Зак осторожно поцеловал руку Сесил, а потом нежно чмокнул в щеку. Она тоже наградила его поцелуем: они словно бы обменялись тайным посланием, истинный смысл которого был от нас скрыт. Так целуются те, кто осознал цену и радость жизни. Меня ни разу так не целовали. Да я этого и не хотела: страшно даже вспомнить, сколько этим новобрачным пришлось вынести за последние две недели!
– А теперь, кто хочет шампанского? – Зак размахивал бутылкой «Вдовы Клико», которое мы охлаждали в ночном горшке.
Я пила, пока у меня не начал заплетаться язык. Сесил выпила свой яблочный сок, потом зашла в душ (самое удаленное место в палате) и бросила оттуда свой букет. Его поймала симпатичная сестра по имени Кармен Лопес. Даже Дэвид, не любивший открыто проявлять свои чувства, отправился в ванную за бумажным платком. Сесил улыбнулась мне, и я послала ей воздушный поцелуй.
А два дня спустя Сесил умерла во сне.
Часть вторая
Глава 8
Гнев, отрицание, депрессия и дизайн
Я свернула на Сто первое южное шоссе. С тех пор как похоронили Сесил, прошло уже семь месяцев. Просто уму непостижимо. «Семь месяцев – это двести тринадцать дней, – думала я. – Когда они только успели пролететь?
После смерти Сесил время, казалось, остановилось, – как в фильме «День сурка», где Билл Мюррей обречен раз за разом проживать один и тот же день. В девять я приходила на работу, в два обедала, в шесть закрывала офис, в семь возвращалась домой, читала до полуночи, а в час гасила свет. В выходные я слонялась по квартире, не зная, чем бы заняться. Задергивала занавески и отключала телефон. Переставляла мебель, красила стены на кухне и разбиралась в шкафах. Мне нравилось наводить порядок – это успокаивало.
Врачи сказали, что причиной гибели Сесил стала внезапная спонтанная гематома – иными словами, Сес умерла оттого, что лопнула поверхностная мозговая артерия. Кровотечение остановить не успели. Винить было некого, тут уже ничего нельзя было сделать. Зак позвонил мне и сообщил новость, когда я открывала магазин. Я так и остолбенела. Он спросил, смогу ли подъехать к Брин, чтобы он знал, где нас найти, и я сказала: «Хорошо». Потом он попросил меня помочь с похоронами, и я опять сказала: «Хорошо». Случившееся меня настолько потрясло, что я туго соображала. Когда он спросил меня, как я себя чувствую, я снова повторила: «Хорошо».
Мы проводили Сесил в последний путь, как положено: похороны, поминки... Все это время я старалась держаться в сторонке. Несколько месяцев спустя я сказала себе, что пора кончать горевать, надо возвращаться к обычной жизни. Но шла ли я на обед, слушала ли музыку, меня не покидало чувство, будто мной упущено что-то важное. Как если бы я стояла на пристани и смотрела, как, покачиваясь на волнах, уплывает от меня любимая летняя шаль. «Как же получилось, что я ее упустила? – терзалась я. – Наверняка ее можно было спасти!»
К Новому году я закончила коллаж-настроение, и Тарин получила заказ. После смерти Сесил я с головой погрузилась в работу. Горечь утраты заглушала все прочие чувства, и неотправленные рождественские открытки укоризненно косились на меня с неприбранного обеденного стола. Шли месяцы. Тарин делала вид, что забыла, чем мне обязана, и меня снова понизили до роли девушки на побегушках. Моя основная работа сводилась к тому, чтобы доставлять разные вещи в дом Лиззи – в тот самый дом, интерьер которого разработала я, – и молчать, когда Тарин выдавала мои идеи за свои собственные. Впрочем, теперь, когда моя подруга покоилась в могиле, мне было все равно. Я и раньше не была карьеристкой, а со смертью Сес вообще потеряла всякую цель в жизни. Я постоянно чувствовала, что мне чего-то недостает, и дни мои были похожи на незаконченные предложения...
И тут вдруг Брин позвонили мистер и миссис Картер. Этот звонок прозвучал для нее как гром среди ясного неба. Родители Сес оказались проездом в Лос-Анджелесе и приглашали нас пообедать с ними в «Цикаде». Была середина недели, обеденный час. Машины лениво ползли по улицам города. Я врубила кондиционер на полную мощность – только бы моя блузка не пропотела насквозь, прежде чем я доберусь до ресторана! Жара стояла адская – почти сорок градусов! «Огненный ветрило», как говорила Брин, подразумевая жгучий ветер, налетавший с пересушенных каньонов. Он раздувал пожар из каждого брошенного окурка и относил пламя в сторону пляжей на Санта-Монике. Над океаном клубился серовато-оранжевый дым – хоть на открытку снимай. Чем хуже знаменитых калифорнийских закатов? Я ничего не имела против такой погоды, меня раздражало только одно – когда раскаленное сиденье машины обжигало мои ноги, а в этот июльский день дело обстояло именно так. А вообще-то такая жарища была как раз по мне: она действовала на меня целительно, словно грелка, приложенная к больному плечу.
