Он требовал: либо мы отправляемся в клуб, либо я убираюсь спать к чертям собачьим. Пришлось подозвать официанта, оплатить счет, после чего мы вышли на улицу.
Я пытался понять, что Фейвелу известно обо мне. И легкое чувство неуверенности вызывало беспокойство, хотя я повторял, что он ничего не может знать, просто интересуется. Но, как вскоре выяснялось, я даже и представить не мог, какой вопрос он собирается задать.
18
Клуб Фейвела, естественно, оказался не за углом, как он уверял, и не в конце улицы, и даже не на соседней. Но мы все же отыскали его: над входом светилась вывеска «Красный Дьявол».
– Вот он, – сказал Фейвел. – Так и знал, что он где-то поблизости…
Он нетерпеливо шагнул вперед, но тут перед ним выросла мощная грузная фигура мужчины в униформе, который проговорил: «Только для членов клуба». Но как только в его руках оказалась пятифунтовая банкнота, молча отступил в сторону, пропуская нас.
Мы вошли в маленькое темное помещение, где рядом с пианистом стояла брюнетка в парчовом платье, с микрофоном в руках. Она исполняла одну из песен Синатры. Дым стоял густой, словно туман. Здесь пахло не только никотином и крепкими спиртными напитками, но и отчаянием. Все посетители были мужчины. Обслуживали нас хищные официанты, здесь подавали только шампанское и заламывали за него в три раза выше его стоимости, как и следовало ожидать.
Я постепенно начинал терять терпение. Игра в кошки-мышки мне надоела, и я догадывался, что если кто-то из посетителей присоединится к нам (а Фейвел явно только того и ждал), то я уже ничего не смогу вытянуть из него. Он сел напротив меня и смотрел мрачно и устало. Шампанское он выпил, как только мы подошли к столику, и теперь находился в тяжком раздумье.
А я решил сменить тактику, сразу взять быка за рога, и спросил, памятуя о той открытке в тетради, известно ли ему хоть что-нибудь о том, что Ребекка в детстве бывала в Мэндерли. Я понимал, насколько этот вопрос далек от того, что мне хотелось бы выяснить, но и этого было достаточно.
Фейвел вскипел:
– Нет, не знал. С чего ты это взял? И что за странную игру ведешь, малый! Вот что я тебе скажу: мне доводилось встречаться с журналистами, и не один раз, с некоторыми я даже довольно близко сходился, если они мне нравились. Ты не похож ни на одного из них. Еще когда я получил твое письмо, я сразу почуял, что дело неладно, и с первого же взгляда понял, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Но решил: пусть, зато поужинаю за его счет. Но теперь предлагаю: выкладывай карты на стол. Ты все время лжешь. Сказал, что дважды писал мне. И это все? Не думаю. Хочешь узнать, почему я согласился встретиться с тобой? Потому что ты мне послал вот это. Оно пришло ко мне в прошлую среду, в коричневом конверте. И там не было никакой записки.
В тот самый момент, когда я уже собирался уйти и даже отодвинул стул, Фейвел вынул небольшой конвертик из внутреннего кармана.
– Он лежал в большом конверте, и я не догадывался, что там, пока не распечатал его, – тут со мной чуть инфаркт не случился. Так, значит, ты решил поддеть меня? Но, скажу тебе, не вижу в этом ничего забавного. Я и врагу не пожелаю, чтобы над ним так подшучивали. И что бы ты там ни думал, я не так плох, как другие. Я по-своему любил Ребекку.
Он встряхнул конвертик над раскрытой ладонью и протянул руку вперед. И я увидел очень маленькое колечко, по поверхности которого сверкали бриллиантики.
– Это кольцо Ребекки, я бы узнал его среди тысячи других. Она всегда носила его, не снимая. И это кольцо было у нее на пальце, когда тело вытащили на берег, чтобы провести опознание. Кольцо помогло установить, кто это. Макс устроил похороны и даже не пригласил меня, даже не сказал про них, хотя я был единственным ее родственником. А я просидел в чертовом участке весь день. Я всегда считал, что этот выродок все же похоронил ее вместе с кольцом. Она так хотела, и он должен был знать об этом. Значит, его стянули с пальца и через двадцать лет после случившегося решили послать мне. Зачем? Какое ты имеешь отношение к Ребекке? И как оно у тебя оказалось?
Я смотрел на кольцо, испытывая неодолимое желание прикоснуться к нему. А потом перевел взгляд на Фейвела и понял, что он взволнован не меньше меня. Кем бы он ни был, я не имел права судить его. Как бы ни менялись его отношения с Ребеккой, но в глубине души он был привязан к ней, и я увидел это по выражению его глаз.
