Не могу поверить, что ты говоришь это всерьез. Лиззи, прости, ради Бога. Мне нужно тщательнее выбирать сотрудников.
– Не извиняйся. – Лиззи снова отхлебнула чаю. А потом произошло ужасное: она вернула мне мою визитку. Я была раздавлена, но старалась не падать духом. В конце концов, я действительно еще никто. – Похоже, я выбрала не самое удачное время, Тарин, – сказала она.
Сгорая от стыда, я взяла у нее визитку.
– Конечно, Лиззи. – Тарин бросила на меня торжествующий взгляд: «Что, получила?» – и раскрыла ежедневник. – Назначь другое время, и мы перенесем нашу встречу.
Лиззи сделала вид, что не слышит, и направилась к двери.
– Тарин, милочка, – сказала она. – Если хочешь оставаться моим другом, не поминай меня лихом. Я была довольна работой Джесси, а если она увольняется – что ж, придется нанять ее заново. – Она обернулась ко мне: – Такие богатые люди, как я, не собирают номера телефонов. Для этого у меня есть две ассистентки. Я решила купить домик по соседству с Кэрри Фишер, мы с ней подруги. Звякни мне в офис. Есть что обсудить.
Глава 26
Долой бежевые тона
Мэй помогала мне упаковывать вещи и с рвением, достойным иного применения, отделяла зерна от плевел.
– Бог ты мой, Джесси! – воскликнула она, открыв ящик. – Сколько у тебя черных топиков?
Я посмотрела на нее: в руках она сжимала шесть вышеупомянутых предметов одежды. Потом окинула себя взглядом: на мне был надет седьмой.
– Они ко всему идут, – пояснила я. Мэй покачала головой и заявила:
– Все поношенные – на выброс. Итого остаются три. Я умоляюще взглянула на нее. Всего три?
– Нужно как-нибудь пройтись с тобой по магазинам. Если честно, совет тебе не помешает.
Я рассмеялась: да за милую душу! Но вот у Сесил, как она ни старалась, ничего не вышло. Скорее всего я опять накуплю черных топиков. Придется уж с этим смириться.
Мы упаковали все ценное, что имелось в гостиной, кухне и рабочем кабинете. Коробки с нужными вещами сложили в коридоре, а пакеты с разным хламом валялись по всей квартире. Надо же, оказывается, я еще та старьевщица. С виду у меня в доме вполне прибрано, но все ящики, которые открывала Мэй, все шкафчики, в которые она заглядывала, были битком набиты всяким барахлом.
– Значит, вы с Уайаттом поладили, – заметила Мэй, один за другим швыряя в мусор пузырьки с бежевым лаком для ногтей. (Сесил утверждала, что это – единственный благородный оттенок лака, но я так и не научилась его правильно накладывать, слишком уж он был светлый, так что у меня этих пузырьков скопилась целая коллекция.)
Да, Уайатт мне нравился. Мы трепались с ним почти каждый вечер. Иногда зарабатывались допоздна и ели прямо в мастерской, пристроив доставленные на дом блюда мексиканской кухни на обломке доски и вылавливая запутавшиеся в волосах опилки. Я любила наблюдать, как Уайатт работает, и многому у него научилась. Специально для магазина он стругал восхитительные резные полочки, кропотливо отрабатывая каждую мелочь. Это не могло мне не льстить. Однажды я даже посетила его жилище, расположенное при городской пивоварне, где некогда действительно производили пиво. Теперь здесь нашли прибежище творцы искусства, спонсируемые государством. Здание вовсе не производило впечатления коммуны хиппи, напротив, за последнее десятилетие художники значительно облагородили пивоварню. Уайатт обитал в двухэтажной квартире, выполненной в современном стиле – куда ни посмотри, везде стекло, кирпич и сталь. На верхнем этаже, который напоминал большую лоджию, нависшую над гостиной (она же рабочая студия), располагалась спальня. Там стояла огромная кровать с белыми подушками и пуховым одеялом, которое вздымалось волнами, словно взбитые сливки. В квартире Уайатта оказалось гораздо чище, чем я ожидала.
Собственно, я пришла, чтобы выбрать скульптуры для выставки-продажи. Работы Уайатта почему-то представлялись мне похожими на автора. Что-нибудь шершавое, неотесанное и огромное. Но его скульптуры оказались тонкими, изящными и очень теплыми. Большей частью они были выполнены из смолы. Одна работа, прикрепленная к стене, представляла собой птичье гнездо, распустившееся словно цветок. Меня поразили детали: гнездо образовывали тончайшим образом переплетенные между собой веточки. Внутри лежали два маленьких голубых яичка. В одном была крошечная коричневая трещинка, словно из него вот-вот должен кто-то вылупиться.
– Как называется эта работа? – спросила я, подойдя поближе.
– «Давай мириться», – ответил Уайатт.
