Джулиан понял это не сразу, ибо в своих делах с католиками часто забывал встать на их точку зрения. Однако к тому времени, когда он очутился в туалете один, до него дошло, что они все считали его оскорбительный поступок по отношению к Гарри Райли оскорблением себе. С какой стати он плеснул виски в лицо Райли? Только из желания оскорбить ирландца-католика. Они, разумеется, ошибаются, но он понял одно: если католики объявят ему войну, ему несдобровать. Во время избирательной кампании, когда соперничали Смит и Гувер, два человека, ювелир и торговец строительными материалами, громогласно заявили, что они члены ку-клукс-клана и выступают против Смита, ибо он католик. Из деловых кругов Гиббсвилла лишь эти двое высказались откровенно. И оба разорились.
Вытирая руки, Джулиан пришел к мысли, что хорошо бы поговорить с монсеньором Кридоном, и принялся ждать священника в раздевалке. Нажав кнопку, он велел Уильяму, официанту, который обслуживал раздевалку, достать из его шкафчика бутылку виски и поставить ее вместе с двумя стаканами, льдом и бутылкой сельтерской на столик возле шкафчика. Он налил себе виски, разбавил сельтерской и закурил сигарету.
И стар и млад — все, входя в раздевалку, отпускали шутки по поводу его одиночества. Вошел Бобби Херман, но не успел он открыть рот, как Джулиан велел ему заткнуться. На лицах двух молодых людей, когда они увидели второй пустой стакан и бутылку виски, явно отразилось подозрение, не объявлен ли Джулиану бойкот. Эта было ужасно смешно. Он видел, что они не хотят обижать его и не прочь выпить рюмку-другую, но желание не обижать его и желание выпить не могли пересилить страх перед общением с парией. Что такого, черт побери, я натворил? — думал он. — Плеснул виски в лицо человеку. Препротивному малому, которому, между прочим, давным-давно надо было плеснуть в морду. Разве Райли победитель конкурса на самого популярного мужчину? Да, если бы люди были откровенны, то большинство назвало бы Райли отвратительным человеком, выскочкой, нуворишем даже в Гиббсвилле, где пятьдесят тысяч долларов уже порядочное состояние. Джулиан припомнил некоторые отвратительные поступки, по-настоящему отвратительные, учиненные в клубе людьми, которых потом вовсе не заставили почувствовать, что они совершили святотатство. Один раз, например, не то Бобби Херман, не то Уит Хофман, не то Фрогги Огден — так и осталось неизвестным, кто именно, — захотел проверить, чистый ли спирт купил Уит. Кто-то из этой троицы (они все были вдрызг пьяны) поднес спичку к бутыли, и, прежде чем пожар погасили, огонь уничтожил стол, стулья, скамью и несколько шкафчиков. А в другой раз член заезжей команды гольфистов размахивал в раздевалке клюшкой, под которую угораздил Джо Шермерхорн. И остался со сломанной челюстью, без своих белоснежных зубов. Он, по-видимому, даже немного рехнулся, потому что, когда спустя два года его машина слетела вниз с моста через Линкольн-стрит, люди утверждали, что это самоубийство. Ставили ли это в вину заезжему гольфисту? Едва ли. Он продолжал появляться в клубе и пить вместе с другими. Был еще случай, когда Эд Клич, раздевшись догола, поднялся наверх в квартиру управляющего и, представ перед миссис Лош, предложил ей свои услуги. Это помнилось как отличная шутка. А сколько раз люди напивались до рвоты более или менее сильной? Была еще драка между Китти Хофман и Мэри Лу Дифендерфер: обе царапались и рвали друг у друга волосы. Китти услышала, как Мэри Лу сказала, что на Китти следует напустить полицию нравов. А один раз Элинор Холлоуэй — героиня многих интересных эпизодов в истории клуба — влезла на флагшток, в то время как пять молодых джентльменов, стоя у основания флагштока, проверяли подлинность слухов о том, что Элинор, которая родилась не в Гиббсвилле, от природы вовсе не блондинка. Был случай, когда наутро после небольшого неофициального вечера, устроенного в честь заезжей команды гольфисток, миссис Голдорф, миссис Смит, Тому Уилку, сыну преподобного мистера Уилка, и Сэму Кэмпбеллу, который обслуживал игроков в гольф, сделали промывание желудка. К тому же их нашли всех вместе не то на кровати, не то на полу в комнате Сэма над сараем, где хранился спортивный инвентарь. А в другой раз Уит Хофман и Картер Дейвис так разозлились на музыкантов нью-йоркского оркестра, которые потребовали слишком много денег за дополнительное время, что переломали все инструменты, а басовый барабан гнали вниз с холма, где расположен клуб, до шоссе. Кончилось все это кругленькой суммой судебного иска, известностью даже в Филадельфии и временным бойкотом клуба профсоюзом музыкантов. Часты были супружеские драки, а порой и не только супружеские. Картер Дейвис, например, подбил глаз Китти Хофман, когда она пнула его ногой в пах за то, что он сунул ее мордой в чашу с пуншем, потому что она обозвала его сукиным сыном за то, что он сказал ей, что она похожа на дохлую крысу. И так далее. Джулиан снова выпил и закурил очередную сигарету.
