Вы же знаете, как положено в этих делах.
— Возьмите гроб на какое-нибудь судно. Если он будет на судне, никому ничего не придется говорить.
— На судне? Вы меня удивляете, Моори. Вы сами не знаете, что говорите.
Полковник почесал затылок и пристально посмотрел на Реарте.
— Я не могу таскаться с этой штукой туда-сюда, — сказал он. — Если ее у меня отберут, нам всем каюк.
— Может, и так. Но никто у вас ее не отберет.
— Уж так-то не отберет! Все хотят ею завладеть. Это потрясающая штука. — Он понизил голос. — Это та женщина, Эва. Идемте, покажу.
— Не морочьте меня, Моори. Вы меня не убедите.
— Взгляните на нее. Вы же человек образованный. В жизни не забудете.
— То-то и оно. В жизни не забуду. Если эта женщина здесь, увезите ее. Она приносит несчастье.
Полковник попытался усмехнуться, но не смог.
— И вы тоже поверили этой сказке? Это же мы в разведке ее придумали! Какого черта она может приносить несчастье? Это мумия, покойница, такая же, как все прочие. Идемте. Вы же ничего не теряете.
Он открыл дверцы фургона и велел солдатам выйти. Моряк растерянно сделал несколько шагов. Все больше светало — кружила мошкара, шелестели листья, гремел дальний гром. Выходя за длинную ограду, у которой стоял грузовик, сержант Гандини споткнулся и закружился, как слепая птица.
— Мы слышали, что был пожар, мой полковник, — испуганно мигая, пролепетал он.
— Ничего не было. Ложная тревога.
— Что делать с солдатами?
— Уведите их метров на сто и ждите меня.
— Там внутри какой-то странный запах, мой полковник. Я уверен, что в ящике химикаты.
— Кто его знает, что там, — взрывчатка, спирты? Никаких указаний нет.
— Есть табличка с именем. Петрона, кажется, какая-то, — сказал Гандини, удаляясь. — И даты. Что-то старинное, прошлого века.
Запах был сладковатый, еле ощутимый. Полковник спохватился, как он раньше об этом не подумал: настоящее тело пахнет, а копии — нет. А впрочем, эка важность. Копии Эвиты уже никогда не окажутся вместе с ней.
— Реарте! — позвал он.
Моряк ответил сухим покашливанием. Он уже стоял в полутьме позади Полковника.
— Вы даже не представляете себе, что это такое, — говорил Полковник, неумело отвинчивая крышку гроба. Отвертка то и дело выскальзывала у него из рук, три гайки потерялись. — Вот она, — сказал он наконец.
Он откинул саван, прикрывавший лицо Покойной, и включил фонарь. Освещенная ярким лучом, Эвита была видна строго в профиль, плоская двухмерная фигура, разделенная светом пополам, как луна.
— Кто бы мог подумать. — Капитан смущенно снова пригладил себе волосы. — Вот она, эта Кобыла, что нам испортила жизнь. Какой кроткой кажется. Кобыла. Она самая.
— Какой вы видите ее сейчас, такой она останется навсегда, — хриплым, возбужденным голосом сказал Полковник. — Ей ничто не повредит: вода, негашеная известь, годы, землетрясения. Ничто. Поезд по ней проедет, она такой же останется.
Он опустил луч фонаря. На Эвите светились фосфоресцирующие блики. Из гроба поднимались розоватые испарения.
— Она точно приносит несчастье, сукина дочь, — повторил капитан. — Смотрите, что она сделала с вами. Вы на себя не похожи.
— Ничего она со мной не сделала, — огрызнулся Полковник. — Что это вам взбрело в голову? Она не может причинить зла никому.
Слова вырывались у него совершенно бездумно. Он не хотел их произносить, они сами выскакивали. Моряк отвел глаза. Он увидел, что два унтер-офицера в караульной будке развлекаются, бросая дротики в мишень.
— Лучше увезите ее, Моори Кёниг, — сказал он.
— Вам же будет хуже, — возразил Полковник, выключая фонарь. — Вы могли бы войти в историю, а теперь не войдете.
— На черта мне нужна история. Истории не существует. Гандини вдалеке прокричал, подражая крику чайки.
Полковник, засунув в рот два пальца, ответил долгим, пронзительным свистом. Эхо разнесло эти звуки в тумане. Река была рядом, в двух шагах.
Сонные солдаты вернулись в фургон. Гандини хотел было подняться с ними, но Полковник приказал ему сесть рядом с ним в кабине.
— Едем в Главный штаб, — сказал Полковник. — Надо отвезти обратно отряд.
— И груз тоже, — предположил Гандини.
— Нет, — уверенно и высокомерно возразил Полковник. — Груз мы оставим в машине возле Службы разведки на весь день и всю ночь.
