Не думаю, что Уиллард собирается поить нас вином, да еще по такой цене. Приготовлю-ка я, пожалуй, джину и возьму с собой бутыль на всякий случай. Не можем же мы заставлять Уилларда платить за все, что выпьют и съедят двенадцать человек.
— Может, не двенадцать, а десять.
— Пусть десять. Какая разница? По полтора, а то и по два доллара нужно платить при входе, что уже двадцать без лимонада, сельтерской и сэндвичей. А знаешь, сколько дерут в «Дилижансе» за обычный сэндвич с курятиной? Целый доллар. Если Уилларду все это дело обойдется в сорок долларов, не считая спиртного, ему, можно сказать, повезло. Нет, приготовлю-ка я джин. Хотя обожди, босс подарил мне целую кварту хлебной водки. Я хотел было припрятать ее, но может, взять ее с собой?
— Обойдемся и джином. У тебя получается отличный джин, все говорят.
— Я знаю, но джин — это джин. Могу я раз в жизни быть честным и взять с собой водку? Глядишь, и другие чего-нибудь принесут, тогда выпьем не всю бутыль.
— Ты только, пожалуйста, не пей много, если собираешься вести машину, — сказала Ирма.
— Не беспокойся. На здешних дорогах не страшно, я их знаю. Я разолью водку в бутылки поменьше и, когда подъедем к «Дилижансу», одну из них оставлю в пальто. Тогда все решат, что у меня всего лишь небольшая бутылка, и будут поосмотрительнее. Но мне кажется, все, если они хоть чего-то соображают, притащат с собой.
— Наверное, — согласилась она. — Пойду-ка я наверх стелить постели. Надо посмотреть, не погладить ли брюки от твоего смокинга.
— Правильно. А обязательно его надевать?
— Ладно, ладно, не прикидывайся. Ты в нем хорошо выглядишь, и тебе это известно. Ты любишь его надевать, не притворяйся.
— Да я и не отказываюсь, — сказал он. — Я просто о тебе забочусь. Ты же будешь ревновать, когда другие женщины увидят меня в смокинге и начнут зазывать на веранду. Я просто не хочу испортить тебе вечер, вот и все.
— Глупости, — возмутилась Ирма.
— Боишься сказать, что думаешь на самом деле?
— Не твое дело, мистер похабник. — И она ушла.
«Что за женщина!» — подумал он и снова принялся за газету. На рождество Гувер примет корреспондентов…
III
Было около двух часов ночи, когда Аль Греко появился в дверях ресторана «Аполлон». «Аполлон», собственно, был и ресторан и гостиница. Гостиница эта существовала почти сто лет, но семья пенсильванских немцев, которые владели рестораном до того, как его купил Джордж Папас, гостиницей не занималась, и она была закрыта. Когда же Джордж Папас, который по приезде в Гиббсвилл еще ходил в белых греческих юбках, начал зарабатывать на ресторане деньги, кто-то поведал ему, что почти столетие в этом же здании была и гостиница, и Джордж, потратив уйму денег, снова ее открыл. Номера там были маленькие и выглядели несгораемыми благодаря железным кроватям и прочей мебели, но отличались чистотой и стоили недорого, а поэтому «Аполлон» пользовался большим успехом у заезжих коммивояжеров, которые существуют за счет мелкого надувательства. Им большой «Джон Гибб-отель» был не по карману.
Аль Греко принадлежал к тем немногим, кто постоянно жил в «Аполлоне». У него была там комната, за которую он ничего не платил. Между Эдом Чарни и Джорджем Папасом существовала некая договоренность, согласно которой деньги из рук в руки не переходили. Эд поселил Аля в «Аполлоне», чтобы он всегда был под рукой. Когда в город наведывались по своим делам пришлые гангстеры или друзья, они всегда искали Эда в «Аполлоне». И если его там не было, пусть будет там кто-то другой; этим другим обычно и был Аль Греко.
Шляпу Аль не снял, но свое темно-синее пальто нес на руке. Ресторан был пуст, только у мраморной стойки сидел и пил кофе Смитти, водитель такси и сводник с твердой таксой в один доллар пятьдесят центов, но Смитти постоянно торчал у стойки с чашкой кофе в руках. За прилавком, где обычно торговали сигарами, стоял сам Джордж Папас. Казалось, будто он сидит, но Аль-то знал, что Джордж стоит. Сложив на груди свои толстые руки, он опирался ими о прилавок, а вид у него был такой, словно он испытывает сильную боль. У Джорджа всегда был такой вид, будто час назад он объелся и сейчас страдает от несварения желудка. Однажды Аль видел, как Джордж кидал кости пятнадцать раз подряд, выиграл больше двенадцати тысяч долларов, а выглядел все равно так, будто жутко мучился от боли.