И тогда я ответил, что он ошибается. Разумеется, я и словом не обмолвился про другой конверт и про тетрадь, отправленные полковнику точно таким же способом в те же самые дни. Я сказал, что читал описание этого кольца в отчетах следователя, но я не посылал его и не имею понятия, кто бы мог это сделать. И поклялся ему, что говорю правду.
Думаю, Фейвел поверил мне, но его беспокойство только усилилось. Дрожащими руками он засунул кольцо в конвертик и положил его во внутренний карман. После чего допил остатки шампанского и поднялся. Ноги плохо слушались его.
– Мне кажется, этому можно найти какое-то объяснение, – поддерживая его под руку, вслух размышлял я. – Но вам лучше сесть. Если подумать хорошенько, то найдется человек, который мог присвоить кольцо Ребекки, а потом отправить его: тот, кто вынимал тело из воды, патологоанатом, какой-то полицейский чин. Может быть, они чего-то хотят добиться этим. А может быть…
Я убеждал не Джека, а скорее самого себя. Фейвел продолжать стоять, покачиваясь из стороны в сторону, и казался совершенно больным.
– Я знаю, зачем его послали, – сказал он тусклым голосом. – И знаю, кто послал его. Какая же она беспощадная…
Моя попытка снова усадить его в кресло не увенчалась успехом, он оттолкнул меня и начал с диким видом озираться, вглядываясь в темный угол помещения, а потом провел ладонью по лицу.
– Господи боже мой, – простонал он, – что за чертовщина! Что это за дыра? И откуда эта обезьяна у двери? А эта девчонка… ты только посмотри на эту девчонку. Что я тут делаю? В чем провинился? Выведи меня отсюда!
И Фейвел рванулся к двери, чуть не свалившись со ступенек, когда мы выбрались на улицу. Наверное, сказалось все выпитое за вечер, а может, он пил еще до того, как встретился со мной, чтобы заглушить одолевавшие его страхи. Не исключено, что этот вечер – всего лишь продолжение прежних дней и вечеров беспробудного пьянства.
– Вот… – с трудом ворочая языком, проговорил он и снова достал конверт из кармана. – Забери себе. Не нужно оно мне. Я был бы рад вообще никогда не видеть его. Забери с собой в Керрит в следующий раз, когда поедешь туда. Выбрось его в море. Продай – мне до него нет дела. Не хочу держать у себя…
Он сунул пакетик в мою руку и сжал ладонь. Я попытался отговорить его, но Джек не желал ничего слушать.
– Не хочу, чтобы оно было при мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Я пытался понять, что Фейвелу известно обо мне. И легкое чувство неуверенности вызывало беспокойство, хотя я повторял, что он ничего не может знать, просто интересуется. Но, как вскоре выяснялось, я даже и представить не мог, какой вопрос он собирается задать.
18
Клуб Фейвела, естественно, оказался не за углом, как он уверял, и не в конце улицы, и даже не на соседней. Но мы все же отыскали его: над входом светилась вывеска «Красный Дьявол».
– Вот он, – сказал Фейвел. – Так и знал, что он где-то поблизости…
Он нетерпеливо шагнул вперед, но тут перед ним выросла мощная грузная фигура мужчины в униформе, который проговорил: «Только для членов клуба». Но как только в его руках оказалась пятифунтовая банкнота, молча отступил в сторону, пропуская нас.
Мы вошли в маленькое темное помещение, где рядом с пианистом стояла брюнетка в парчовом платье, с микрофоном в руках. Она исполняла одну из песен Синатры. Дым стоял густой, словно туман. Здесь пахло не только никотином и крепкими спиртными напитками, но и отчаянием. Все посетители были мужчины. Обслуживали нас хищные официанты, здесь подавали только шампанское и заламывали за него в три раза выше его стоимости, как и следовало ожидать.
Я постепенно начинал терять терпение. Игра в кошки-мышки мне надоела, и я догадывался, что если кто-то из посетителей присоединится к нам (а Фейвел явно только того и ждал), то я уже ничего не смогу вытянуть из него. Он сел напротив меня и смотрел мрачно и устало. Шампанское он выпил, как только мы подошли к столику, и теперь находился в тяжком раздумье.
А я решил сменить тактику, сразу взять быка за рога, и спросил, памятуя о той открытке в тетради, известно ли ему хоть что-нибудь о том, что Ребекка в детстве бывала в Мэндерли. Я понимал, насколько этот вопрос далек от того, что мне хотелось бы выяснить, но и этого было достаточно.