В молчании они проехали мимо гаваней. Солдат оставили в гаражах штаба и принялись колесить по пустынному городу. Им чудились тени, поджидающие их за углом, они опасались, что кто-то выстрелит в них из прихожей и захватит машину. Они ездили по авенидам, паркам, пустырям, резко тормозя на поворотах, держа маузеры на взводе, опасаясь встречи с врагом, который где-то там их подкарауливает. Поднялся ветер. Поток низких серых туч затопил небо. Они не хотели признаться, но усталость одолевала их. Наконец, делая крюки и всяческие объезды, они направились к Службе разведки.
Подъехав к зданию, Полковник обнаружил новую беду. На тротуаре, у которого он думал оставить фургон, горел ряд тонких, длинных свеч. Кто-то рассыпал вокруг маргаритки, глицинии и анютины глазки. Теперь Полковник знал, что враг не преследует его. Гораздо хуже. Враг угадал, каким будет следующий пункт назначения, и опередил его.
8. «ЖЕНЩИНА ОБРЕТАЕТ ВЕЧНОСТЬ»
(Из главы XII книги «Смысл моей жизни»)
Из каких элементов построен миф об Эвите?
1) Она взлетела как метеор из безвестности маленьких ролей в радиопостановках на трон, на котором еще не сидела ни одна женщина: трон Благодетельницы Простых Людей и Духовной Руководительницы Нации.
Всего этого она достигла менее чем за четыре года. В сентябре 1943 года ее взяли по контракту на радио Бельграно для исполнения ролей великих женщин истории. Новое жалованье позволило ей переехать в скромную двухкомнатную квартиру на улице Посадас. В первых передачах она так беспощадно коверкала испанский язык, что едва не пришлось прекратить этот цикл. Елизавета Английская беседовала с сэром Уолтером Рали, а императрица Шарлотта, супруга императора Максимилиана, с Бенито Хуаресом, произнося слова с коробящим слух акцентом аргентинского простонародья. Быть примой актерской труппы по тем временам ровно ничего не значило в глазах общества. Для приличной публики, которая мало слушала радио, Эвита была всего лишь комедиантка, развлекавшая полковников и морских капитанов. Никто не считал ее опасной.
В июле 1947 года все уже было по-другому. Эвита появилась на обложке еженедельника «Тайм». Она вернулась из поездки по Европе, поездки, которую газетчики назвали «путешествием радуги». Она не занимала официального поста, однако ее принимали главы государств, Папа, толпы народа. В Рио-де-Жанейро, последнем пункте ее вояжа, американские министры иностранных дел приветствовали ее и прервали свою конференцию, чтобы выпить в ее честь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Возьмите гроб на какое-нибудь судно. Если он будет на судне, никому ничего не придется говорить.
— На судне? Вы меня удивляете, Моори. Вы сами не знаете, что говорите.
Полковник почесал затылок и пристально посмотрел на Реарте.
— Я не могу таскаться с этой штукой туда-сюда, — сказал он. — Если ее у меня отберут, нам всем каюк.
— Может, и так. Но никто у вас ее не отберет.
— Уж так-то не отберет! Все хотят ею завладеть. Это потрясающая штука. — Он понизил голос. — Это та женщина, Эва. Идемте, покажу.
— Не морочьте меня, Моори. Вы меня не убедите.
— Взгляните на нее. Вы же человек образованный. В жизни не забудете.
— То-то и оно. В жизни не забуду. Если эта женщина здесь, увезите ее. Она приносит несчастье.
Полковник попытался усмехнуться, но не смог.
— И вы тоже поверили этой сказке? Это же мы в разведке ее придумали! Какого черта она может приносить несчастье? Это мумия, покойница, такая же, как все прочие. Идемте. Вы же ничего не теряете.
Он открыл дверцы фургона и велел солдатам выйти. Моряк растерянно сделал несколько шагов. Все больше светало — кружила мошкара, шелестели листья, гремел дальний гром. Выходя за длинную ограду, у которой стоял грузовик, сержант Гандини споткнулся и закружился, как слепая птица.
— Мы слышали, что был пожар, мой полковник, — испуганно мигая, пролепетал он.
— Ничего не было. Ложная тревога.
— Что делать с солдатами?
— Уведите их метров на сто и ждите меня.
— Там внутри какой-то странный запах, мой полковник. Я уверен, что в ящике химикаты.
— Кто его знает, что там, — взрывчатка, спирты? Никаких указаний нет.
— Есть табличка с именем. Петрона, кажется, какая-то, — сказал Гандини, удаляясь. — И даты. Что-то старинное, прошлого века.
Запах был сладковатый, еле ощутимый. Полковник спохватился, как он раньше об этом не подумал: настоящее тело пахнет, а копии — нет. А впрочем, эка важность. Копии Эвиты уже никогда не окажутся вместе с ней.
— Реарте! — позвал он.
Моряк ответил сухим покашливанием. Он уже стоял в полутьме позади Полковника.
— Вы даже не представляете себе, что это такое, — говорил Полковник, неумело отвинчивая крышку гроба. Отвертка то и дело выскальзывала у него из рук, три гайки потерялись. — Вот она, — сказал он наконец.
