Отправился в кругосветное путешествие. Разумеется, вместе с женой. До вас филадельфийские сплетни не доходят, а до меня доходят, даже когда они касаются меня лично. Только вот о моем испуганном фавне никто так ничего и не узнал.
— Меня всегда занимал вопрос: где встречаются люди в такой ситуации?
— Вас интересует, чьей постелью мы пользовались? — Она показала рукой наверх. — Моей. Моей собственной. Всякий раз, когда Гарри уезжал в Нью-Йорк насладиться своей любовью.
— А как же дети, прислуга?
— Когда все ложились спать. После десяти. Не знаю, как устраиваются другие женщины, а я — вот так.
— А его жена?
— Не знаю, что вам сказать. Боюсь, что поймете, о ком идет речь… У него довольно часто возникали поводы для ночных отлучек. Работа такая, если хотите.
— Он доктор?
— Не скажу.
— И у нее не возникало никаких подозрений?
— Она слишком хитрая для того, чтобы эти подозрения выказывать. Когда женщина, будучи замужем за очень богатым человеком, начинает подозревать его, то лучше ей молчать, если она не хочет идти на открытый разрыв. В данном случае жена не захотела ничем рисковать. Муж мог бы сказать ей правду, и она бы смирилась. Я не очень высокого о ней мнения. Нет у нее самолюбия. Все, чего она хочет, это — легкой, роскошной жизни. Коробку шоколада и скверный роман. Диадему, какой не было и у королевы Виктории. Ливрейных лакеев… О господи. Кажется, я проболталась.
— Я не знаю никого из тех, кто держит ливрейных лакеев.
— Знаете. Просто вам не приходилось бывать в их домах.
— Виноват.
— Вы знакомы с тремя-четырьмя людьми, у которых есть ливрейные лакеи.
— Видимо, я недостаточно хорошо их знаю.
— Это верно, но вы, вероятно, думали, что знаете. Поэтому и поступили благоразумно, решив не поселяться после войны в Филадельфии. А теперь поговорим о другом.
— Я с надеждой жду предстоящего лета.
— Вы тоже хотите изменить тему разговора?
— Нет.
— Или возвращаетесь к старой?
— Да.
— Хотите поговорить обо мне и о том, как я мстила Гарри?
— Да.
— По-моему, эту тему мы уже исчерпали. Непонятно, как получилось, что мы вообще затронули ее. Не думаю, что я доверяю вам, Локи, но вы мне нравитесь. Или, может быть, наоборот: я доверяю вам, хотя не могу сказать, что вы мне по-настоящему нравитесь.
— Жаль. А вы мне нравитесь.
— Я это вижу. Свою жену вы не любите, правда?
— Кажется, нет. Уже нет. Мы ведь давно женаты.
— Были счастливы?
— Да. Я бы сказал — счастливы.
— Смотрите не зазевайтесь теперь. Подвернется какая-нибудь хитрая молодая штучка и окрутит вас вокруг мизинца.
— Сомневаюсь. Я не люблю хитрых молодых штучек. Да и вообще хитрые женщины не по мне. Во время войны, еще молодым человеком, я достаточно их повидал. Среди них были, пожалуй, хитрейшие в мире. Из дипломатического корпуса в Вашингтоне. Для меня они чересчур хитры. Так что я поехал домой и женился на пенсильванской немке. Недурна собой. Умна. Но не хитрая. Хитрая девушка не годилась для моего… — Он чуть было не сказал «Дела», но осекся.
— Для вашего — чего?
— Ну, для жизни, для образа жизни, который я избрал себе.
— Но вы не это хотели сказать.
— Не это? Возможно.
— А что?
Он покачал головой и улыбнулся.
— Не скажу, Марта. И через тысячу лет не скажу.
— Сдаюсь.
— Покажите мне остальную часть дома.
— Можете осмотреть ее в мое отсутствие.
— Это будет не то.
— Верно, не то.
— Тогда после, когда будете готовы.
— Вы настолько богаты, Локи?
— Думаю, да. Но я не собираюсь завлекать вас деньгами. То, чего я хочу от вас, я купить не смогу.
Она бросила на него быстрый, немного встревоженный взгляд.
— Не знаю, как вас понимать. Если это комплимент, то такой, каких мне не говорили еще ни разу в жизни.
— Как же еще меня понимать?
— Я благодарна вам за эти слова, но лучше бы я их не слышала. У меня другие планы.
— Забудьте о них.
— Нет. Дайте мне подумать.
— Итак, после первого июля я буду в Ране.
В первую же неделю июля она стала его любовницей. Он посадил ее в моторную лодку и причалил к южному пустынному берегу, хорошо видному с другой стороны озера. Выйдя на сушу, они углубились в лес. Всю дорогу она покорно шла за ним, точно подчиняясь его команде, и, когда он обнял ее, жадно прильнула губами к его губам, судорожно хватая его за плечи, гладя спину, стараясь прижаться как можно ближе, не отрывая своих губ от его. Потом сбросила с себя юбку, расстелила ее на земле и села, а он помогал ей снять белье. Затем разделся он сам, и уже не было у них времени для нежностей, открытий, ласк, а была лишь жажда взаимного обладания, пока не наступил еще конец света. Они произносили какие-то слова, но слов ни тот, ни другой не слышал; движимые чувством, а не сознанием, они достигли апогея страсти почти в одно и то же время.