За стойкой стоял Кубок. Он, по-видимому, в эту ночь остался единственным официантом на весь ресторан. Кубку было лет двадцать, может, меньше. Небольшого роста, с дурным цветом лица и отвратительным запахом изо рта, он получил свое прозвище из-за больших, в треть головы, ушей, к тому же оттопыренных, которые служили предметом постоянных шуток. Предметом шуток служило и отсутствие у Кубка интереса к женщинам, но однажды его затащили в «Каплю росы», заплатив за него, и, когда он спустился вниз, Мими сказала: «Знаете что, умники? Этот парень стоит всех вас. Он единственный настоящий мужчина среди всей вашей братии. Что скажете, а?» И Кубок слушал ее слова с удовольствием, его маленькие глазки блестели и зло щурились. С тех пор никто не смеялся над ним и над его пристрастием к одиночеству. Его по-прежнему называли Кубком, а также Бертой, но относились с известным уважением.
Аль не разговаривал с Джорджем Папасом. Они презирали друг друга. Джордж презирал Аля за то, что Аль был всего лишь рядовым членом шайки, а Аль — Джорджа за то, что Джордж совсем не принадлежал к ней. Они общались только за игрой в кости, где их беседа сводилась к замечаниям вроде: «Что, прокатился?» — и тому подобное. Аль повесил пальто на вешалку и обеими руками взялся за шляпу, чтобы не потревожить прическу.
Он подобрал газету «Филадельфия паблик леджер», которая лежала на прилавке перед Джорджем, и сел за стол, отведенный компании Эда. Стол этот находился в самой передней части зала, в углу возле окна, где в аквариуме копошились различные ракообразные. Аль посмотрел первую страницу: Гувер собирается устроить на рождество прием для представителей прессы. Он перелистал газету и нашел новости спорта.
— Здорово, — раздался голос. Это был Кубок.
— Здорово, Кубок, — ответил Аль.
— Двойное виски? Бекон с корочкой? Кофе? — спросил Кубок.
— Нет, — ответил Аль. — Подай мне меню.
— Для чего? — спросил Кубок. — Читай лучше газету.
— Черт бы тебя побрал! Подай мне меню, пока я тебя не прирезал.
— Ладно, ладно, — сказал Кубок, убегая. Он вернулся с меню в руках и положил его справа от Аля. — Пожалуйста.
— Ты еврей, что ли? Тебе что, не сказали, что сегодня рождество, или в тех местах, откуда ты родом, рождество не справляют? Между прочим, откуда ты, милок?
— Не твое дело, — ответил Кубок. — Индейка у нас неплохая. Хочешь кусок? Я было подумал, что ты уже пришел завтракать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Может, не двенадцать, а десять.
— Пусть десять. Какая разница? По полтора, а то и по два доллара нужно платить при входе, что уже двадцать без лимонада, сельтерской и сэндвичей. А знаешь, сколько дерут в «Дилижансе» за обычный сэндвич с курятиной? Целый доллар. Если Уилларду все это дело обойдется в сорок долларов, не считая спиртного, ему, можно сказать, повезло. Нет, приготовлю-ка я джин. Хотя обожди, босс подарил мне целую кварту хлебной водки. Я хотел было припрятать ее, но может, взять ее с собой?
— Обойдемся и джином. У тебя получается отличный джин, все говорят.
— Я знаю, но джин — это джин. Могу я раз в жизни быть честным и взять с собой водку? Глядишь, и другие чего-нибудь принесут, тогда выпьем не всю бутыль.
— Ты только, пожалуйста, не пей много, если собираешься вести машину, — сказала Ирма.
— Не беспокойся. На здешних дорогах не страшно, я их знаю. Я разолью водку в бутылки поменьше и, когда подъедем к «Дилижансу», одну из них оставлю в пальто. Тогда все решат, что у меня всего лишь небольшая бутылка, и будут поосмотрительнее. Но мне кажется, все, если они хоть чего-то соображают, притащат с собой.
— Наверное, — согласилась она. — Пойду-ка я наверх стелить постели. Надо посмотреть, не погладить ли брюки от твоего смокинга.
— Правильно. А обязательно его надевать?
— Ладно, ладно, не прикидывайся. Ты в нем хорошо выглядишь, и тебе это известно. Ты любишь его надевать, не притворяйся.
— Да я и не отказываюсь, — сказал он. — Я просто о тебе забочусь. Ты же будешь ревновать, когда другие женщины увидят меня в смокинге и начнут зазывать на веранду. Я просто не хочу испортить тебе вечер, вот и все.
— Глупости, — возмутилась Ирма.
— Боишься сказать, что думаешь на самом деле?
— Не твое дело, мистер похабник. — И она ушла.
