В сложных случаях можно этим руководствоваться. Ну, так где здесь субъект?
– Кто круче: Эшли или Джессика?
– Дилан, старик, брось…
– Я знаю, знаю, кто, ты думаешь, круче. Эшли.
– Ну уж нет. Джессика.
– Ух ты! В точку. Бейонси или Ашанти?
– Очевидно, Бейонси. А теперь скажи: кто вероятный субъект в предложении «Сегодня на вечеринке Ашанти встретила Бейонси»?
– Вы упрямый.
– Это моя работа.
Дилан шлепнулся на постель лицом в одеяло. Голос его звучал глухо.
– Да зачем ты этим занимаешься? Ведь это, наверное, жутко скучно: с каждым твердить одну и ту же хрень.
– Ты прав, материал всегда один и тот же, но вы, ребята, все разные. А это уже интересно. Я собираюсь стать преподавателем. Помогать вам, ребятам, – вот все, чего я хочу.
Ной скинул туфли и положил ноги на кровать, надеясь этим скрыть неуверенность в собственных словах. В самом ли деле он хочет стать преподавателем ?
– Значит, ты типа ученый, который нас вроде как изучает. Это, выходит, твой кайф.
Не слишком приятно. Тем более что Табита сказала ему практически то же самое.
– Будь я на твоем месте, я бы этим не занимался, – сказал Дилан. – Должно же быть что-то поинтереснее.
– Вряд ли. Разве что начать заниматься бизнесом и работать по сто часов в неделю.
– Да, как мой папаша.
И в этот раз Ной забыл, что у Дилана есть отец. Отцы отсутствовали в большинстве семей, где он работал репетитором, – редкий миллионер оказывался примерным семьянином.
– Можно было бы пойти в аспирантуру, – предложил Дилан.
Дилан начал давать ему советы, как строить карьеру.
– Я собираюсь поступать в аспирантуру, – ответил Ной, – но у меня долги, старик.
Тут он прикусил язык. С Диланом ему было на удивление легко, он чуть было не рассказал ему о Кенте.
– Ну да, – сказал Дилан, – я и забыл.
Он взял кусок пиццы и бросил его обратно в коробку. Нашел в компьютере сайт доставки.
– Пицца должна быть свежей, – пояснил он.
***
Вернувшись домой, Ной обнаружил, что, уходя, не потушил свет. При мысли о том, что голая лампочка целый вечер светила в его пустой квартире, он почему-то особенно остро осознал свое одиночество. Он оперся на стол, посмотрел на грязные, в засохшей каше тарелки, вымыл одну и уронил ее обратно в раковину. Потом он лег на кушетку и уставился на коричневый с голубыми цветочками рисунок матраса. В этой комнате напрочь отсутствовала история. Всюду протянулась пустота. Ной достал телефон и набрал номер.
– Привет, Ной, а мамы сейчас нет.
– Ладно, а как дела?
– Да так. Сижу дома.
Кент по-прежнему не желал предложить Ною тему для беседы, и Ной знал, что дальнейшие его попытки разговорить брата обернутся против него самого. Он буквально слышал, как Кент жалуется своим приятелям, что его брат ведет себя с ним, «будто он мой папаша».
– А как в школе? – все же спросил Ной.
– Нормально.
Пауза. Ной слышал потрескивание на линии Виргиния – Нью-Йорк.
– Я в понедельник в первый раз встретился с этой женщиной-консультантом. Она классная.
– Да? И что тебе в ней понравилось?
– Она сказала, что я не виноват. Просто я учусь по-другому. Она сказала, что я как колодец, что все со мной нормально, а только не было подходящего ведра.
– Подходящего ведра?
– Так она сказала.
– Звучит здорово.
– Да, может, что и получится. – Кент говорил рассудительно, словно решал сам с собой, куда ему лучше приткнуть лучину.
– Поговорим позже, ладно? – сказал Ной.
Он закрыл мобильник и сел на незастеленную кровать. Простыни сбились, и обнажился угол матраса. Он был сердит на брата и не знал почему. Сейчас четыре пополудни, четверг. У всех его друзей есть нормальная работа, они сейчас все там. Он попробовал перечитать обоснование, но не смог сконцентрироваться. Изучение литературы казалось ему интеллектуальной игрой, и игрой несерьезной. Ною стоило немалого труда натянуть свои тренировочные брюки и выбраться за дверь.