Влажные волосы локонами падали ей на лоб, когда она целовала его уставшее тело. Теперь им были слышны голоса, доносившиеся со стороны коттеджей; некоторые слова звучали совершенно отчетливо. Скрипнула ржавая уключина лодки, проплывшей где-то совсем недалеко от них. Ухнула на карусели, на восточном берегу, духовая музыка. Зазвонил колокол на большом катере, отправлявшемся в очередной рейс по озеру. Отдался эхом свисток электрического трамвая в Гиббсвилле.
— Странно, что вначале я не слышала никаких звуков, — сказала она.
— Ты бы оделась. Вдруг забредет сюда кто-нибудь из любителей пикников.
— Почему ты не подумал об этом сразу? — беззлобно спросила она.
— Потому же, почему ты не слышала никаких звуков.
— Хочется искупаться как есть. Вместе с тобой. Поплыть бы к самой насыпи и обратно. А потом полежать опять здесь вдвоем.
— Давай.
— Не смейся, а то я и вправду поплыву. О, это было блаженство, Авраам Локвуд! Вообрази, как далеко мы от того берега.
— Четверть мили.
— Нет! Нет! Повернись спиной и представь себе, сколько пришлось бы шагать в обратном направлении.
— Весь земной шар минус четверть мили.
— Точно. Я рада, что паша первая встреча произошла в этом лесу. Как в саду Эдема.
— Кстати, о саде Эдема; на этой стороне озера водятся змеи, а они похуже любителей пикников.
— Почему же ты об этом не подумал раньше?
— Не мог же я думать о двух вещах сразу.
— Жаль, что здесь нечего больше смотреть. Сколько еще раз мы будем осматривать достопримечательности?
— Видимо, немного.
— Наберем ягод для твоей жены?
— Не надо. Я объясню ей, что мы искали ягоды и наткнулись, на змею. Иногда они попадаются под кустами черники. Никогда не ходи по лесу без палки.
— Я не боюсь змей. Даже люблю их.
— Но они-то об этом не знают. И не пытайся их убеждать.
— Тебе не безразлично, что случится со мной?
— Нет.
— Знаешь, что со мной случилось?
— Что?
— Все. Я полюбила тебя.
— И я тебя полюбил.
— Да, и ты — тоже. На свой манер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Меня всегда занимал вопрос: где встречаются люди в такой ситуации?
— Вас интересует, чьей постелью мы пользовались? — Она показала рукой наверх. — Моей. Моей собственной. Всякий раз, когда Гарри уезжал в Нью-Йорк насладиться своей любовью.
— А как же дети, прислуга?
— Когда все ложились спать. После десяти. Не знаю, как устраиваются другие женщины, а я — вот так.
— А его жена?
— Не знаю, что вам сказать. Боюсь, что поймете, о ком идет речь… У него довольно часто возникали поводы для ночных отлучек. Работа такая, если хотите.
— Он доктор?
— Не скажу.
— И у нее не возникало никаких подозрений?
— Она слишком хитрая для того, чтобы эти подозрения выказывать. Когда женщина, будучи замужем за очень богатым человеком, начинает подозревать его, то лучше ей молчать, если она не хочет идти на открытый разрыв. В данном случае жена не захотела ничем рисковать. Муж мог бы сказать ей правду, и она бы смирилась. Я не очень высокого о ней мнения. Нет у нее самолюбия. Все, чего она хочет, это — легкой, роскошной жизни. Коробку шоколада и скверный роман. Диадему, какой не было и у королевы Виктории. Ливрейных лакеев… О господи. Кажется, я проболталась.
— Я не знаю никого из тех, кто держит ливрейных лакеев.
— Знаете. Просто вам не приходилось бывать в их домах.
— Виноват.
— Вы знакомы с тремя-четырьмя людьми, у которых есть ливрейные лакеи.
— Видимо, я недостаточно хорошо их знаю.
— Это верно, но вы, вероятно, думали, что знаете. Поэтому и поступили благоразумно, решив не поселяться после войны в Филадельфии. А теперь поговорим о другом.
— Я с надеждой жду предстоящего лета.
— Вы тоже хотите изменить тему разговора?
— Нет.
— Или возвращаетесь к старой?
— Да.
— Хотите поговорить обо мне и о том, как я мстила Гарри?
— Да.
— По-моему, эту тему мы уже исчерпали. Непонятно, как получилось, что мы вообще затронули ее. Не думаю, что я доверяю вам, Локи, но вы мне нравитесь. Или, может быть, наоборот: я доверяю вам, хотя не могу сказать, что вы мне по-настоящему нравитесь.
— Жаль. А вы мне нравитесь.