«Что за женщина!» — подумал он и снова принялся за газету. На рождество Гувер примет корреспондентов…
III
Было около двух часов ночи, когда Аль Греко появился в дверях ресторана «Аполлон». «Аполлон», собственно, был и ресторан и гостиница. Гостиница эта существовала почти сто лет, но семья пенсильванских немцев, которые владели рестораном до того, как его купил Джордж Папас, гостиницей не занималась, и она была закрыта. Когда же Джордж Папас, который по приезде в Гиббсвилл еще ходил в белых греческих юбках, начал зарабатывать на ресторане деньги, кто-то поведал ему, что почти столетие в этом же здании была и гостиница, и Джордж, потратив уйму денег, снова ее открыл. Номера там были маленькие и выглядели несгораемыми благодаря железным кроватям и прочей мебели, но отличались чистотой и стоили недорого, а поэтому «Аполлон» пользовался большим успехом у заезжих коммивояжеров, которые существуют за счет мелкого надувательства. Им большой «Джон Гибб-отель» был не по карману.
Аль Греко принадлежал к тем немногим, кто постоянно жил в «Аполлоне». У него была там комната, за которую он ничего не платил. Между Эдом Чарни и Джорджем Папасом существовала некая договоренность, согласно которой деньги из рук в руки не переходили. Эд поселил Аля в «Аполлоне», чтобы он всегда был под рукой. Когда в город наведывались по своим делам пришлые гангстеры или друзья, они всегда искали Эда в «Аполлоне». И если его там не было, пусть будет там кто-то другой; этим другим обычно и был Аль Греко.
Шляпу Аль не снял, но свое темно-синее пальто нес на руке. Ресторан был пуст, только у мраморной стойки сидел и пил кофе Смитти, водитель такси и сводник с твердой таксой в один доллар пятьдесят центов, но Смитти постоянно торчал у стойки с чашкой кофе в руках. За прилавком, где обычно торговали сигарами, стоял сам Джордж Папас. Казалось, будто он сидит, но Аль-то знал, что Джордж стоит. Сложив на груди свои толстые руки, он опирался ими о прилавок, а вид у него был такой, словно он испытывает сильную боль. У Джорджа всегда был такой вид, будто час назад он объелся и сейчас страдает от несварения желудка. Однажды Аль видел, как Джордж кидал кости пятнадцать раз подряд, выиграл больше двенадцати тысяч долларов, а выглядел все равно так, будто жутко мучился от боли.
За стойкой стоял Кубок. Он, по-видимому, в эту ночь остался единственным официантом на весь ресторан. Кубку было лет двадцать, может, меньше. Небольшого роста, с дурным цветом лица и отвратительным запахом изо рта, он получил свое прозвище из-за больших, в треть головы, ушей, к тому же оттопыренных, которые служили предметом постоянных шуток. Предметом шуток служило и отсутствие у Кубка интереса к женщинам, но однажды его затащили в «Каплю росы», заплатив за него, и, когда он спустился вниз, Мими сказала: «Знаете что, умники? Этот парень стоит всех вас. Он единственный настоящий мужчина среди всей вашей братии. Что скажете, а?» И Кубок слушал ее слова с удовольствием, его маленькие глазки блестели и зло щурились. С тех пор никто не смеялся над ним и над его пристрастием к одиночеству. Его по-прежнему называли Кубком, а также Бертой, но относились с известным уважением.
Аль не разговаривал с Джорджем Папасом. Они презирали друг друга. Джордж презирал Аля за то, что Аль был всего лишь рядовым членом шайки, а Аль — Джорджа за то, что Джордж совсем не принадлежал к ней. Они общались только за игрой в кости, где их беседа сводилась к замечаниям вроде: «Что, прокатился?» — и тому подобное. Аль повесил пальто на вешалку и обеими руками взялся за шляпу, чтобы не потревожить прическу.
Он подобрал газету «Филадельфия паблик леджер», которая лежала на прилавке перед Джорджем, и сел за стол, отведенный компании Эда. Стол этот находился в самой передней части зала, в углу возле окна, где в аквариуме копошились различные ракообразные. Аль посмотрел первую страницу: Гувер собирается устроить на рождество прием для представителей прессы. Он перелистал газету и нашел новости спорта.
— Здорово, — раздался голос. Это был Кубок.
— Здорово, Кубок, — ответил Аль.
— Двойное виски? Бекон с корочкой? Кофе? — спросил Кубок.
— Нет, — ответил Аль. — Подай мне меню.
— Для чего? — спросил Кубок. — Читай лучше газету.
— Черт бы тебя побрал! Подай мне меню, пока я тебя не прирезал.
— Ладно, ладно, — сказал Кубок, убегая. Он вернулся с меню в руках и положил его справа от Аля. — Пожалуйста.
— Ты еврей, что ли? Тебе что, не сказали, что сегодня рождество, или в тех местах, откуда ты родом, рождество не справляют? Между прочим, откуда ты, милок?
— Не твое дело, — ответил Кубок. — Индейка у нас неплохая. Хочешь кусок? Я было подумал, что ты уже пришел завтракать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62