На этот раз он решил посвятить полчаса на бегущей дорожке тому, чтобы как следует обдумать свою дальнейшую учительскую карьеру. Он смутно помнил, что в прошлом уже делал подробный расклад, но напрочь забыл, какие тогда определил стратегии для достижения успеха. Все его вступительные эссе теперь казались ему пустыми, беспредметными, обычным псевдоученым фиглярством. Прежде ему так хотелось снова преподавать; он взахлеб рассказывал своим друзьям, как ему не терпится снова стать кирпичиком в фундаменте храма науки. Была и еще одна, тайная, причина: профессора пользуются уважением, принадлежат к привилегированному миру. Для него, не ждущего ниоткуда наследства, не имеющего тяги к бизнесу, преподавание в университете было прекрасной возможностью пробиться в этот высший мир. Но сейчас вся его энергия направлена на то, чтобы править эссе Дилана, Кэмерон и других. Высший мир, сфера, куда он так рвался, принял его в гувернантки.
Глядя на свое отражение в зеркале напротив – лампасы калвин-клайновских треников двигались в такт его бегу, – Ной осознал, что занимается тем, что, как он думал, перерос еще в старших классах, – пытается казаться крутым парнем. Может быть, это оттого, что он все время общается с подростками. Он постоянно думал о касте имущих, прикидывал, кто имеет больше шансов к ней присоединиться. Когда Ной был подростком, желание быть крутым не имело далеко идущих намерений, тогда ему достаточно было стать популярным. Когда цель была достигнута, стало ясно, что этим все и исчерпывается, да и достижение было какое-то иллюзорное. Но здесь, на Манхэттене, в мире, населенном супермоделями и людьми, которые не хранили крупицы своего успеха в шкатулке, а строили из него замки, – здесь стремление к популярности было насущной необходимостью. Директора инвестиционных банков в прошлом были не книжными червями с перхотью на воротнике, а завсегдатаями светских вечеринок. Претендующие на популярность золотые мальчики не позволили бы себе появиться перед публикой своего круга растолстевшими или с облупившимися на солнце носами. Эти «крутые» ребята активно занимались благотворительностью, выпускали журналы и назначали свидания детям влиятельных друзей своих родителей. Они приобретали связи, обходительность и способность окружать себя людьми такими же, как они сами, и хорошо усвоили золотое правило Манхэттена: хочешь преуспеть – раскрепостись и будь в форме. Дилан владел этим мастерством, а Ной, несмотря на все свои познания и учебу в университете, – не вполне. Он завидовал Дилану. Да, признался он себе, отирая льющий со лба пот, он ему завидовал.
Ной разогнался до восьми с половиной миль в час, и тут вырубили электричество. Дорожка резко встала, он шлепнулся на пол вниз лицом и едва не потерял сознание. Стало темно, и он услышал стоны таких же спешенных тяжеловесов-латинос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Кто круче: Эшли или Джессика?
– Дилан, старик, брось…
– Я знаю, знаю, кто, ты думаешь, круче. Эшли.
– Ну уж нет. Джессика.
– Ух ты! В точку. Бейонси или Ашанти?
– Очевидно, Бейонси. А теперь скажи: кто вероятный субъект в предложении «Сегодня на вечеринке Ашанти встретила Бейонси»?
– Вы упрямый.
– Это моя работа.
Дилан шлепнулся на постель лицом в одеяло. Голос его звучал глухо.
– Да зачем ты этим занимаешься? Ведь это, наверное, жутко скучно: с каждым твердить одну и ту же хрень.
– Ты прав, материал всегда один и тот же, но вы, ребята, все разные. А это уже интересно. Я собираюсь стать преподавателем. Помогать вам, ребятам, – вот все, чего я хочу.
Ной скинул туфли и положил ноги на кровать, надеясь этим скрыть неуверенность в собственных словах. В самом ли деле он хочет стать преподавателем ?
– Значит, ты типа ученый, который нас вроде как изучает. Это, выходит, твой кайф.
Не слишком приятно. Тем более что Табита сказала ему практически то же самое.
– Будь я на твоем месте, я бы этим не занимался, – сказал Дилан. – Должно же быть что-то поинтереснее.
– Вряд ли. Разве что начать заниматься бизнесом и работать по сто часов в неделю.
– Да, как мой папаша.
И в этот раз Ной забыл, что у Дилана есть отец. Отцы отсутствовали в большинстве семей, где он работал репетитором, – редкий миллионер оказывался примерным семьянином.
– Можно было бы пойти в аспирантуру, – предложил Дилан.
Дилан начал давать ему советы, как строить карьеру.
– Я собираюсь поступать в аспирантуру, – ответил Ной, – но у меня долги, старик.
Тут он прикусил язык. С Диланом ему было на удивление легко, он чуть было не рассказал ему о Кенте.
– Ну да, – сказал Дилан, – я и забыл.
Он взял кусок пиццы и бросил его обратно в коробку. Нашел в компьютере сайт доставки.
– Пицца должна быть свежей, – пояснил он.
