В «Дизайнерском батальоне» — последней на сегодня серии с Хизер-Джо — она выступает в роли модного дизайнера (в дневные часы) и борца с преступностью (под покровом ночи).
— Хизер-Джо кому хочешь сто очков вперед даст, — говорит Скай. — У нее гардероб как бездонный колодец. — Мы все еще оживленно обсуждаем творчество Хизер-Джо, когда за стол возвращаются Гея и Стефани. Поскольку в присутствии Стефани никто не чувствует себя естественно, над столом повисает неестественная тишина.
— Э-ммм, — мяучит Скай, надеясь всколыхнуть застоявшееся болотце, — и какие же у вас с Тайлером ближайшие планы, Стефани?
— Мы едем в Калифорнию, — невозмутимо отвечает Стефани; я застываю от неожиданности, а она дотягивается до кусочка кроваво-красного жареного картофеля, который мне только что принесли. — Тайлер будет учиться на модного фотографа, а я на актрису.
Молчание.
— Это правда, Тайлер? — спрашивает Скай.
Я киваю, сам не веря в то, что киваю. С каждым годом мне становится труднее представлять свою будущую жизнь как видеоклип под звуки мощного рока, однако такие вот моменты с лихвой компенсируют все утраты. Я вижу, что Скай с трудом сдерживает себя, еще секунда — и сорвется звонить Анне-Луизе.
— И когда едете? — спрашивает Гея.
— На следующей неделе, — сообщает Стефани как ни в чем не бывало.
— Вот это да, даже не верится, — говорит Пони. — А вдруг на пляже в Малибу ты встретишь Хизер-Джо, что тогда?
— Попрошу, чтобы она написала на песке свое имя, и буду перекатываться с одного слова на другое и обратно, — поддаю я жару.
Я наконец перехватываю взгляд Стефани, и в глазах у нее читаю: «Да ладно, брось, — будто ты сам не знал, что мы едем в Калифорнию».
— Станете знаменитостями, — говорит Скай без тени злорадства, добрая душа.
— Да, — подтверждаю я, — мы станем знаменитостями.
— Подумай на досуге над моей идеей, ладно? — говорит Стефани по дороге к дому.
— Но на что мы будем жить?
— Для молодых, как ты и я, работа всегда найдется.
— А как же… Ну я не знаю!
— Тебя что-то держит в Ланкастере, Тайлер?
— Да нет.
— А сможешь ты стать богатым и знаменитым в своем Ланкастере?
— Вряд ли.
— Значит, тебе нечего терять. Просто подумай над этой идеей.
Что тут делает машина Дэна — на нашей подъездной дороге?
39
А может, жизнь как глубоководная рыбалка. Утром просыпаемся, забрасываем сеть и, если повезет, к исходу дня вытаскиваем из воды одну — в лучшем случае две — рыбешки. Иногда в сеть попадется морской конек, а иногда акула — или спасательный жилет, или айсберг, или морское чудище. А по ночам во сне мы перебираем наш Дневной Улов — сокровища, добытые в результате длительного, медлительного процесса, и мы едим плоть выловленных рыб; выбрасывая вон косточки и вплетая воспоминания о когда-то блестящей рыбьей чешуе в наши души.
Точно, Дэн в кухне, сидит себе между довольнехонькими, слегка будто подвыпившими бабушкой и дедушкой. Джасмин склонилась над раковиной. Я вижу их снаружи через запотевшее стекло, под кроссовками у меня с хрустом рассыпаются замерзшие бархатцы, словно кто-то просыпал мне под ноги горсть кукурузных хлопьев.
Дэн отхлебывает из бутылки безалкогольное пиво «За рулем»™ и угощается в свое удовольствие заботливо расставленными перед ним закусками: то «Сырной радости» отведает, то нитритно-ветчинных рулетиков, то «Начо-медочи». Мой желудок словно превращается в спущенный воздушный шар.
— Там Дэн, — докладываю я Стефани, забираясь назад в Комфортмобиль.
— Тогда отвези меня в гостиницу, Я здесь не останусь.
— Перестань, Стеф…
— Нет.
Возле «Старого плута» Стефани выходит из машины.
— Привези мои вещи, Тайлер. Я буду у себя в старом номере. Посмотрю кабельное. Чао.
Вот засада.
Я возвращаюсь домой, вхожу в кухню и чувствую прилив психической энергии далеко не лучшего свойства, когда дедушка встречает меня приветственным, без тени иронии, возгласом: «Эгей, Тайлер, тут твой папка вернулся!»
Джасмин отворачивается, не в силах посмотреть мне в глаза, и сразу превращается в женушку-робота — подсыпает Дэну пивной закуси и пытается создать видимость хлопотливой деятельности где-то поближе к раковине. Мне хочется, чтобы Джасмин взглянула на меня не тем остекленело-радушным взглядом, каким она сейчас одаривает всех вокруг, — но нет. Я начинаю подозревать, что все мои усилия заставить ее посмотреть на меня по-другому, обречены на провал, как бессмысленные попытки привлечь кормом птиц после захода солнца.