– Посвящается девушке? – спросила я.
– Да, девушке. – Он пожал плечами. Остальные его произведения были столь же необычны. Главной темой была природа, однако с налетом модернистских веяний: мотылек, попавший в переплетение веточек; полый кактус колючками внутрь...
Пожалуй, я немного хватила лишнего. Мы ели пиццу и обсуждали предстоящую работу. Я валялась на огромном диване с блокнотом, в который все записывала. Уайатт включил музыку своего родного штата: из колонок, скрытых в древних белых стенах, полились ритмы групп «Вис-китаун» и «Олд найнти-севенс». Мне вдруг захотелось, чтобы Уайатт свернулся со мной рядышком на диване, но я знала, что не могу его об этом попросить, потому что встречаюсь с Заком. Вот был бы он посимпатичнее, хоть самую малость... Боже, какая же я испорченная!
Уайатт проводил меня до машины. Я еще раз похвалила его работы.
– И твои работы мне тоже нравятся, Джесси. – Он протянул руку и что-то смахнул с моего лица.
Я вздрогнула.
– Ресничка, – объяснил он.
Я начала рыться в сумке, разыскивая ключи.
– Уайатт, спасибо тебе большое. За все.
– Эй, Джесси, ты что, заснула? – На меня смотрела Мэй. Я стояла посреди комнаты и держала настольные свечи – подарок Хамира. Ах да, нужно завернуть их в бумагу.
Мэй закатила глаза и снова принялась рыться в туалетном столике.
– А от этого барахла ты избавиться не желаешь? – Она отошла в сторону, и моему взгляду предстал ящик, забитый практически одинаковыми черными кофтами. Мэй покачала головой. – Кстати, Уайатт считает, что «Буген-виллею» ждет большое будущее.
Надеюсь.
– Знаю, ты ненавидишь, когда тебе лезут в душу, но все же: между вами что-то происходит?
Я заверила Мэй, что между нами ничего нет и быть не может. «Правда, когда мы с ним прощались и он называл меня по имени, у меня по телу мурашки пробежали, – подумала я. – Но я села в машину и уехала домой. А остальное не важно».
Мое прошлое было разложено по картонным коробкам. Я уволилась с работы. Новый магазин еще нужно было приводить в божеский вид. Я находилась в каком-то подвешенном состоянии. Да тут еще Зак. Он... не знаю, как и сказать. То ли намеки делал, то ли прощупывал почву. Насчет нашей жизни после переезда. И что теперь мы связаны «на вечные времена».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Не извиняйся. – Лиззи снова отхлебнула чаю. А потом произошло ужасное: она вернула мне мою визитку. Я была раздавлена, но старалась не падать духом. В конце концов, я действительно еще никто. – Похоже, я выбрала не самое удачное время, Тарин, – сказала она.
Сгорая от стыда, я взяла у нее визитку.
– Конечно, Лиззи. – Тарин бросила на меня торжествующий взгляд: «Что, получила?» – и раскрыла ежедневник. – Назначь другое время, и мы перенесем нашу встречу.
Лиззи сделала вид, что не слышит, и направилась к двери.
– Тарин, милочка, – сказала она. – Если хочешь оставаться моим другом, не поминай меня лихом. Я была довольна работой Джесси, а если она увольняется – что ж, придется нанять ее заново. – Она обернулась ко мне: – Такие богатые люди, как я, не собирают номера телефонов. Для этого у меня есть две ассистентки. Я решила купить домик по соседству с Кэрри Фишер, мы с ней подруги. Звякни мне в офис. Есть что обсудить.
Глава 26
Долой бежевые тона
Мэй помогала мне упаковывать вещи и с рвением, достойным иного применения, отделяла зерна от плевел.
– Бог ты мой, Джесси! – воскликнула она, открыв ящик. – Сколько у тебя черных топиков?
Я посмотрела на нее: в руках она сжимала шесть вышеупомянутых предметов одежды. Потом окинула себя взглядом: на мне был надет седьмой.
– Они ко всему идут, – пояснила я. Мэй покачала головой и заявила:
– Все поношенные – на выброс. Итого остаются три. Я умоляюще взглянула на нее. Всего три?
– Нужно как-нибудь пройтись с тобой по магазинам. Если честно, совет тебе не помешает.
Я рассмеялась: да за милую душу! Но вот у Сесил, как она ни старалась, ничего не вышло. Скорее всего я опять накуплю черных топиков. Придется уж с этим смириться.
Мы упаковали все ценное, что имелось в гостиной, кухне и рабочем кабинете. Коробки с нужными вещами сложили в коридоре, а пакеты с разным хламом валялись по всей квартире. Надо же, оказывается, я еще та старьевщица. С виду у меня в доме вполне прибрано, но все ящики, которые открывала Мэй, все шкафчики, в которые она заглядывала, были битком набиты всяким барахлом.