В далекие двадцатые годы «Цикада» служила галантерейной лавкой для звезд немого кино. У ресторана меня встретил лакей. Хромированный фасад в стиле ар-деко так и сверкал. Блестели стекла Лалик, специально выписанные владельцем ресторана из Франции; ониксовый мрамор отражал лучи летнего солнца. Пройдя через двери из красного дерева, я погрузилась в непривычный полумрак. Потолки высотой в тридцать футов украшала отделка в виде золотых листьев, латунные перила были начищены до блеска. Давным-давно мы что-то отмечали здесь с Сесил и ее родителями. Помню, как меня поразило тогда здешнее великолепие.
Брин уже сидела за столиком. Все утро мы с ней висели на проводе, обсуждая, что сказать, что надеть. Я заметила, что Эмили Пост в своих книгах по этикету следовало бы написать, как вести себя с родителями погибшей подруги.
Брин согласилась со мной и добавила, что при мысли о предстоящем обеде с мистером и миссис Картер ее бросает в дрожь. Если бы мы только могли в тот день взглянуть на себя глазами родителей Сесил, то поняли бы, что некоторая неловкость, витавшая в воздухе, вызвана вовсе не обидой на то, что мы дышим, что мы живы, а всего лишь тем, что мы молоды. Мы невольно напоминали миссис Картер о «несчастном случае», как она теперь называла гибель дочери, и о том, как страшно обошлась доселе справедливая судьба со своей любимицей.
Все, за исключением меня, были уже в сборе.
– Я заставила себя ждать? – спросила я и полезла в сумку за сотовым, чтобы посмотреть, на сколько я опоздала.
– Ну что ты! – воскликнула миссис Картер. – Я заказала тебе чай со льдом.
– Спасибо. – Я пригладила волосы, рвавшиеся на волю из хвостика, стянутого мной на скорую руку менее часа назад, и уселась рядом с Брин.
– Хорошо выглядишь, дорогая, – сказала она. Брин держалась вполне естественно, только брови у нее все время лезли на лоб, словно вопрошая: «Что мы здесь забыли, не знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– А теперь, кто хочет шампанского? – Зак размахивал бутылкой «Вдовы Клико», которое мы охлаждали в ночном горшке.
Я пила, пока у меня не начал заплетаться язык. Сесил выпила свой яблочный сок, потом зашла в душ (самое удаленное место в палате) и бросила оттуда свой букет. Его поймала симпатичная сестра по имени Кармен Лопес. Даже Дэвид, не любивший открыто проявлять свои чувства, отправился в ванную за бумажным платком. Сесил улыбнулась мне, и я послала ей воздушный поцелуй.
А два дня спустя Сесил умерла во сне.
Часть вторая
Глава 8
Гнев, отрицание, депрессия и дизайн
Я свернула на Сто первое южное шоссе. С тех пор как похоронили Сесил, прошло уже семь месяцев. Просто уму непостижимо. «Семь месяцев – это двести тринадцать дней, – думала я. – Когда они только успели пролететь?
После смерти Сесил время, казалось, остановилось, – как в фильме «День сурка», где Билл Мюррей обречен раз за разом проживать один и тот же день. В девять я приходила на работу, в два обедала, в шесть закрывала офис, в семь возвращалась домой, читала до полуночи, а в час гасила свет. В выходные я слонялась по квартире, не зная, чем бы заняться. Задергивала занавески и отключала телефон. Переставляла мебель, красила стены на кухне и разбиралась в шкафах. Мне нравилось наводить порядок – это успокаивало.
Врачи сказали, что причиной гибели Сесил стала внезапная спонтанная гематома – иными словами, Сес умерла оттого, что лопнула поверхностная мозговая артерия. Кровотечение остановить не успели. Винить было некого, тут уже ничего нельзя было сделать. Зак позвонил мне и сообщил новость, когда я открывала магазин. Я так и остолбенела. Он спросил, смогу ли подъехать к Брин, чтобы он знал, где нас найти, и я сказала: «Хорошо». Потом он попросил меня помочь с похоронами, и я опять сказала: «Хорошо». Случившееся меня настолько потрясло, что я туго соображала. Когда он спросил меня, как я себя чувствую, я снова повторила: «Хорошо».