— Я завязал с питьем, Тайлер, — говорит Дэн. — Хочу, чтобы мы с тобой снова стали друзьями. — (Снова?) — Не будем поминать старое, начнем сначала, ведь мы семья.
Он это серьезно? Бабушка с дедушкой благодушно смотрят на меня, не сомневаясь, что я соглашусь, — не дождутся. Единственный ответ им всем — зыбкие переливы Джасминовых «новоэровских» колокольчиков, доносящиеся из стереосистемы в гостиной. Дэн звучно выпускает воздух. Выдергивает из вазы гиацинт и машет им, рассеивая вонъ, и бабушка с дедушкой смеются до слез.
— Слушай, Джас, — говорит Дэн, все больше входя в роль шута — любимца публики, — как твоя новая прическа-то называется, «Новобранец»?
Дедушка с бабушкой снова давятся от хохота.
А я уже как сваренное в микроволновке яйцо: лопнет, если кто-нибудь вздумает хотя бы дыхнуть на него. Для меня сидеть в нашей кухне рядом с Дэном — значит открыть шлюзы для потока воспоминаний о той поре, когда я был еще пацаном и пытался, всегда безуспешно, наперед вычислить, что же на этот раз вызовет у Дэна приступ ярости — после того, как он за ужином закинет в себя пятую порцию виски и третий кусок жратвы. Я хорошо помню, как Дейзи, Марк и я просто-напросто перестали высказывать свое мнение и проявлять какие-либо эмоции, не желая добровольно поставлять спусковые механизмы, прекрасно вписывавшиеся в его стратегию наращивания вооружений. Я помню, как рядом с ним мы превращались в непроницаемых роботов.
Разговор между тем переключается на экономику Ланкастера.
— Знаешь, тебе, наверно, не помешало бы опустить пониже планку твоих притязаний, Тайлер, — наставляет меня Дэн, и дедушка одобрительно кивает головой. Верно-верно. Неужели им невдомек, что призывать меня опустить пониже планку — все равно что призывать меня изменить цвет глаз?
Я прошу меня извинить и отправляюсь собирать вещи Стефани. В коридоре я наталкиваюсь на Марка, который топчется там с посудиной молочного коктейля — хотел разогреть в микроволновке, но передумал: боится заходить в кухню, пока там Дэн. Я хватаю Марка в охапку и тащу наверх, и он извивается, хихикает и пронзительно визжит. Потом успокаивается и смотрит, как я укладываю вещи.
— Можно мне с тобой к Стефани в гостиницу?
— Лучше не надо, Марк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Хизер-Джо кому хочешь сто очков вперед даст, — говорит Скай. — У нее гардероб как бездонный колодец. — Мы все еще оживленно обсуждаем творчество Хизер-Джо, когда за стол возвращаются Гея и Стефани. Поскольку в присутствии Стефани никто не чувствует себя естественно, над столом повисает неестественная тишина.
— Э-ммм, — мяучит Скай, надеясь всколыхнуть застоявшееся болотце, — и какие же у вас с Тайлером ближайшие планы, Стефани?
— Мы едем в Калифорнию, — невозмутимо отвечает Стефани; я застываю от неожиданности, а она дотягивается до кусочка кроваво-красного жареного картофеля, который мне только что принесли. — Тайлер будет учиться на модного фотографа, а я на актрису.
Молчание.
— Это правда, Тайлер? — спрашивает Скай.
Я киваю, сам не веря в то, что киваю. С каждым годом мне становится труднее представлять свою будущую жизнь как видеоклип под звуки мощного рока, однако такие вот моменты с лихвой компенсируют все утраты. Я вижу, что Скай с трудом сдерживает себя, еще секунда — и сорвется звонить Анне-Луизе.
— И когда едете? — спрашивает Гея.
— На следующей неделе, — сообщает Стефани как ни в чем не бывало.
— Вот это да, даже не верится, — говорит Пони. — А вдруг на пляже в Малибу ты встретишь Хизер-Джо, что тогда?
— Попрошу, чтобы она написала на песке свое имя, и буду перекатываться с одного слова на другое и обратно, — поддаю я жару.
Я наконец перехватываю взгляд Стефани, и в глазах у нее читаю: «Да ладно, брось, — будто ты сам не знал, что мы едем в Калифорнию».
— Станете знаменитостями, — говорит Скай без тени злорадства, добрая душа.
— Да, — подтверждаю я, — мы станем знаменитостями.
— Подумай на досуге над моей идеей, ладно? — говорит Стефани по дороге к дому.
— Но на что мы будем жить?
— Для молодых, как ты и я, работа всегда найдется.
— А как же… Ну я не знаю!
— Тебя что-то держит в Ланкастере, Тайлер?
— Да нет.
— А сможешь ты стать богатым и знаменитым в своем Ланкастере?
— Вряд ли.
— Значит, тебе нечего терять. Просто подумай над этой идеей.
Что тут делает машина Дэна — на нашей подъездной дороге?
