Время шло, и делалась поздняя ночь. От стоящего в доме тяжкого молчания и шума дождя снаружи благородному господину понемногу делалось тяжко на сердце. В этот вечер он не записал ни одного сокровища мудрости наших предков, и пять фунтов на выпивку было потрачено зря.
Вдруг он услышал какой-то грохот в дверях. И при слабом свете огня он увидел, что двери приотворились, — на засов они не запирались никогда, — и показался вымокший до нитки бедный старичок, пьяный в стельку, который вместо того, чтобы идти, полз на четвереньках в силу тяжкого опьянения. Существо это мгновенно затерялось в темноте дома, но где бы оно там ни лежало на полу, сердце благородного господина забилось от радости, когда он услышал, что оттуда доносится мощный поток речи. Это была поистине быстрая, путаная и хмурая речь, — похоже было, что старичок сыплет пьяными ругательствами, — но благородный господин и ждать не стал, пока в ней удастся разобрать какой-нибудь смысл. Он спешно подскочил и пристроил подслушивающую машинку рядышком с тем, кто извергал поток ирландской речи. Благородный господин решил, что этот ирландский необычайно сложен, и сильно обрадовался, что у него есть при себе упомянутая все впитывающая машинка. Он понимал, что по-настоящему хороший ирландский отличается большой сложностью, а самый лучший ирландский должен быть практически неразборчив. Около часа времени прошло, прежде чем поток речи иссяк. Благородный господин был доволен плодами этого вечера. В знак признательности он сунул новую трубку, плитку табаку и бутылочку выпивки в карман старику, которого сморил пьяный сон на том самом месте, где он упал. Потом благородный господин отправился под дождем домой, и с ним машинка; он вежливо попрощался со всеми, кто был в доме, но никакого ответа не получил, поскольку хмель вовсю бушевал в головах всех бывших там стариков.
После этого по соседству рассказывали, что старичок этот удостоился высшей похвалы за те предания, что собрала за ним в тот вечер подслушивающая машинка. Предания эти отправились в город Берлин, в Германию, и то, что слышалось из прибора, представлено было на рассмотрение людям великой учености со всего Континента. Эти мудрейшие из мудрейших сказали, что они никогда не слышали столь сильного, поэтичного и малопонятного ирландского и что не следует беспокоиться за ирландский язык, покуда в пределах Ирландии слышна подобная речь. Они любовно наделили благородного господина высокой ученой степенью и, что самое интересное, создали небольшую комиссию из числа своих членов для тщательного изучения диалекта, записанного прибором, чтобы выяснить, не удастся ли извлечь из него некоторый смысл.
Сам я не знаю, был ли это английский или ирландский или и вовсе какой-то заморский неслыханный язык, на котором произнесена была древняя речь, записанная благородным господином у нас в Корка Дорха, но совершенно ясно, что все, что могло быть сказано там в тот вечер, сказано было нашей потерявшейся свиньей.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Нашествие ирландскоговорящих. — Ирландский колледж. — Ирландский праздник в нашей местности. — Благородные господа из Дублина. — После танцев приходят беды.
Однажды вечером я лежал растянувшись на тростнике в задней части дома и вспоминал о тех злосчастьях, которые постигли ирландцев (и которые суждены им и впредь), когда в дверь постучался Седой Старик. Вид у него был испуганный, крупная дрожь колотила все тело, язык во рту ослабел, пересох и утратил всю свою смелость. Неизвестно, сел он или упал, но он свалился на пол вблизи меня с ужасающим стуком, отчего зазвенел и затрясся весь дом. Потом он начал вытирать с лица крупные капли пота.
— Добро пожаловать, уважаемый, — сказал я честно и скромно, — и еще тебе здоровья и долгой жизни. Я как раз вспоминал тут о том, что очень тяжело теперешнее положение ирландцев, но теперь ясно, что не у всех оно одинаково; думаю я, что у тебя дела гораздо хуже, чем были они у кого бы то ни было из ирландцев с начала всего ирландского на земле. Я смотрю, ты совсем без сил.
— Да, — сказал он.
— Ты в тревоге?
— О да, — сказал он.
— Неужто, — спросил я, — новые тяготы и свежие злосчастья ниспосланы ирландцам, и новое зло ожидает милую зеленую страну, приходящуюся всем нам родиной?
Седой Старик издал вздох и лицо его приобрело вид печальный и ужасный, давая мне понять, что в этот миг ему припомнилась сама Вечность.
Во рту у него пересохло, и голос его был слабым и безжизненным, когда он ответил мне.
— Внучок, — сказал он, — думается мне, что тот дождь, который придет сегодня ночью, не намочит уже никого и ничего, поскольку конец света наступит раньше, чем эта самая ночь. Предвещающие это знаки в изобилии рассыпаны по небесам. Я видел сегодня первый солнечный луч за все время посетивший Корка Дорха, — этот неземной блеск жег больней огня, он упал на меня с небес и пронзил, как игольным острием, мои глаза. Видел я и порыв ветра, который прошел по траве в поле и стал возвращаться обратно, достигнув той стороны. Я слышал ворону, визжавшую, как свинья, дрозда, ревевшего, как бык, и быка, певшего дроздом. Нечего и говорить, что ничего хорошего все эти вещи не предвещают. Но как ни плохи все они, случилась еще другая вещь, которая поистине вселила ужас в мое сердце.
— Удивительно то, что сказал ты, уважаемый, — учтиво отозвался я, — и было бы хорошо с твоей стороны подкрепить все эти знаки еще каким-нибудь небольшим свидетельством.
Старик помолчал немножко, и когда он вновь нарушил молчание, он не заговорил, а хрипло прошептал мне на ухо:
— Я шел домой из Финнтра, — сказал он, — и увидел благородного английского господина, нарядного и богато одетого, идущего навстречу мне по дороге. И поскольку я воспитанный ирландец, то я мигом сошел в канаву, чтобы вся дорога была в распоряжении благородного господина и чтобы такие, как я, не портили своей вонью широкий путь перед ним. Но увы, необъяснимые чудеса творятся на этом свете! Когда он подошел ко мне, смиренно стоящему в дерьме и в грязи на дне канавы, он вдруг остановился, ласково посмотрел на меня И ЗАГОВОРИЛ СО МНОЙ!!!
От изумления у меня начисто перехватило дыхание и легкие мои долгое время оставались без воздуха. После этого я еще некоторое время не мог произнести ни слова от потрясения.
— Но, — сказал Старик, кладя дрожащую руку мне на грудь, тоже онемев, но изо всех сил стараясь обрести дар речи, — но... погоди! ОН ЗАГОВОРИЛ СО МНОЙ ПО-ИРЛАНДСКИ!!!
Когда я услышал это, меня охватило сомнение. Мне подумалось, что Старик или рассказывает сказки, или же бредит в белой горячке. Есть на свете вещи, поверить в которые невозможно.
— Если это правда, — сказал я в конце концов, — то мы не переживем уже ни одной ночи, и нет сомнений, что сегодня конец света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26