Мы проводили Сесил в последний путь, как положено: похороны, поминки... Все это время я старалась держаться в сторонке. Несколько месяцев спустя я сказала себе, что пора кончать горевать, надо возвращаться к обычной жизни. Но шла ли я на обед, слушала ли музыку, меня не покидало чувство, будто мной упущено что-то важное. Как если бы я стояла на пристани и смотрела, как, покачиваясь на волнах, уплывает от меня любимая летняя шаль. «Как же получилось, что я ее упустила? – терзалась я. – Наверняка ее можно было спасти!»
К Новому году я закончила коллаж-настроение, и Тарин получила заказ. После смерти Сесил я с головой погрузилась в работу. Горечь утраты заглушала все прочие чувства, и неотправленные рождественские открытки укоризненно косились на меня с неприбранного обеденного стола. Шли месяцы. Тарин делала вид, что забыла, чем мне обязана, и меня снова понизили до роли девушки на побегушках. Моя основная работа сводилась к тому, чтобы доставлять разные вещи в дом Лиззи – в тот самый дом, интерьер которого разработала я, – и молчать, когда Тарин выдавала мои идеи за свои собственные. Впрочем, теперь, когда моя подруга покоилась в могиле, мне было все равно. Я и раньше не была карьеристкой, а со смертью Сес вообще потеряла всякую цель в жизни. Я постоянно чувствовала, что мне чего-то недостает, и дни мои были похожи на незаконченные предложения...
И тут вдруг Брин позвонили мистер и миссис Картер. Этот звонок прозвучал для нее как гром среди ясного неба. Родители Сес оказались проездом в Лос-Анджелесе и приглашали нас пообедать с ними в «Цикаде». Была середина недели, обеденный час. Машины лениво ползли по улицам города. Я врубила кондиционер на полную мощность – только бы моя блузка не пропотела насквозь, прежде чем я доберусь до ресторана! Жара стояла адская – почти сорок градусов! «Огненный ветрило», как говорила Брин, подразумевая жгучий ветер, налетавший с пересушенных каньонов. Он раздувал пожар из каждого брошенного окурка и относил пламя в сторону пляжей на Санта-Монике. Над океаном клубился серовато-оранжевый дым – хоть на открытку снимай. Чем хуже знаменитых калифорнийских закатов? Я ничего не имела против такой погоды, меня раздражало только одно – когда раскаленное сиденье машины обжигало мои ноги, а в этот июльский день дело обстояло именно так. А вообще-то такая жарища была как раз по мне: она действовала на меня целительно, словно грелка, приложенная к больному плечу.
В далекие двадцатые годы «Цикада» служила галантерейной лавкой для звезд немого кино. У ресторана меня встретил лакей. Хромированный фасад в стиле ар-деко так и сверкал. Блестели стекла Лалик, специально выписанные владельцем ресторана из Франции; ониксовый мрамор отражал лучи летнего солнца. Пройдя через двери из красного дерева, я погрузилась в непривычный полумрак. Потолки высотой в тридцать футов украшала отделка в виде золотых листьев, латунные перила были начищены до блеска. Давным-давно мы что-то отмечали здесь с Сесил и ее родителями. Помню, как меня поразило тогда здешнее великолепие.
Брин уже сидела за столиком. Все утро мы с ней висели на проводе, обсуждая, что сказать, что надеть. Я заметила, что Эмили Пост в своих книгах по этикету следовало бы написать, как вести себя с родителями погибшей подруги.
Брин согласилась со мной и добавила, что при мысли о предстоящем обеде с мистером и миссис Картер ее бросает в дрожь. Если бы мы только могли в тот день взглянуть на себя глазами родителей Сесил, то поняли бы, что некоторая неловкость, витавшая в воздухе, вызвана вовсе не обидой на то, что мы дышим, что мы живы, а всего лишь тем, что мы молоды. Мы невольно напоминали миссис Картер о «несчастном случае», как она теперь называла гибель дочери, и о том, как страшно обошлась доселе справедливая судьба со своей любимицей.
Все, за исключением меня, были уже в сборе.
– Я заставила себя ждать? – спросила я и полезла в сумку за сотовым, чтобы посмотреть, на сколько я опоздала.
– Ну что ты! – воскликнула миссис Картер. – Я заказала тебе чай со льдом.
– Спасибо. – Я пригладила волосы, рвавшиеся на волю из хвостика, стянутого мной на скорую руку менее часа назад, и уселась рядом с Брин.
– Хорошо выглядишь, дорогая, – сказала она. Брин держалась вполне естественно, только брови у нее все время лезли на лоб, словно вопрошая: «Что мы здесь забыли, не знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73