— Хорошо, теперь ты немного покружишь меня, но только не очень быстро. Мы выпрямляем руки, вот так, и потом снова, в сторону, в сторону, назад, вперед. Хорошо?
— Хорошо, — смеясь, ответил мне Гейб.
Я снова нажала кнопку, собираясь показать следующие движения, когда заметила в дверях Рори, которая стояла рядом с высоким темноволосым мужчиной в оливковом плаще.
— Рори! Разве я тебе не говорила, чтобы ты никогда, никогда не шла открывать сама дверь?
— Но он постучал, а вы его не услышали, — обиженно произнесла Рори.
Она подбежала ко мне, засунула пальчик в рот и спряталась за мной. Я отбросила волосы со вспотевшего лба.
— Чем могу помочь? — спросила я.
— Это самая очаровательная картина, какую мне только доводилось видеть, — ответил высокий мужчина. У него были зеленые глаза в окружении морщин и густые темные волосы. Я была рада тому, что Гейб дома. Этот мужчина был даже выше Гейба, а тот мог похвалиться высоким ростом.
— Послушайте, — начала я. — Если вы хотите что-то продать…
— Джулиана! — воскликнул он. — Я Мэтт. Мэтью Макдугал.
— Но ты… вырос! — как дурочка, пролепетала я.
— У меня было много времени! Тридцать лет! — Он наклонился и обнял меня.
— О, но ты не предупредил меня.
— Я оставил три сообщения на автоответчике.
— Мама? — подал голос Гейб.
— О, это мой старинный друг по Нью-Йорку. Был моим парнем в восьмом классе. Или в седьмом?
— Мне сложно сказать.
— Мэтт, это мой сын, Габриэль Штейнер, а это моя дочь, Аврора Штейнер, — представила я ему своих детей.
— Гейб Джиллис, — протягивая руку, произнес Гейб. Я хотела было запротестовать, но передумала.
— Я ничего на сегодня не планировала. Даже голову не мыла. Может, ты подъедешь завтра?
— Конечно, — ответил он. — Почему бы и нет?
— Ты приехал специально, сделав такой круг по дороге с конференции?
— Я могу легко проделать путь назад.
— Хочешь чашку кофе?
— Я привез с собой бутылку шампанского.
Он показал мне «Кристалл». Я вдруг отчаянно захотела его.
— Мне разрешают половину бокала. Как девушке на Рождество. Так что, кофе?
— Мам, — настойчиво напомнил мне Гейб. — Можно мы выключим музыку?
— О, Бог ты мой, конечно!
Я подумала о том, как выгляжу со стороны, — без прически, с размазанной от смеха тушью, в старой сорочке Лео и в мешковатых брюках. Ноги босые. Ладно, он же не ухаживать за мной приехал. Он приехал из любопытства. И я узнала его теперь. У него была ямочка на правой щеке. Он рисовал лошадей. Все свое время посвящал этому.
— У тебя есть лошади? — спросила я.
— Две. А что?
— Ты их все время рисовал на занятиях по искусству.
— Ты до сих пор помнишь.
— Мама, я тут подумал: что если я отвезу Рори в кафе поесть, а потом оставлю ее у бабушки? — вмешался Гейб.
Сначала я подумала, что он специально хочет оставить меня наедине с Мэтью, но потом вспомнила, что Гейб еще не хвастался своей машиной.
— Ну, — пожав плечами, ответила я. — У нее завтра нет занятий. И у тебя тоже. Но не задерживайтесь. И надень на нее плащ…
— Я знаю все, что полагается делать.
— И не забудь поставить детское сиденье.
— Мам!
— Новая машина, — объяснила я Мэтту. — Подарок на шестнадцатилетие.
— Что может с этим сравниться? — улыбнулся он, и его морщинки проступили еще отчетливее.
Мэтт выглядел старше меня, но совсем не плохо, словно он проводил много времени на солнце. Словно внешний декор для него не имел особого значения.
Гейб поцеловал меня.
— Я буду останавливаться на всех светофорах. Рори посажу сзади. Буду вести очень осторожно, обещаю.
— Иди, — сказала я и повернулась к мужчине в холле. — Могу я взять твой плащ? Там снег идет? Извини, Мэтт, но ты не против, если я пойду, умоюсь?
— Конечно, — с легкостью ответил он, и в его голосе послышался бостонский акцент. — Я сам повешу плащ, не волнуйся. Только скажи, куда мне идти.
Чтобы привести в порядок лицо, мне бы понадобилось как минимум полчаса. Я просто нанесла тональный увлажнитель, а волосы намочила и смазала их гелем Гейба. Молочком стерла тушь, чтобы накрасить глаза заново. Чуть-чуть. Я закатала рукава рубашки. Мне показалось, что я делаю все очень медленно, но я хотела произвести приятное впечатление. Через несколько минут я услышала, как он зовет меня:
— Послушай, Джулиана, я знаю, как делать кофе. У меня даже кофеварка точно такая же. Только скажи, где ты его держишь.
— В морозилке, — ответила я. — А кофемолка над кофеваркой, ты увидишь.
Я приложила к груди холодную мокрую ткань и заставила себя дышать глубже. Потом посмотрела в зеркало. Мои щеки, из-за лекарств похожие на наливные яблоки, ужаснули меня. Ладно, какого черта я переживаю? Я услышала, как Мэтт напевает себе под нос какую-то мелодию, просматривая компакт-диски.
— Послушай, хочешь, потанцуем?
Его румянец, мог бы сравниться с моим, честное слово.
— Ну, теперь ты выше меня, — отметила я.
— И к тому же умею вести в танце.
Позже мы сели у стола и принялись болтать о старых знакомых. О том, что с каждым из них стало. Его сестра училась в одном классе с моей Джейн. Его жена Сьюзан тоже была их одноклассницей. Он не выдал своих эмоций, когда рассказывал о том, что наверняка стало кошмаром его жизни: как в морге его попросили опознать жену, лицо которой сохранилось только наполовину. Тем временем врачи боролись за жизнь его дочери: у девочки была сломана челюсть и повреждено легкое.
— Знаешь, в такие моменты в голову приходит невероятное: возможно, что это подруга Сьюзан везла куда-то нашу Келли, что все перепутали, что Сьюзи осталась дома, и с ней не могло этого случиться. Я никогда не забуду того момента, когда снимали покрывало. Она лежала передо мной. Ей вымыли лицо и убрали со лба волосы. Меня поддерживал патрульный, чтобы я не упал. Я сказал: «Сьюзи?» — словно ждал, что она мне ответит. Она была на четвертом курсе медицинского училища. Я учился в интернатуре. Моей специализацией была дерматология. Я знал, что у меня будет довольно предсказуемая жизнь. В хорошем смысле этого слова. Через неделю я перевелся на отделение хирургии, решив посвятить себя пластической хирургии: я видел, сколько времени ушло у врачей на то, чтобы восстановить лицо моей малышке. Ее кормили из трубочки, и она все время плакала, почему мама разрешает делать с ней такое.
— С ней теперь все в порядке? — спросила я. — Она, наверное, долго не могла прийти в себя…
— Шрамы? Нет. Ей было всего два года. Она ничего не помнит, кроме того что произошла авария, но это на уровне страшного сна. Одна из наших лошадок отлично прыгает, и Келли не стащишь с нее. Это ее страсть. Она хочет попробовать себя в национальной сборной, и я считаю, что у нее получится. Но я думаю, что это не должно мешать школьным занятиям. И она это знает.
Что же, школа важнее участия в олимпийских состязаниях… Что бы он сказал, если бы узнал о Гейбе, который бросил школу в шестнадцать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108