И еще были люди. Страшные люди, которым и не нужно было ничего вытворять, чтобы казаться страшными, они и так были хороши. Разумеется, обычно они чего-нибудь вытворяли, но нужды в этом не было. Существовала некая миссис Эмили Шоз, вдова покойного Марка А.Шоза, бывшего мэра Гиббсвилла и агента по продаже недвижимости, которому принадлежит честь застройки района Уэст-парка в Гиббсвилле. Миссис Шоз не принимала участия в деятельности клуба, но была его членом. В летние дни она приезжала в клуб и, сидя в одиночестве всегда на одном и том же месте на террасе, смотрела на играющих в гольф и теннис и купающихся в бассейне. Здесь же на террасе она выпивала бутылочку фруктового лимонада, а вторую просила отнести Уолтеру, ее шоферу-негру. Сидела она так с час, а потом уезжала, отправляясь, по-видимому, на загородную прогулку. В Гиббсвилле все были уверены, что с этим Уолтером у нее роман. Никто ни разу не видел, чтобы она разговаривала с Уолтером, не слышал даже «Доброе утро, Уолтер!», «Доброе утро, миссис Шоз!», но выглядело все явно подозрительно. В распоряжении Уолтера в любой час дня и ночи был закрытый «студебеккер». У него всегда водились деньги, он играл на скачках и считался хорошим клиентом в «Капле росы», где польским и литовским девицам был чужд дух расизма. Джулиан гордился тем, что не позволил миссис Шоз купить «кадиллак». Ей хотелось «кадиллак», или, по крайней мере, она готова была купить его в обмен на некоторое внимание — все очень мило — со стороны Джулиана. Из-за нее одно время Джулиану пришлось туго. Он не мог открыто заявить, что не хочет продать ей машину. И в конце концов решил эту проблему, сказав, что дает всего сто пятьдесят долларов за ее «студебеккер», который она отдавала ему в обмен на «кадиллак», а затем оплачивала разницу в цене между старой и новой машинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Вытирая руки, Джулиан пришел к мысли, что хорошо бы поговорить с монсеньором Кридоном, и принялся ждать священника в раздевалке. Нажав кнопку, он велел Уильяму, официанту, который обслуживал раздевалку, достать из его шкафчика бутылку виски и поставить ее вместе с двумя стаканами, льдом и бутылкой сельтерской на столик возле шкафчика. Он налил себе виски, разбавил сельтерской и закурил сигарету.
И стар и млад — все, входя в раздевалку, отпускали шутки по поводу его одиночества. Вошел Бобби Херман, но не успел он открыть рот, как Джулиан велел ему заткнуться. На лицах двух молодых людей, когда они увидели второй пустой стакан и бутылку виски, явно отразилось подозрение, не объявлен ли Джулиану бойкот. Эта было ужасно смешно. Он видел, что они не хотят обижать его и не прочь выпить рюмку-другую, но желание не обижать его и желание выпить не могли пересилить страх перед общением с парией. Что такого, черт побери, я натворил? — думал он. — Плеснул виски в лицо человеку. Препротивному малому, которому, между прочим, давным-давно надо было плеснуть в морду. Разве Райли победитель конкурса на самого популярного мужчину? Да, если бы люди были откровенны, то большинство назвало бы Райли отвратительным человеком, выскочкой, нуворишем даже в Гиббсвилле, где пятьдесят тысяч долларов уже порядочное состояние. Джулиан припомнил некоторые отвратительные поступки, по-настоящему отвратительные, учиненные в клубе людьми, которых потом вовсе не заставили почувствовать, что они совершили святотатство. Один раз, например, не то Бобби Херман, не то Уит Хофман, не то Фрогги Огден — так и осталось неизвестным, кто именно, — захотел проверить, чистый ли спирт купил Уит. Кто-то из этой троицы (они все были вдрызг пьяны) поднес спичку к бутыли, и, прежде чем пожар погасили, огонь уничтожил стол, стулья, скамью и несколько шкафчиков. А в другой раз член заезжей команды гольфистов размахивал в раздевалке клюшкой, под которую угораздил Джо Шермерхорн. И остался со сломанной челюстью, без своих белоснежных зубов. Он, по-видимому, даже немного рехнулся, потому что, когда