***
Вернувшись домой, Ной обнаружил, что, уходя, не потушил свет. При мысли о том, что голая лампочка целый вечер светила в его пустой квартире, он почему-то особенно остро осознал свое одиночество. Он оперся на стол, посмотрел на грязные, в засохшей каше тарелки, вымыл одну и уронил ее обратно в раковину. Потом он лег на кушетку и уставился на коричневый с голубыми цветочками рисунок матраса. В этой комнате напрочь отсутствовала история. Всюду протянулась пустота. Ной достал телефон и набрал номер.
– Привет, Ной, а мамы сейчас нет.
– Ладно, а как дела?
– Да так. Сижу дома.
Кент по-прежнему не желал предложить Ною тему для беседы, и Ной знал, что дальнейшие его попытки разговорить брата обернутся против него самого. Он буквально слышал, как Кент жалуется своим приятелям, что его брат ведет себя с ним, «будто он мой папаша».
– А как в школе? – все же спросил Ной.
– Нормально.
Пауза. Ной слышал потрескивание на линии Виргиния – Нью-Йорк.
– Я в понедельник в первый раз встретился с этой женщиной-консультантом. Она классная.
– Да? И что тебе в ней понравилось?
– Она сказала, что я не виноват. Просто я учусь по-другому. Она сказала, что я как колодец, что все со мной нормально, а только не было подходящего ведра.
– Подходящего ведра?
– Так она сказала.
– Звучит здорово.
– Да, может, что и получится. – Кент говорил рассудительно, словно решал сам с собой, куда ему лучше приткнуть лучину.
– Поговорим позже, ладно? – сказал Ной.
Он закрыл мобильник и сел на незастеленную кровать. Простыни сбились, и обнажился угол матраса. Он был сердит на брата и не знал почему. Сейчас четыре пополудни, четверг. У всех его друзей есть нормальная работа, они сейчас все там. Он попробовал перечитать обоснование, но не смог сконцентрироваться. Изучение литературы казалось ему интеллектуальной игрой, и игрой несерьезной. Ною стоило немалого труда натянуть свои тренировочные брюки и выбраться за дверь.
На этот раз он решил посвятить полчаса на бегущей дорожке тому, чтобы как следует обдумать свою дальнейшую учительскую карьеру. Он смутно помнил, что в прошлом уже делал подробный расклад, но напрочь забыл, какие тогда определил стратегии для достижения успеха. Все его вступительные эссе теперь казались ему пустыми, беспредметными, обычным псевдоученым фиглярством. Прежде ему так хотелось снова преподавать; он взахлеб рассказывал своим друзьям, как ему не терпится снова стать кирпичиком в фундаменте храма науки. Была и еще одна, тайная, причина: профессора пользуются уважением, принадлежат к привилегированному миру. Для него, не ждущего ниоткуда наследства, не имеющего тяги к бизнесу, преподавание в университете было прекрасной возможностью пробиться в этот высший мир. Но сейчас вся его энергия направлена на то, чтобы править эссе Дилана, Кэмерон и других. Высший мир, сфера, куда он так рвался, принял его в гувернантки.
Глядя на свое отражение в зеркале напротив – лампасы калвин-клайновских треников двигались в такт его бегу, – Ной осознал, что занимается тем, что, как он думал, перерос еще в старших классах, – пытается казаться крутым парнем. Может быть, это оттого, что он все время общается с подростками. Он постоянно думал о касте имущих, прикидывал, кто имеет больше шансов к ней присоединиться. Когда Ной был подростком, желание быть крутым не имело далеко идущих намерений, тогда ему достаточно было стать популярным. Когда цель была достигнута, стало ясно, что этим все и исчерпывается, да и достижение было какое-то иллюзорное. Но здесь, на Манхэттене, в мире, населенном супермоделями и людьми, которые не хранили крупицы своего успеха в шкатулке, а строили из него замки, – здесь стремление к популярности было насущной необходимостью. Директора инвестиционных банков в прошлом были не книжными червями с перхотью на воротнике, а завсегдатаями светских вечеринок. Претендующие на популярность золотые мальчики не позволили бы себе появиться перед публикой своего круга растолстевшими или с облупившимися на солнце носами. Эти «крутые» ребята активно занимались благотворительностью, выпускали журналы и назначали свидания детям влиятельных друзей своих родителей. Они приобретали связи, обходительность и способность окружать себя людьми такими же, как они сами, и хорошо усвоили золотое правило Манхэттена: хочешь преуспеть – раскрепостись и будь в форме. Дилан владел этим мастерством, а Ной, несмотря на все свои познания и учебу в университете, – не вполне. Он завидовал Дилану. Да, признался он себе, отирая льющий со лба пот, он ему завидовал.
Ной разогнался до восьми с половиной миль в час, и тут вырубили электричество. Дорожка резко встала, он шлепнулся на пол вниз лицом и едва не потерял сознание. Стало темно, и он услышал стоны таких же спешенных тяжеловесов-латинос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86