Место, где двадцать пять истекших лет представлялись столь скромной цифрой в сравнении с сотнями минувших веков. Голубая с золотом ткань все еще покрывала алтарь. И прах мертвых по-прежнему покоился под церковным полом. Мне показалось, что они ждали меня.
Я пробрался между дубовых скамеек, взглянул на неясное изображение Жиля де Уинтера и снова перенесся в детские годы. Прикоснувшись пальцем к холодной маленькой собачонке у ног рыцаря, я посмотрел ему в глаза и подумал, что бы я мог сказать Ребекке в тот день, если бы знал, кто она. Сейчас я произнес их мысленно, хотя через двадцать пять лет она вряд ли могла услышать меня.
Ребекка убедила меня, что воля может свершить чудеса, и я попытался силой своего желания вырвать ее из лап смерти, забыв про ее предостережение – стоит ли такое проделывать. Мне так хотелось увидеть ее снова, и каким бы туманным и недоступным ни был тот мир, в котором она сейчас оказалась, я хотел, чтобы она очутилась здесь. На этот раз ей не удастся ускользнуть от меня, как это произошло с Эвридикой.
Я тихо повторял ее имя, и мне показалось, что в церкви произошло какое-то незаметное движение. Словно ворвался поток ледяного воздуха. И я почувствовал, что Ребекка где-то рядом, ее тень обожгла меня. Поднявшись с колен, я вышел из церкви. И посмотрел на кладбище. Дождь лил как из ведра, он слепил меня, но я чувствовал, что она здесь, где-то близко, и шагнул на узкую тропинку, что вела в Мэндерли.
Одежда уже промокла насквозь, и какая-то часть сознания твердила мне, что я веду себя как сумасшедший, но я отмахнулся от назойливого голоса и зашагал дальше. И чем сильнее лил дождь, тем тише звучал этот голос. Сильный ветер заставлял меня клониться вперед, вода заливала глаза, мокрые ветви хлестали по лицу, цеплялись за одежду. Я остановился там, откуда мог одновременно видеть и особняк, который вырисовывался смутным силуэтом, заштрихованным струями дождя, и домик на берегу, к которому подкатывались грозные морские валы. Влажный горьковатый соленый воздух пахнул мне в лицо. На море не было видно ни одного корабля. Я шагнул вперед, на самый край утеса. Чайки с пронзительными криками носились над бушующими волнами, и детская боль, которая эхом продолжала отзываться во мне, постепенно начала спадать. Ко мне пришло спокойствие.
Знакомая тропинка привела меня в Керрит. Бледная луна начала подниматься из-за моря. И при ее свете я различил возле дома смутный женский силуэт. Высокая и стройная женщина шла от меня к дому. Распахнула калитку и поднялась по ступенькам к двери. Я подумал, что это Ребекка, и побежал. Это означало, что я все же еще не совсем успокоился, как мне казалось, потому что даже не обратил внимания на машину, стоявшую у дороги. За моей спиной хлопнула калитка, и я, как слепой, шагнул на дорожку. Женщина повернулась ко мне лицом. Это была Элли.
Я испугал ее не меньше, чем испугался сам. Она что-то невнятно воскликнула при виде меня.
– Как вы напугали меня, – проговорила она, глядя на мою промокшую одежду и слипшиеся пряди волос, с которых стекала вода. – Я не слышала, как вы подошли, из-за шума ветра. Вы промокли насквозь – я даже не сразу узнала вас. Можно мне войти?
Я открыл дверь, потом нащупал выключатель и зажег свет. Элли остановилась на пороге, не глядя на меня.
– Что-то произошло? – спросил я. – Что случилось, Элли? Как отец?
– Надеюсь на лучшее, потому что результаты всех анализов и проверок еще не готовы. Они начали с утра, пришли к выводу, что у него сейчас аритмия, и оставили на ночь в больнице. Я вернулась в «Сосны» взять его пижаму и кое-что из мелочей, сейчас снова поеду в больницу. Они разрешили мне остаться там. Я настояла, просто сказала, что не уйду, и все! Они уверяли меня, что это самое обычное обследование. Если они еще раз произнесут слова «самое обычное обследование», я не знаю, что сделаю. Наверное, закричу…
Она опустила голову и вздохнула. Голос ее звучал как обычно, и я не сразу осознал, что она плачет.
– Элли, не надо плакать, пожалуйста… – Я положил руки ей на плечи. – Я пойду вместе с тобой. Позволь мне пойти…
– Нет. Я хочу остаться с ним наедине. – Она отодвинулась. – Позвони завтра. Мы вернемся домой ближе к обеду. Но… все же я зашла не случайно. Мне надо кое-что передать тебе… – Она приподняла полу мокрого плаща и достала коричневый конверт. Точно такой, в котором лежала тетрадь Ребекки.
– Его прислали отцу сегодня утром, как раз перед нашим отъездом. Он его еще не видел. И мне не хочется, чтобы он попался ему на глаза. Ему снова станет хуже. Все эти воспоминания о прошлом, беспокойство из-за того, что он сделал или, напротив, не сделал двадцать лет назад… – Она завернула влажный шарф вокруг шеи и протянула мне конверт. – Возьми его, только не говори отцу, что он у тебя. Не упоминай ни единым словом, пока отец не окрепнет окончательно.
– Прочесть? – переспросил я.
Мне кажется, она услышала надежду, прозвучавшую в моем голосе, и нахмурилась.
