости машина помчалась к вилле.
Грузовик подъехал к средневековым воротам, ведущим к небольшому историческому центру городка Боски. Ранним утром народу на улицах было еще немного.
– Высади меня тут, – велел Юрек водителю.
Машина остановилась, и Юрек отсчитал деньги.
– Быстро доехали?
– Спасибо, друг, – ответил Юрек и вышел из машины.
Грузовик, развернувшись, уехал.
Вконец измотанный, обессиленный после сильнейшего опьянения и дорожной аварии, случившейся ночью, Юрек добрался до площади и остановился возле гостиницы, где его ожидали жена и дети. Там, похоже, все еще спали, а редкие прохожие не обратили на него внимания.
Юрек хотел было уже войти, как вдруг перед ним возникла какая-то долговязая фигура и в него уперлось дуло пистолета. Юрек остановился. Он узнал Меддокса, молодого прыщавого сотрудника ЦРУ.
– Мистер граф! – воскликнул Меддокс и с иронией добавил: – Боже мой, в каком виде! Я даже не узнал вас.
– Дорожная авария, – спокойно ответил Юрек.
– Странно. Ночью… Притом что семья ваша в гостинице…
Он велел Юреку повернуться лицом к стене, обыскал и забрал пистолет. Отошел немного назад, явно довольный собой, опустил оба пистолета в карман, но руку не вынул.
– Ладно, поворачивайтесь. Можно узнать, где вы были?
– Встречался с друзьями.
– Вооруженный?
– После того, что со мной происходило, я стал осторожнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Мы ведем рискованную игру. Но ты нарушил правила, ты смошенничал.
Уэйн с презрением ответил:
– В нашем ремесле не существует никаких правил.
– Одно правило установлено мною.
– И что же это за правило, старик?
– Вспомни, что ты сделал с Рудинским.
Уэйн растерялся. Но только на мгновение, когда в памяти возникло искаженное от боли лицо Юрека во время мучительной пытки инъекцией. Уэйн понял истинную роль Юрека и даже закусил губу, настолько сильными были сразу оба чувства, захватившие его, – злость и восхищение.
– Понимаю. Должен поздравить его. Он настоящий ас в своей профессии.
Шабе двинулся к нему. Его мрачная, худая как скелет фигура нависла над стоящим на коленях Уэйном.
– Мое правило: никаких пыток.
Он выстрелил неожиданно и прямо в лоб. Уэйн был убит мгновенно.
Суханов заметался было, но старик, резко повернувшись, ударил его в лицо пистолетом и стал смотреть, как тот прижимает рукой щеку.
– Мы остались вдвоем, товарищ, – сказал Шабе по-русски.
Суханов был поражен:
– Товарищ?
Шабе кивнул:
– Ветеран.
В глазах Суханова блеснул лучик надежды.
– На кого работаешь?
– Тебе должно быть известно. Ты ведь знаешь меня.
– Никогда не видел.
– Поройся в памяти, Суханов.
– Я не знаю, кто ты такой, – сказал Суханов, пристально вглядываясь в Шабе. – Это какая-то ошибка.
Шабе печально улыбнулся:
– Никакой ошибки тут нет.
Он полез в карман и достал смятую записку. Это был клочок бумаги, на котором охранник НКВД, некогда пытавший Шабе, написал имя своего начальника, перед тем как его настигла неминуемая месть Шабе, то есть смерть.
– Узнаешь почерк? – спросил он Суханова.
Тот взял листок, прочитал свое имя, запятнанное пожелтевшими каплями крови, и услышал, как Шабе произнес:
– Это написал один твой коллега, которого больше нет. А ты тогда носил бороду.
Суханов похолодел. Он поднял голову и снова всмотрелся в лицо старика, пытаясь вспомнить.
– Твоими стараниями я рано постарел, – сказал Шабе. – Я еще тогда постарел.
– Столько лет прошло…
– Ну конечно… Предатель Шабе… Троцкистско-бухаринский центр… Какая гениальная выдумка!
– Это была… плохая игра. Приказы…
– Нет. Ты следовал своему призванию, Суханов.
– Это были годы сталинских репрессий. Жестокие годы, они ушли навсегда…
– Но не для меня, товарищ. Я ненавижу мучителей.
Сказав это, он выстрелил Суханову в затылок.
Свершилась справедливость. Спустя сорок лет. Наконец-то Шабе мог предать забвению прошлое, которое так мучило и преследовало его. Впервые старик ощутил тяжесть всех своих лет. Лет, количества которых не знал даже он сам, лет, которые уходили в ту далекую эпоху, когда идеология еще не была выдумкой.
