— Ты о крэке, Джеймс?
Норма читала о крэке в руководстве по наркотикам на вкладке «Родителям» газеты «Миррор». Один из признаков потребления зелья — бесконтрольный понос. Любители крэка смешивают наркотик с двууглекислой содой, а потом сидят и обсираются.
— Ну вы просто гений, Норма, — восхитился Джеймс. — То есть, ведь у вас же нет предрассудков? Вы же для Стюарта делали все, что могли, правда? Ведь вам бы хотелось, чтобы за Стюартом тогда присматривал кто-то вроде вас, правда, Норма?
— И ты один из этих несчастных, Джеймс?
— Честно говоря, мать, да.
— И давно? — спросила Норма.
— Буквально пару недель, — ответил Джеймс. — Но с самого первого приема, с первой ходки ни о чем другом и думать не могу.
Норма пыталась вспомнить, что еще читала в "Миррор». Кажется, это от крэка теряют рассудок? Становятся агрессивными? Или от экстази? Она не помнила.
Она не смогла выдержать пристального взгляда:
— Если мне придется стирать засранные штаны, Джеймс, то мне нужно больше сотни.
— Заметано, — сказал Джеймс.
Он поцеловал ее на прощанье и отправился спать.
Когда хлопнула дверь в комнату с осликами, Норма сбросила туфли и распустила несколько крючков на корсете, который надела под вечернее платье. Одна из девушек даже сделала ей комплимент насчет фигуры и добавила, что она не выглядит на свои семьдесят один.
— Не говори Джеку, Пит, а то у него могут быть большие неприятности, — сказала Норма Питеру, который раскачивался на трапеции.
Питер спорхнул с качелей и прыгнул к поилке, надеясь, что Норма не забыла налить воды. Но там было по-прежнему пусто.
Когда на следующий день премьер-министр и Джек спустились в кухню на завтрак, Бостоки ссорились. Глэйд и Сисси Клугберг у раковины что-то мыли, — кажется, кастрюли, оставшиеся с вечера.
Восток говорил жене:
— Придется тебе сесть на телефон и поискать новых иностранцев, Дафна. Этих ты сама выгнала.
Дафна повернулась к Джеку и премьер-министру, пытаясь вызвать сочувствие:
— Я всего-то и сказала этим иностранцам, что не мешает иногда улыбаться, тем более что мы к ним так добры. Я знаю, они многое пережили, всякие разные страдания, бежали из родных мест. Только ведь мы с Клайвом с ними очень хорошо обходились. Мы же им дали идеальную общую спальню и еду. Ладно, не такую, как сами едим, но ведь еда же. И у них были деньги на карманные расходы, а если бы они побольше улыбались, то гости давали бы им на чай. Они благодарить пас должны.
Клайв толкнул и сторону Джека и премьер-министра недоеденную вчерашнюю булку и липкую банку джема. Он пояснил:
— Сегодня с утра у нас тут небольшой кавардак, потому что иностранцы ночью сбежали. А сегодня у нас конференция — вы ведь поможете нам перетаскать стулья?
Прежде чем премьер-министр открыл рот, Джек ответил:
— Извините, но у нас обоих болит спина, и мы уезжаем в Глостер, как только за нами приедет машина.
— Мы с Глэйдом будем счастливы помочь, — сказала Сисси.
Конференцию проводили в старом спортзале, где некогда сумасшедшие танцевали с персоналом на ежегодных рождественских вечеринках. На степах висели фотографии людей со счастливыми лицами, в бумажных шляпах. Невозможно было отличить надзирателей от заключенных.
Джек с премьер-министром, встав в дверном проходе, смотрели, как Глэйд и Сисси вытаскивают из груды стулья и выстраивают их рядами перед маленькой сценой.
Позади сцены висел плакат: «Личная карта — общий шанс».
— Может, и не Большой Брат, но большая сестра и все чертово семейство, — сказал Джек.
Премьер-министр рявкнул:
— У вас просто истерия от паранойи! Джек посмотрел на него:
— Эд, вы же наверняка иногда видите преимущества анонимности, когда просто можно смыться, пока никто не знает, кто вы и чем занимаетесь?
Премьер-министр произнес как заклинание:
— Чего же бояться, если нечего прятать? Джек сказал:
— А мне есть что прятать. Мой уровень кредитоспособности, читательские вкусы в библиотеке, политическую принадлежность, судимости моего отчима, то, как умер мой брат, сколько бухла в неделю я покупаю, мой генетический код… Зачем какой-то страховой компании все это обо мне знать?
Премьер-министр задумался. Узнает ли программа «Личная карта» о туалетной бумаге «Бронко»? Он был совершенно уверен, что Адель единственная знает, как именно он ей пользуется. Но он бы умер, просто умер, если бы об этой его идиосинкразии пронюхала «Дейли мейл».
Пока премьер-министр собирал вещи, Джек вышел на улицу, чтобы позвонить Али и узнать, скоро ли тот подъедет. Ему не терпелось отсюда убраться. У гостиницы выстроилась вереница микроавтобусов, набитых мужчинами и женщинами в темных костюмах. Он смотрел, как делегаты вылезают из автобусов и толпятся у входа. Навстречу им выплыл Клайв Восток.
Адель то проваливалась в счастливый сон, то приходила в себя. Постель была восхитительно мягкой и теплой, и она чувствовала себя невесомой, будто ее завернули в сказочные покрывала — из гусиного пуха, лебединых перьев и тонких нитей, скрученных светлячками.
Три лебедя держали в клювах шелковые веревочки и влекли ее bateau lit по розово-золотому небу, а над средневековым пейзажем садилось солнце.
Ее везли в Страну Сказок, в Утопию, где ландшафты спроектировала Вита Сэквил-Уэст, где се друзья-феи будут пить утреннюю росу с цветов и есть ягоды и где природа дает все необходимое.
Адель села в постели и обратилась к запряжному лебедю:
— По-моему, вы взяли не то направление, разве не надо было на Млечном Пути свернуть направо?
— Прошу прощения, — ответил лебедь, — но я тысячи лет совершаю рейсы в Страну Сказок, не учите меня.
Тогда Адель спросила:
— А когда я получу крылья из паутинки?
— Выдадут по прибытии, — раздраженно отозвался лебедь. — Постарайся расслабиться.
Но Адель не терпелось.
— А что я буду делать в Стране Сказок?
— То же, что и все другие феи: спать в гамаке из паутинок, подвешенном меж двух травинок; просыпаться поутру и омывать лицо в умывальнике из скорлупки желудя; завтракать нектаром и ягодами, а там сама решишь, как провести остаток дня.
Адель закинула удочку:
— А нормально, если я просто буду сидеть и ничего не делать?
— Совершенно нормально, — сказал лебедь. — В Стране Сказок праздность весьма почитают.
— А невежество боготворят, — добавил другой лебедь.
И покуда лебединые крылья несли Адель к горизонту, она планировала свою будущую жизнь. Она станет носить на голове перевернутый колокольчик и закажет фее-портнихе платье из розовых лепестков. Самой ей ни за что не сшить себе платье феи — как портниха она была безнадежна.
Люсинда сидела в кресле в ногах кровати Адель и читала статью в номере «Спектейтор» за эту неделю, где восхвалялась мужественная позиция Адель по одному из наиболее злободневных вопросов — «Нога Барри».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60