На том и сладилось дело. Поскольку Мартин сказал, что мы ВСЕ выйдем в море, то на другое утро я встал с постели на редкость рано и, проглотив немного картошки, направился к холмам. Я никогда не был в море, так как не тяготел к морским промыслам, и по-прежнему было вовсе не похоже, — до тех пор, пока я думал о собственном благополучии, — чтобы я отправился убивать тюленей в ту часть моря, где они были как дома. На мой взгляд, гораздо полезнее для моего здоровья было провести этот день в холмах. Я взял с собой пару холодных картофелин на обед и провел день спокойно, сидя на своей заднице среди потоков дождя, в то время, как считалось, что я на охоте. Когда рассвело, я увидел Мартина О’Банаса, Седого Старика и Седрика О’Санаса, которые шли к морю и несли на плечах остроги, веревки, ножи и другие полезные вещи.
Струи дождя лили на меня весь день, и, конечно, я был усталый и измученный, когда добрался до дома с наступлением вечера. Я бодро направился к миске с картошкой и, опустошив ее, спросил о тех, что ушли. Моя мать прислушивалась к буре снаружи, и, когда она обратилась наконец ко мне, мне показалось, что она в глубокой печали.
— Я не думаю, — сказала она, — что эти люди переживут сегодняшний вечер, так как они никогда раньше не были в море. Жаль, что они пустились в этот путь.
— Плавание и гребля намного приятнее, — сказал я, — когда ты на берегу.
Я впустил в дом свиней, и мы все устроились на постелях из тростника. Дождь в это время с силой стучал по крыше, страшные раскаты грома раздавались в небесной вышине, вспышки молний, невиданных ни на востоке, ни на западе, освещали тьму, и даже брызги моря бились в оконное стекло, хотя до берега было десять миль пути. В такую ночь те, что были в море, заботились, конечно, не о тюленях, а о том, как бы им наскоро выучиться ремеслу моряков, с тем чтобы найти какой-нибудь способ выбраться живыми на сушу. Я подумал, что если даже они и не утонут, то шторм перепугает их так, что они умрут от страха. Я припомнил еще, что впредь буду главой в доме, если случится, что Седой Старик не вернется с морской ловли.
Как бы там ни было, человек предполагает, а Господь располагает, в особенности в Корка Дорха. Когда рассвело и буря улеглась, в дверь вошли Седой Старик и Мартин О’Банаса, донельзя уставшие и промокшие до костей, но по-прежнему чувствовавшие большую тягу к картошке. Их от души приветствовали и накрыли стол для еды.
— Где третий человек, что отправился с вами? — спросил я. — В этом мире или в мире ином находится сейчас почтенный О’Санаса?
— Он жив и пышет здоровьем, — отвечал Мартин, — но он все еще в море.
— Если так, — сказал я, — то я даю тебе руку и слово в том, что не понимаю твоих речей.
Наевшись картошки, двое моряков рассказали мне о делах той ночи, и, конечно же и без сомнения, удивительные это были дела. Они втроем одолжили лодку в Данквине и направились в Клох. Когда они добрались до Лежбища Тюленей, они увидели большую дыру на боковом склоне острова Скеллиге и исследовали ее с помощью весел. Вниз, к морскому дну, шел этот ход, и вокруг него была сильная зыбь. У троих в лодке не было ни малейшего желания пробираться под водой вниз, в эту таинственную область, и они больше утруждали себя разговором, чем ловлей, и в этом положении оставались долгое время.
В конце концов двое мудрых мужей так заморочили О’Санаса своими речами и советами, что он согласился обвязаться вокруг пояса веревкой и разом прыгнуть вниз, в дыру на дно. Он прыгнул, и вслед за ним было размотано немало веревки. В это время море разбушевалось, а небо приняло угрожающий вид. О’Санаса обещал вернуться назад, на поверхность воды, сразу же, как только сможет, и дать отчет о местности внизу тем двоим, что пребывали в сухости и сохранности. Однако его не видно было и следа, а с течением времени вой ветра отнюдь не делался слабее. Они решили выбрать веревку и вытащить того, что внизу, из воды насильно. Они мощно потянули за веревку, но та не шла, сильно натянувшись у входа в дыру. Пока они советовались друг с другом, бросив тащить веревку, они вдруг почувствовали, что за веревку дергают, — тот, что внизу, давал им знать, что он, уж во всяком случае, не в царстве вечности.
В это время буря и море смешались в одно, лодка то взлетала к небесам, то опускалась вниз, на дно моря и океана. Старик задумал направиться к суше, а того, что был в море, так там и оставить, дабы он мог весь долгий день наслаждаться прелестями подводного мира. Но Мартин воспротивился этому плану. Ему казалось, что немного земли и суши он увидит, притом что вокруг него, над ним, под ним и через него хлестало столько морской воды и ветра, и он решил, что мудрее всего будет устремиться туда, где Седрик О’Санаса до сих пор пребывал и был жив.
Он принял мужественный вид, попрощался со Стариком и прыгнул в море. Долго Старик плавал по волнам один, ожидая вести от двоих внизу, и не иначе как накатило на него одиночество, а вместе с ним и страх. Буря разбушевалась, так что не было уже раздела между небом, морем и ветром, несущим песок. Неизвестно, сам ли Старик нырнул в тюленье логово или же его сдуло из лодки ветром, но только он отправился на глубокое дно моря. Он плачевным образом поранил голову, руки и ноги о верхушки скал, но как только он свалился в воду, быстрый поток устремился в дыру и утащил его за собой без промедления.
Когда его чувства вновь оказались в его распоряжении, он был простерт на длинной узкой полосе скалы, сухой и недоступной для воды, и дневной свет падал на него сверху из расщелины, располагавшейся высоко над тем местом, где он лежал. Видимо, в норе был изгиб, и, спускаясь вначале на дно, она поворачивала и вновь выходила наверх, проходя насквозь через остров Скеллиге.
Там, по всей видимости, была большая просторная пещера: по одну сторону — красивая кромка скал, по другую — водоем, повсюду тихо и спокойно после бури снаружи. Когда глаза Старика приспособились к полумраку, он разглядел неподалеку О’Санаса и О’Банаса, которые сидели перед убитым тюленем и поглощали мясо без приправы. Он подошел к ним и приветствовал их.
— Откуда вы взяли этого, черного? — спросил он Мартина.
— Они там кишмя кишат в норе внизу, и большие, и маленькие, — сказал Мартин. — Садись к столу, почтенный.
Так провели они ночь. Они соорудили светильник из жира, который добыли из тюленьей печени, и коротали время, беседуя о тяжелой жизни и о малости тех средств к существованию, которые испокон веков отпущены ирландцам. Когда наступило утро, Старик сказал, что не привык он столь долгое время быть без картошки и что по этой причине он решил выплыть наверх и добраться до дома. Мартин одобрил эту речь, но, представьте себе, — Седрик протянул им руку для прощанья и пожелал счастливого пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26