Шабе пришлось сесть. Слезы застилали ему глаза.
Гаккет прошел к полковнику Танкреди на блокпост, установленный на повороте у смотровой площадки в трехстах метрах от виллы, и еще раз взглянул на нее в бинокль.
Старый садовник снова работал в саду, обрезая большими ножницами ветви.
– Они там уже целый час, – заметил Гаккет.
Танкреди тоже посмотрел в бинокль. Видно было, как старик, закончив работу, ушел в служебную дверь. А вскоре вновь появился, но уже с велосипедом.
– Садовник уходит, – сказал Танкреди.
– А мы рискуем проторчать тут целый день.
Шабе вышел за ворота и, сев на велосипед, закрутил педали. Поскольку дорога тут шла под уклон, он очень быстро доехал до поворота, где дежурили две машины карабинеров. Никто не обратил особого внимания на старика, проехавшего на велосипеде в узком проходе между машинами: у него был усталый вид. Он не представлял совершенно никакого интереса для собравшихся здесь полицейских.
Гаккет и Танкреди тоже мельком взглянули на старика и снова принялись изучать виллу.
Старый велосипедист удалился. На лице его, прикрытом от солнца соломенной шляпой, блуждала насмешливая и в то же время торжествующая улыбка.
– Что-то уж слишком долго идут эти переговоры, – посетовал Танкреди, предлагая сигарету американскому коллеге.
– Чем дольше, тем больше информации, – объяснил Гаккет, жестом отказываясь от предложения.
– Просто не дождусь, когда кончится наконец эта операция.
– Мне, наверное, еще больше хочется… – Гаккет снова посмотрел на виллу. – Что-то не нравится мне все это.
– Почему? Никто ведь не может туда войти. Никто не может и выйти.
И тут у Гаккета внезапно возникло подозрение. Округлив глаза, он воскликнул:
– Старик!
– Какой старик? – Танкреди вдруг почувствовал, как его окатил холодный пот. – Садовник?
– А это на самом деле садовник?
Танкреди бросился к своей «альфе» и схватил рацию.
– Всем постам… Старика, который едет на велосипеде в сторону Марино… Задержать! – Он немного подождал, глядя со все растущим беспокойством на Гаккета, поспешившего к нему.
Один за другим различные голоса отвечали Танкреди по рации:
– Пост номер один… старик уже проехал…
– Пост номер четыре… никаких велосипедистов…
– Пост номер два… никого нет…
– Пост номер три… никакого старика на велосипеде нет.
– Тревога! – заорал Танкреди в микрофон. – Никого… Я говорю – никого не пропускать! С каждого поста… по трое солдат отправить на поиски, обыскать все окрестности! Задержать старика на велосипеде!
Он вскочил в машину и велел водителю ехать. Гаккет сел уже на ходу.
– Исчез?
Танкреди не ответил. На бешеной скорости машина помчалась к вилле.
Грузовик подъехал к средневековым воротам, ведущим к небольшому историческому центру городка Боски. Ранним утром народу на улицах было еще немного.
– Высади меня тут, – велел Юрек водителю.
Машина остановилась, и Юрек отсчитал деньги.
– Быстро доехали?
– Спасибо, друг, – ответил Юрек и вышел из машины.
Грузовик, развернувшись, уехал.
Вконец измотанный, обессиленный после сильнейшего опьянения и дорожной аварии, случившейся ночью, Юрек добрался до площади и остановился возле гостиницы, где его ожидали жена и дети. Там, похоже, все еще спали, а редкие прохожие не обратили на него внимания.
Юрек хотел было уже войти, как вдруг перед ним возникла какая-то долговязая фигура и в него уперлось дуло пистолета. Юрек остановился. Он узнал Меддокса, молодого прыщавого сотрудника ЦРУ.
– Мистер граф! – воскликнул Меддокс и с иронией добавил: – Боже мой, в каком виде! Я даже не узнал вас.
– Дорожная авария, – спокойно ответил Юрек.
– Странно. Ночью… Притом что семья ваша в гостинице…
Он велел Юреку повернуться лицом к стене, обыскал и забрал пистолет. Отошел немного назад, явно довольный собой, опустил оба пистолета в карман, но руку не вынул.
– Ладно, поворачивайтесь. Можно узнать, где вы были?
– Встречался с друзьями.
– Вооруженный?
– После того, что со мной происходило, я стал осторожнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65