Фейвел вскипел:
– Нет, не знал. С чего ты это взял? И что за странную игру ведешь, малый! Вот что я тебе скажу: мне доводилось встречаться с журналистами, и не один раз, с некоторыми я даже довольно близко сходился, если они мне нравились. Ты не похож ни на одного из них. Еще когда я получил твое письмо, я сразу почуял, что дело неладно, и с первого же взгляда понял, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Но решил: пусть, зато поужинаю за его счет. Но теперь предлагаю: выкладывай карты на стол. Ты все время лжешь. Сказал, что дважды писал мне. И это все? Не думаю. Хочешь узнать, почему я согласился встретиться с тобой? Потому что ты мне послал вот это. Оно пришло ко мне в прошлую среду, в коричневом конверте. И там не было никакой записки.
В тот самый момент, когда я уже собирался уйти и даже отодвинул стул, Фейвел вынул небольшой конвертик из внутреннего кармана.
– Он лежал в большом конверте, и я не догадывался, что там, пока не распечатал его, – тут со мной чуть инфаркт не случился. Так, значит, ты решил поддеть меня? Но, скажу тебе, не вижу в этом ничего забавного. Я и врагу не пожелаю, чтобы над ним так подшучивали. И что бы ты там ни думал, я не так плох, как другие. Я по-своему любил Ребекку.
Он встряхнул конвертик над раскрытой ладонью и протянул руку вперед. И я увидел очень маленькое колечко, по поверхности которого сверкали бриллиантики.
– Это кольцо Ребекки, я бы узнал его среди тысячи других. Она всегда носила его, не снимая. И это кольцо было у нее на пальце, когда тело вытащили на берег, чтобы провести опознание. Кольцо помогло установить, кто это. Макс устроил похороны и даже не пригласил меня, даже не сказал про них, хотя я был единственным ее родственником. А я просидел в чертовом участке весь день. Я всегда считал, что этот выродок все же похоронил ее вместе с кольцом. Она так хотела, и он должен был знать об этом. Значит, его стянули с пальца и через двадцать лет после случившегося решили послать мне. Зачем? Какое ты имеешь отношение к Ребекке? И как оно у тебя оказалось?
Я смотрел на кольцо, испытывая неодолимое желание прикоснуться к нему. А потом перевел взгляд на Фейвела и понял, что он взволнован не меньше меня. Кем бы он ни был, я не имел права судить его. Как бы ни менялись его отношения с Ребеккой, но в глубине души он был привязан к ней, и я увидел это по выражению его глаз.
И тогда я ответил, что он ошибается. Разумеется, я и словом не обмолвился про другой конверт и про тетрадь, отправленные полковнику точно таким же способом в те же самые дни. Я сказал, что читал описание этого кольца в отчетах следователя, но я не посылал его и не имею понятия, кто бы мог это сделать. И поклялся ему, что говорю правду.
Думаю, Фейвел поверил мне, но его беспокойство только усилилось. Дрожащими руками он засунул кольцо в конвертик и положил его во внутренний карман. После чего допил остатки шампанского и поднялся. Ноги плохо слушались его.
– Мне кажется, этому можно найти какое-то объяснение, – поддерживая его под руку, вслух размышлял я. – Но вам лучше сесть. Если подумать хорошенько, то найдется человек, который мог присвоить кольцо Ребекки, а потом отправить его: тот, кто вынимал тело из воды, патологоанатом, какой-то полицейский чин. Может быть, они чего-то хотят добиться этим. А может быть…
Я убеждал не Джека, а скорее самого себя. Фейвел продолжать стоять, покачиваясь из стороны в сторону, и казался совершенно больным.
– Я знаю, зачем его послали, – сказал он тусклым голосом. – И знаю, кто послал его. Какая же она беспощадная…
Моя попытка снова усадить его в кресло не увенчалась успехом, он оттолкнул меня и начал с диким видом озираться, вглядываясь в темный угол помещения, а потом провел ладонью по лицу.
– Господи боже мой, – простонал он, – что за чертовщина! Что это за дыра? И откуда эта обезьяна у двери? А эта девчонка… ты только посмотри на эту девчонку. Что я тут делаю? В чем провинился? Выведи меня отсюда!
И Фейвел рванулся к двери, чуть не свалившись со ступенек, когда мы выбрались на улицу. Наверное, сказалось все выпитое за вечер, а может, он пил еще до того, как встретился со мной, чтобы заглушить одолевавшие его страхи. Не исключено, что этот вечер – всего лишь продолжение прежних дней и вечеров беспробудного пьянства.
– Вот… – с трудом ворочая языком, проговорил он и снова достал конверт из кармана. – Забери себе. Не нужно оно мне. Я был бы рад вообще никогда не видеть его. Забери с собой в Керрит в следующий раз, когда поедешь туда. Выбрось его в море. Продай – мне до него нет дела. Не хочу держать у себя…
Он сунул пакетик в мою руку и сжал ладонь. Я попытался отговорить его, но Джек не желал ничего слушать.
– Не хочу, чтобы оно было при мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128