– Значит, вы с Уайаттом поладили, – заметила Мэй, один за другим швыряя в мусор пузырьки с бежевым лаком для ногтей. (Сесил утверждала, что это – единственный благородный оттенок лака, но я так и не научилась его правильно накладывать, слишком уж он был светлый, так что у меня этих пузырьков скопилась целая коллекция.)
Да, Уайатт мне нравился. Мы трепались с ним почти каждый вечер. Иногда зарабатывались допоздна и ели прямо в мастерской, пристроив доставленные на дом блюда мексиканской кухни на обломке доски и вылавливая запутавшиеся в волосах опилки. Я любила наблюдать, как Уайатт работает, и многому у него научилась. Специально для магазина он стругал восхитительные резные полочки, кропотливо отрабатывая каждую мелочь. Это не могло мне не льстить. Однажды я даже посетила его жилище, расположенное при городской пивоварне, где некогда действительно производили пиво. Теперь здесь нашли прибежище творцы искусства, спонсируемые государством. Здание вовсе не производило впечатления коммуны хиппи, напротив, за последнее десятилетие художники значительно облагородили пивоварню. Уайатт обитал в двухэтажной квартире, выполненной в современном стиле – куда ни посмотри, везде стекло, кирпич и сталь. На верхнем этаже, который напоминал большую лоджию, нависшую над гостиной (она же рабочая студия), располагалась спальня. Там стояла огромная кровать с белыми подушками и пуховым одеялом, которое вздымалось волнами, словно взбитые сливки. В квартире Уайатта оказалось гораздо чище, чем я ожидала.
Собственно, я пришла, чтобы выбрать скульптуры для выставки-продажи. Работы Уайатта почему-то представлялись мне похожими на автора. Что-нибудь шершавое, неотесанное и огромное. Но его скульптуры оказались тонкими, изящными и очень теплыми. Большей частью они были выполнены из смолы. Одна работа, прикрепленная к стене, представляла собой птичье гнездо, распустившееся словно цветок. Меня поразили детали: гнездо образовывали тончайшим образом переплетенные между собой веточки. Внутри лежали два маленьких голубых яичка. В одном была крошечная коричневая трещинка, словно из него вот-вот должен кто-то вылупиться.
– Как называется эта работа? – спросила я, подойдя поближе.
– «Давай мириться», – ответил Уайатт.
– Посвящается девушке? – спросила я.
– Да, девушке. – Он пожал плечами. Остальные его произведения были столь же необычны. Главной темой была природа, однако с налетом модернистских веяний: мотылек, попавший в переплетение веточек; полый кактус колючками внутрь...
Пожалуй, я немного хватила лишнего. Мы ели пиццу и обсуждали предстоящую работу. Я валялась на огромном диване с блокнотом, в который все записывала. Уайатт включил музыку своего родного штата: из колонок, скрытых в древних белых стенах, полились ритмы групп «Вис-китаун» и «Олд найнти-севенс». Мне вдруг захотелось, чтобы Уайатт свернулся со мной рядышком на диване, но я знала, что не могу его об этом попросить, потому что встречаюсь с Заком. Вот был бы он посимпатичнее, хоть самую малость... Боже, какая же я испорченная!
Уайатт проводил меня до машины. Я еще раз похвалила его работы.
– И твои работы мне тоже нравятся, Джесси. – Он протянул руку и что-то смахнул с моего лица.
Я вздрогнула.
– Ресничка, – объяснил он.
Я начала рыться в сумке, разыскивая ключи.
– Уайатт, спасибо тебе большое. За все.
– Эй, Джесси, ты что, заснула? – На меня смотрела Мэй. Я стояла посреди комнаты и держала настольные свечи – подарок Хамира. Ах да, нужно завернуть их в бумагу.
Мэй закатила глаза и снова принялась рыться в туалетном столике.
– А от этого барахла ты избавиться не желаешь? – Она отошла в сторону, и моему взгляду предстал ящик, забитый практически одинаковыми черными кофтами. Мэй покачала головой. – Кстати, Уайатт считает, что «Буген-виллею» ждет большое будущее.
Надеюсь.
– Знаю, ты ненавидишь, когда тебе лезут в душу, но все же: между вами что-то происходит?
Я заверила Мэй, что между нами ничего нет и быть не может. «Правда, когда мы с ним прощались и он называл меня по имени, у меня по телу мурашки пробежали, – подумала я. – Но я села в машину и уехала домой. А остальное не важно».
Мое прошлое было разложено по картонным коробкам. Я уволилась с работы. Новый магазин еще нужно было приводить в божеский вид. Я находилась в каком-то подвешенном состоянии. Да тут еще Зак. Он... не знаю, как и сказать. То ли намеки делал, то ли прощупывал почву. Насчет нашей жизни после переезда. И что теперь мы связаны «на вечные времена».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73