спустя два года его машина слетела вниз с моста через Линкольн-стрит, люди утверждали, что это самоубийство. Ставили ли это в вину заезжему гольфисту? Едва ли. Он продолжал появляться в клубе и пить вместе с другими. Был еще случай, когда Эд Клич, раздевшись догола, поднялся наверх в квартиру управляющего и, представ перед миссис Лош, предложил ей свои услуги. Это помнилось как отличная шутка. А сколько раз люди напивались до рвоты более или менее сильной? Была еще драка между Китти Хофман и Мэри Лу Дифендерфер: обе царапались и рвали друг у друга волосы. Китти услышала, как Мэри Лу сказала, что на Китти следует напустить полицию нравов. А один раз Элинор Холлоуэй — героиня многих интересных эпизодов в истории клуба — влезла на флагшток, в то время как пять молодых джентльменов, стоя у основания флагштока, проверяли подлинность слухов о том, что Элинор, которая родилась не в Гиббсвилле, от природы вовсе не блондинка. Был случай, когда наутро после небольшого неофициального вечера, устроенного в честь заезжей команды гольфисток, миссис Голдорф, миссис Смит, Тому Уилку, сыну преподобного мистера Уилка, и Сэму Кэмпбеллу, который обслуживал игроков в гольф, сделали промывание желудка. К тому же их нашли всех вместе не то на кровати, не то на полу в комнате Сэма над сараем, где хранился спортивный инвентарь. А в другой раз Уит Хофман и Картер Дейвис так разозлились на музыкантов нью-йоркского оркестра, которые потребовали слишком много денег за дополнительное время, что переломали все инструменты, а басовый барабан гнали вниз с холма, где расположен клуб, до шоссе. Кончилось все это кругленькой суммой судебного иска, известностью даже в Филадельфии и временным бойкотом клуба профсоюзом музыкантов. Часты были супружеские драки, а порой и не только супружеские. Картер Дейвис, например, подбил глаз Китти Хофман, когда она пнула его ногой в пах за то, что он сунул ее мордой в чашу с пуншем, потому что она обозвала его сукиным сыном за то, что он сказал ей, что она похожа на дохлую крысу. И так далее. Джулиан снова выпил и закурил очередную сигарету.
И еще были люди. Страшные люди, которым и не нужно было ничего вытворять, чтобы казаться страшными, они и так были хороши. Разумеется, обычно они чего-нибудь вытворяли, но нужды в этом не было. Существовала некая миссис Эмили Шоз, вдова покойного Марка А.Шоза, бывшего мэра Гиббсвилла и агента по продаже недвижимости, которому принадлежит честь застройки района Уэст-парка в Гиббсвилле. Миссис Шоз не принимала участия в деятельности клуба, но была его членом. В летние дни она приезжала в клуб и, сидя в одиночестве всегда на одном и том же месте на террасе, смотрела на играющих в гольф и теннис и купающихся в бассейне. Здесь же на террасе она выпивала бутылочку фруктового лимонада, а вторую просила отнести Уолтеру, ее шоферу-негру. Сидела она так с час, а потом уезжала, отправляясь, по-видимому, на загородную прогулку. В Гиббсвилле все были уверены, что с этим Уолтером у нее роман. Никто ни разу не видел, чтобы она разговаривала с Уолтером, не слышал даже «Доброе утро, Уолтер!», «Доброе утро, миссис Шоз!», но выглядело все явно подозрительно. В распоряжении Уолтера в любой час дня и ночи был закрытый «студебеккер». У него всегда водились деньги, он играл на скачках и считался хорошим клиентом в «Капле росы», где польским и литовским девицам был чужд дух расизма. Джулиан гордился тем, что не позволил миссис Шоз купить «кадиллак». Ей хотелось «кадиллак», или, по крайней мере, она готова была купить его в обмен на некоторое внимание — все очень мило — со стороны Джулиана. Из-за нее одно время Джулиану пришлось туго. Он не мог открыто заявить, что не хочет продать ей машину. И в конце концов решил эту проблему, сказав, что дает всего сто пятьдесят долларов за ее «студебеккер», который она отдавала ему в обмен на «кадиллак», а затем оплачивала разницу в цене между старой и новой машинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62