Он откинул саван, прикрывавший лицо Покойной, и включил фонарь. Освещенная ярким лучом, Эвита была видна строго в профиль, плоская двухмерная фигура, разделенная светом пополам, как луна.
— Кто бы мог подумать. — Капитан смущенно снова пригладил себе волосы. — Вот она, эта Кобыла, что нам испортила жизнь. Какой кроткой кажется. Кобыла. Она самая.
— Какой вы видите ее сейчас, такой она останется навсегда, — хриплым, возбужденным голосом сказал Полковник. — Ей ничто не повредит: вода, негашеная известь, годы, землетрясения. Ничто. Поезд по ней проедет, она такой же останется.
Он опустил луч фонаря. На Эвите светились фосфоресцирующие блики. Из гроба поднимались розоватые испарения.
— Она точно приносит несчастье, сукина дочь, — повторил капитан. — Смотрите, что она сделала с вами. Вы на себя не похожи.
— Ничего она со мной не сделала, — огрызнулся Полковник. — Что это вам взбрело в голову? Она не может причинить зла никому.
Слова вырывались у него совершенно бездумно. Он не хотел их произносить, они сами выскакивали. Моряк отвел глаза. Он увидел, что два унтер-офицера в караульной будке развлекаются, бросая дротики в мишень.
— Лучше увезите ее, Моори Кёниг, — сказал он.
— Вам же будет хуже, — возразил Полковник, выключая фонарь. — Вы могли бы войти в историю, а теперь не войдете.
— На черта мне нужна история. Истории не существует. Гандини вдалеке прокричал, подражая крику чайки.
Полковник, засунув в рот два пальца, ответил долгим, пронзительным свистом. Эхо разнесло эти звуки в тумане. Река была рядом, в двух шагах.
Сонные солдаты вернулись в фургон. Гандини хотел было подняться с ними, но Полковник приказал ему сесть рядом с ним в кабине.
— Едем в Главный штаб, — сказал Полковник. — Надо отвезти обратно отряд.
— И груз тоже, — предположил Гандини.
— Нет, — уверенно и высокомерно возразил Полковник. — Груз мы оставим в машине возле Службы разведки на весь день и всю ночь.
В молчании они проехали мимо гаваней. Солдат оставили в гаражах штаба и принялись колесить по пустынному городу. Им чудились тени, поджидающие их за углом, они опасались, что кто-то выстрелит в них из прихожей и захватит машину. Они ездили по авенидам, паркам, пустырям, резко тормозя на поворотах, держа маузеры на взводе, опасаясь встречи с врагом, который где-то там их подкарауливает. Поднялся ветер. Поток низких серых туч затопил небо. Они не хотели признаться, но усталость одолевала их. Наконец, делая крюки и всяческие объезды, они направились к Службе разведки.
Подъехав к зданию, Полковник обнаружил новую беду. На тротуаре, у которого он думал оставить фургон, горел ряд тонких, длинных свеч. Кто-то рассыпал вокруг маргаритки, глицинии и анютины глазки. Теперь Полковник знал, что враг не преследует его. Гораздо хуже. Враг угадал, каким будет следующий пункт назначения, и опередил его.
8. «ЖЕНЩИНА ОБРЕТАЕТ ВЕЧНОСТЬ»
(Из главы XII книги «Смысл моей жизни»)
Из каких элементов построен миф об Эвите?
1) Она взлетела как метеор из безвестности маленьких ролей в радиопостановках на трон, на котором еще не сидела ни одна женщина: трон Благодетельницы Простых Людей и Духовной Руководительницы Нации.
Всего этого она достигла менее чем за четыре года. В сентябре 1943 года ее взяли по контракту на радио Бельграно для исполнения ролей великих женщин истории. Новое жалованье позволило ей переехать в скромную двухкомнатную квартиру на улице Посадас. В первых передачах она так беспощадно коверкала испанский язык, что едва не пришлось прекратить этот цикл. Елизавета Английская беседовала с сэром Уолтером Рали, а императрица Шарлотта, супруга императора Максимилиана, с Бенито Хуаресом, произнося слова с коробящим слух акцентом аргентинского простонародья. Быть примой актерской труппы по тем временам ровно ничего не значило в глазах общества. Для приличной публики, которая мало слушала радио, Эвита была всего лишь комедиантка, развлекавшая полковников и морских капитанов. Никто не считал ее опасной.
В июле 1947 года все уже было по-другому. Эвита появилась на обложке еженедельника «Тайм». Она вернулась из поездки по Европе, поездки, которую газетчики назвали «путешествием радуги». Она не занимала официального поста, однако ее принимали главы государств, Папа, толпы народа. В Рио-де-Жанейро, последнем пункте ее вояжа, американские министры иностранных дел приветствовали ее и прервали свою конференцию, чтобы выпить в ее честь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100