39
А может, жизнь как глубоководная рыбалка. Утром просыпаемся, забрасываем сеть и, если повезет, к исходу дня вытаскиваем из воды одну — в лучшем случае две — рыбешки. Иногда в сеть попадется морской конек, а иногда акула — или спасательный жилет, или айсберг, или морское чудище. А по ночам во сне мы перебираем наш Дневной Улов — сокровища, добытые в результате длительного, медлительного процесса, и мы едим плоть выловленных рыб; выбрасывая вон косточки и вплетая воспоминания о когда-то блестящей рыбьей чешуе в наши души.
Точно, Дэн в кухне, сидит себе между довольнехонькими, слегка будто подвыпившими бабушкой и дедушкой. Джасмин склонилась над раковиной. Я вижу их снаружи через запотевшее стекло, под кроссовками у меня с хрустом рассыпаются замерзшие бархатцы, словно кто-то просыпал мне под ноги горсть кукурузных хлопьев.
Дэн отхлебывает из бутылки безалкогольное пиво «За рулем»™ и угощается в свое удовольствие заботливо расставленными перед ним закусками: то «Сырной радости» отведает, то нитритно-ветчинных рулетиков, то «Начо-медочи». Мой желудок словно превращается в спущенный воздушный шар.
— Там Дэн, — докладываю я Стефани, забираясь назад в Комфортмобиль.
— Тогда отвези меня в гостиницу, Я здесь не останусь.
— Перестань, Стеф…
— Нет.
Возле «Старого плута» Стефани выходит из машины.
— Привези мои вещи, Тайлер. Я буду у себя в старом номере. Посмотрю кабельное. Чао.
Вот засада.
Я возвращаюсь домой, вхожу в кухню и чувствую прилив психической энергии далеко не лучшего свойства, когда дедушка встречает меня приветственным, без тени иронии, возгласом: «Эгей, Тайлер, тут твой папка вернулся!»
Джасмин отворачивается, не в силах посмотреть мне в глаза, и сразу превращается в женушку-робота — подсыпает Дэну пивной закуси и пытается создать видимость хлопотливой деятельности где-то поближе к раковине. Мне хочется, чтобы Джасмин взглянула на меня не тем остекленело-радушным взглядом, каким она сейчас одаривает всех вокруг, — но нет. Я начинаю подозревать, что все мои усилия заставить ее посмотреть на меня по-другому, обречены на провал, как бессмысленные попытки привлечь кормом птиц после захода солнца.
— Я завязал с питьем, Тайлер, — говорит Дэн. — Хочу, чтобы мы с тобой снова стали друзьями. — (Снова?) — Не будем поминать старое, начнем сначала, ведь мы семья.
Он это серьезно? Бабушка с дедушкой благодушно смотрят на меня, не сомневаясь, что я соглашусь, — не дождутся. Единственный ответ им всем — зыбкие переливы Джасминовых «новоэровских» колокольчиков, доносящиеся из стереосистемы в гостиной. Дэн звучно выпускает воздух. Выдергивает из вазы гиацинт и машет им, рассеивая вонъ, и бабушка с дедушкой смеются до слез.
— Слушай, Джас, — говорит Дэн, все больше входя в роль шута — любимца публики, — как твоя новая прическа-то называется, «Новобранец»?
Дедушка с бабушкой снова давятся от хохота.
А я уже как сваренное в микроволновке яйцо: лопнет, если кто-нибудь вздумает хотя бы дыхнуть на него. Для меня сидеть в нашей кухне рядом с Дэном — значит открыть шлюзы для потока воспоминаний о той поре, когда я был еще пацаном и пытался, всегда безуспешно, наперед вычислить, что же на этот раз вызовет у Дэна приступ ярости — после того, как он за ужином закинет в себя пятую порцию виски и третий кусок жратвы. Я хорошо помню, как Дейзи, Марк и я просто-напросто перестали высказывать свое мнение и проявлять какие-либо эмоции, не желая добровольно поставлять спусковые механизмы, прекрасно вписывавшиеся в его стратегию наращивания вооружений. Я помню, как рядом с ним мы превращались в непроницаемых роботов.
Разговор между тем переключается на экономику Ланкастера.
— Знаешь, тебе, наверно, не помешало бы опустить пониже планку твоих притязаний, Тайлер, — наставляет меня Дэн, и дедушка одобрительно кивает головой. Верно-верно. Неужели им невдомек, что призывать меня опустить пониже планку — все равно что призывать меня изменить цвет глаз?
Я прошу меня извинить и отправляюсь собирать вещи Стефани. В коридоре я наталкиваюсь на Марка, который топчется там с посудиной молочного коктейля — хотел разогреть в микроволновке, но передумал: боится заходить в кухню, пока там Дэн. Я хватаю Марка в охапку и тащу наверх, и он извивается, хихикает и пронзительно визжит. Потом успокаивается и смотрит, как я укладываю вещи.
— Можно мне с тобой к Стефани в гостиницу?
— Лучше не надо, Марк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69