Он разбил ее сердце. Все его братья работали в Мэндерли. Кто на конюшне, кто в саду – в то время всем находились занятия в Мэндерли. А Бен слонялся повсюду. Это всех раздражало: и его неопрятный вид, и то, что он любил за всеми подсматривать. То он стоял у дверей, то заглядывал в окна. И еще он постоянно торчал на берегу, неподалеку от домика. Мистер Лайонел выходил из себя, если сталкивался с ним. И стал грозить, что изобьет его кнутом при следующей встрече. Он всегда носил с собой кнут. И непременно пустил бы его в ход… Характер у мистера Лайонела был горячим. Трудно представить…
Я представил. И даже понимал почему. Свидетельство о его смерти объясняло все странности характера.
– А почему его так раздражал Бен? – спросил я. – Только неопрятный вид или что-то еще?
– Что-то еще? – к моему удивлению, Фриц хихикнул. – Я же вам рассказывал про миссис Карминов, забыли? Даже овдовев, она не утратила привлекательности. Черные волосы, черные глаза, черное платье – ей не исполнилось тридцати, когда она осталась без мужа. И вполне могла бы еще раз выйти замуж, как мне кажется. Охотники бы нашлись. Мистер Лайонел не остался равнодушным к ее красоте, и она поселилась в коттедже. И жила там до своей смерти, мистер Лайонел заботился о ней, а потом и его мать… Ее звали Сара… Сара Карминов. Ее похоронили в церковном дворе Мэндерли.
Мне это уже было известно. И я успел побывать на могиле Сары Карминов и ее мужа. И, просматривая документы поместья, отметил, сколько денег выделили де Уинтеры на ее содержание. После того как ее три сына погибли в Первую мировую войну, Сара осталась с придурковатым сыном и болезненной дочерью. Арендаторы в таком случае обычно покидали свой дом, чтобы найти средства к пропитанию, но Сара осталась. И продолжала жить и получать пособие еще при жизни Максима, тогда ей было пятьдесят, а ее муж умер двадцать лет назад. Де Уинтеры продолжали помогать ей растить детей. Бена отправили в психиатрическую лечебницу только после ее смерти. Тогда Максим уже был за границей. Сейчас умер и Бен. А что случилось с дочерью, мне неизвестно.
Я с благодарностью посмотрел на Фрица, он помог мне заполнить существенный пробел. Меня очень интересовала Сара Карминов. И не столько ее красота и обаяние. Мне показалось, что некоторые события ее жизни имеют большое значение для истории де Уинтеров. Она вышла замуж в 1893 году в возрасте шестнадцати лет, через три года после рождения Максима. Ее первые три сына – три крепких парня – родились один за другим в течение пяти лет. После чего последовал перерыв. Девочка и мальчик родились в 1905 и 1906 году. Они носили фамилию Карминов, хотя ее муж умер в 1904-м. Кто-то решил утешить хорошенькую вдовушку.
– Расскажите про ее последних детей, Фриц, – попросил я. – Кто их отец?
Наступило молчание. Фриц пристально смотрел на меня из-под густых бровей. Он знал ответ, но я не мог угадать, какое желание в нем победит: говорить или утаить.
– Они были болезненными с самого рождения, – наконец сказал он. – Мальчик остался идиотом. А девочка… Она медленно росла и в умственном развитии отставала от своих сверстников. Тощая, как обглоданная косточка. С огромными черными глазищами. А у Бена глаза были голубые…
– Фриц. – Я решился рискнуть. – И Бен, и его сестра родились после смерти Джона Карминов. Девочка спустя десять месяцев, а Бен через два года. Кто их отец? Лайонел? Поэтому де Уинтеры помогали вдове? – Я помолчал. – И почему дети родились нездоровыми?
– Незаконнорожденные. – Фриц посмотрел прямо на меня. – «Незаконнорожденные, – вот как отзывалась о них миссис де Уинтер-старшая. – Поэтому мы должны заботиться о них, Фриц», – как-то раз сказала она. И больше мы не говорили на эту тему. Мистер Лайонел всегда привлекал женщин, не только здесь. И в Лондоне, и за границей, они просто висли на нем. И он всегда проявлял к ним щедрость. И когда я перешел к нему в камердинеры, то завел небольшую книжечку, где записывал их дни рождения и напоминал об очередной дате. И мы выписывали из лондонского магазина подарки – всякие безделушки, красивые вещицы. У него был хороший вкус. – Фриц снова хихикнул. – Особенную слабость он питал к актрисам. Их дерзость, так я думаю, привлекала его. А его бедная жена… нет, она не отличалась смелостью… Она была настоящей леди…
На веранду вышла рыжеволосая няня со столиком на колесах, на котором стоял чай и тарелки с сандвичами и печеньем. И я понимал, что, как только она доберется до нас, разговор прервется. Мне следовало поторопиться, но так, чтобы Фриц не заметил моей настойчивости:
– А чем болел Лайонел?
– У него болели ноги, – вздохнул старик. – Они причиняли ему массу беспокойства. Сначала на бедрах появились темные пятна, потом они превратились в язвы. И ничто не помогало, они не проходили. Мы промывали и смазывали их, бинтовали, но становилось только хуже и хуже. Максим не понимал, что с отцом. Он потерял мать, она любила сажать его на колени, она обожала своего мальчика. И после ее смерти ему так хотелось ласки. И даже когда ему исполнилось шесть лет, он все еще не забывал, как она баюкала его, прижимая к себе. И, завидев отца, он бросался к нему и просил взять на руки, посадить на колени. Мистер Лайонел злился, потому что не мог поднять такого большого мальчика и ему было бы больно посадить его на колени, поэтому он тут же выходил из себя и кричал, что мальчик изнежен и избалован. Он кричал на малыша, и тот в конце концов стал бояться его.
Но, в сущности, мистер Лайонел был добрым человеком. Просто в то время у него наступило ухудшение, и ему даже было трудно ходить. Ему не хотелось, чтобы кто-то заметил это и чтобы об этом болтали. Он задумался, но я подсказал:
– Язвы потом все же прошли?
– Да. – Он оживился. – Через год или два они полностью сошли. И мистер Лайонел снова стал, каким был прежде, – уезжал в Лондон каждый месяц, гулял там напропалую. Когда боль проходит, забываешь об осторожности. Когда мой артрит начинает донимать меня…
– А когда наступило очередное ухудшение? – Я смотрел на рыжеволосую няню в белой форме. Она уже подошла к группе женщин на другом конце веранды. Нам оставалось минут пять, не больше.
– Намного позже. Когда Максиму исполнилось лет двенадцать. Он неважно учился, и летом с ним занимался пастор, дедушка полковника Джулиана – прекрасной души человек. Максим его очень любил. И вот тогда у мистера Лайонела начались приступы головной боли. И зубы тоже стали болеть. Они его очень мучили. Он принимал ртуть, и зубы начали портиться. Они почернели и все сгнили. А потом наступило ухудшение. Даже со мной он становился то мягким, как ягненок, то бушевал без всякого повода…
Его взгляд невольно обратился в сторону Мэндерли, и, казалось, Фриц погрузился в прошлое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128