— Я это вижу. Свою жену вы не любите, правда?
— Кажется, нет. Уже нет. Мы ведь давно женаты.
— Были счастливы?
— Да. Я бы сказал — счастливы.
— Смотрите не зазевайтесь теперь. Подвернется какая-нибудь хитрая молодая штучка и окрутит вас вокруг мизинца.
— Сомневаюсь. Я не люблю хитрых молодых штучек. Да и вообще хитрые женщины не по мне. Во время войны, еще молодым человеком, я достаточно их повидал. Среди них были, пожалуй, хитрейшие в мире. Из дипломатического корпуса в Вашингтоне. Для меня они чересчур хитры. Так что я поехал домой и женился на пенсильванской немке. Недурна собой. Умна. Но не хитрая. Хитрая девушка не годилась для моего… — Он чуть было не сказал «Дела», но осекся.
— Для вашего — чего?
— Ну, для жизни, для образа жизни, который я избрал себе.
— Но вы не это хотели сказать.
— Не это? Возможно.
— А что?
Он покачал головой и улыбнулся.
— Не скажу, Марта. И через тысячу лет не скажу.
— Сдаюсь.
— Покажите мне остальную часть дома.
— Можете осмотреть ее в мое отсутствие.
— Это будет не то.
— Верно, не то.
— Тогда после, когда будете готовы.
— Вы настолько богаты, Локи?
— Думаю, да. Но я не собираюсь завлекать вас деньгами. То, чего я хочу от вас, я купить не смогу.
Она бросила на него быстрый, немного встревоженный взгляд.
— Не знаю, как вас понимать. Если это комплимент, то такой, каких мне не говорили еще ни разу в жизни.
— Как же еще меня понимать?
— Я благодарна вам за эти слова, но лучше бы я их не слышала. У меня другие планы.
— Забудьте о них.
— Нет. Дайте мне подумать.
— Итак, после первого июля я буду в Ране.
В первую же неделю июля она стала его любовницей. Он посадил ее в моторную лодку и причалил к южному пустынному берегу, хорошо видному с другой стороны озера. Выйдя на сушу, они углубились в лес. Всю дорогу она покорно шла за ним, точно подчиняясь его команде, и, когда он обнял ее, жадно прильнула губами к его губам, судорожно хватая его за плечи, гладя спину, стараясь прижаться как можно ближе, не отрывая своих губ от его. Потом сбросила с себя юбку, расстелила ее на земле и села, а он помогал ей снять белье. Затем разделся он сам, и уже не было у них времени для нежностей, открытий, ласк, а была лишь жажда взаимного обладания, пока не наступил еще конец света. Они произносили какие-то слова, но слов ни тот, ни другой не слышал; движимые чувством, а не сознанием, они достигли апогея страсти почти в одно и то же время.
Влажные волосы локонами падали ей на лоб, когда она целовала его уставшее тело. Теперь им были слышны голоса, доносившиеся со стороны коттеджей; некоторые слова звучали совершенно отчетливо. Скрипнула ржавая уключина лодки, проплывшей где-то совсем недалеко от них. Ухнула на карусели, на восточном берегу, духовая музыка. Зазвонил колокол на большом катере, отправлявшемся в очередной рейс по озеру. Отдался эхом свисток электрического трамвая в Гиббсвилле.
— Странно, что вначале я не слышала никаких звуков, — сказала она.
— Ты бы оделась. Вдруг забредет сюда кто-нибудь из любителей пикников.
— Почему ты не подумал об этом сразу? — беззлобно спросила она.
— Потому же, почему ты не слышала никаких звуков.
— Хочется искупаться как есть. Вместе с тобой. Поплыть бы к самой насыпи и обратно. А потом полежать опять здесь вдвоем.
— Давай.
— Не смейся, а то я и вправду поплыву. О, это было блаженство, Авраам Локвуд! Вообрази, как далеко мы от того берега.
— Четверть мили.
— Нет! Нет! Повернись спиной и представь себе, сколько пришлось бы шагать в обратном направлении.
— Весь земной шар минус четверть мили.
— Точно. Я рада, что паша первая встреча произошла в этом лесу. Как в саду Эдема.
— Кстати, о саде Эдема; на этой стороне озера водятся змеи, а они похуже любителей пикников.
— Почему же ты об этом не подумал раньше?
— Не мог же я думать о двух вещах сразу.
— Жаль, что здесь нечего больше смотреть. Сколько еще раз мы будем осматривать достопримечательности?
— Видимо, немного.
— Наберем ягод для твоей жены?
— Не надо. Я объясню ей, что мы искали ягоды и наткнулись, на змею. Иногда они попадаются под кустами черники. Никогда не ходи по лесу без палки.
— Я не боюсь змей. Даже люблю их.
— Но они-то об этом не знают. И не пытайся их убеждать.
— Тебе не безразлично, что случится со мной?
— Нет.
— Знаешь, что со мной случилось?
— Что?
— Все. Я полюбила тебя.
— И я тебя полюбил.
— Да, и ты — тоже. На свой манер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140