– Да. Прочти. Это настоящий документ. Ты всегда мечтал добыть подлинное свидетельство, сложить кусочки прошлого, чтобы получилась общая картина. И потом написать книгу. Это ведь то, чем ты занимаешься?
Наступило молчание. Она отвернулась от меня, и я не мог видеть выражения ее лица.
– Элли? Ты знаешь? И как давно тебе это стало известно?
– Господи, неужели ты принимал меня за идиотку? Если хочешь кого-то убедить в своем обмане, не смешивай его с правдой. Лучше уж лгать с самого начала до самого конца…
Так мне кажется.
Она приоткрыла дверь и выглянула наружу. Покрывало дождя поредело и стало более прозрачным.
– Зачем надо было упоминать про Кембридж? Ты же знал, что там работает моя тетя Роза. Такие вещи очень легко уточнить или проверить.
– Может быть, по той причине, что не думал, будто кого-то эти сведения заинтересуют, – уклончиво ответил я.
– Меня интересуют. Я хотела знать, с кем мы имеем дело. Я хочу знать, кто становится нашим так называемым другом. Почему он пытается сблизиться с моим отцом. Какое-то время я выжидала и не торопилась ничего выяснять. Целую неделю я просто размышляла над этим. И надеялась: он позвонит нам перед отъездом и объяснит все сам. Я везла тебя в тот день на станцию и думала, что ты расскажешь мне обо всем по дороге. Но когда ты зашел в вагон и так и не произнес ни слова, я позвонила Розе, дала ей твое описание и попросила кое-что уточнить. Ты человек необычный и запоминаешься с первого взгляда. Так что выяснить, с кем мы имеем дело, не составило труда. В Кинге у Розы много старых знакомых и друзей. Так что ей хватило пары телефонных звонков…
– А! Теперь я понял. – Я повернулся к ней. – Один звонок ее другу в Кинг, а другой – мне, в Лондон. Значит, это была Роза? Чтобы окончательно убедиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Я пробрался между дубовых скамеек, взглянул на неясное изображение Жиля де Уинтера и снова перенесся в детские годы. Прикоснувшись пальцем к холодной маленькой собачонке у ног рыцаря, я посмотрел ему в глаза и подумал, что бы я мог сказать Ребекке в тот день, если бы знал, кто она. Сейчас я произнес их мысленно, хотя через двадцать пять лет она вряд ли могла услышать меня.
Ребекка убедила меня, что воля может свершить чудеса, и я попытался силой своего желания вырвать ее из лап смерти, забыв про ее предостережение – стоит ли такое проделывать. Мне так хотелось увидеть ее снова, и каким бы туманным и недоступным ни был тот мир, в котором она сейчас оказалась, я хотел, чтобы она очутилась здесь. На этот раз ей не удастся ускользнуть от меня, как это произошло с Эвридикой.
Я тихо повторял ее имя, и мне показалось, что в церкви произошло какое-то незаметное движение. Словно ворвался поток ледяного воздуха. И я почувствовал, что Ребекка где-то рядом, ее тень обожгла меня. Поднявшись с колен, я вышел из церкви. И посмотрел на кладбище. Дождь лил как из ведра, он слепил меня, но я чувствовал, что она здесь, где-то близко, и шагнул на узкую тропинку, что вела в Мэндерли.
Одежда уже промокла насквозь, и какая-то часть сознания твердила мне, что я веду себя как сумасшедший, но я отмахнулся от назойливого голоса и зашагал дальше. И чем сильнее лил дождь, тем тише звучал этот голос. Сильный ветер заставлял меня клониться вперед, вода заливала глаза, мокрые ветви хлестали по лицу, цеплялись за одежду. Я остановился там, откуда мог одновременно видеть и особняк, который вырисовывался смутным силуэтом, заштрихованным струями дождя, и домик на берегу, к которому подкатывались грозные морские валы. Влажный горьковатый соленый воздух пахнул мне в лицо. На море не было видно ни одного корабля. Я шагнул вперед, на самый край утеса. Чайки с пронзительными криками носились над бушующими волнами, и детская боль, которая эхом продолжала отзываться во мне, постепенно начала спадать. Ко мне пришло спокойствие.
Знакомая тропинка привела меня в Керрит. Бледная луна начала подниматься из-за моря. И при ее свете я различил возле дома смутный женский силуэт. Высокая и стройная женщина шла от меня к дому. Распахнула калитку и поднялась по ступенькам к двери. Я подумал, что это Ребекка, и побежал. Это означало, что я все же еще не совсем успокоился, как мне казалось, потому что даже не обратил внимания на машину, стоявшую у дороги. За моей спиной хлопнула калитка, и я, как слепой, шагнул на дорожку. Женщина повернулась ко мне лицом. Это была Элли.
Я испугал ее не меньше, чем испугался сам. Она что-то невнятно воскликнула при виде меня.
– Как вы напугали меня, – проговорила она, глядя на мою промокшую одежду и слипшиеся пряди волос, с которых стекала вода. – Я не слышала, как вы подошли, из-за шума ветра. Вы промокли насквозь – я даже не сразу узнала вас. Можно мне войти?
Я открыл дверь, потом нащупал выключатель и зажег свет. Элли остановилась на пороге, не глядя на меня.
– Что-то произошло? – спросил я. – Что случилось, Элли? Как отец?
– Надеюсь на лучшее, потому что результаты всех анализов и проверок еще не готовы. Они начали с утра, пришли к выводу, что у него сейчас аритмия, и оставили на ночь в больнице. Я вернулась в «Сосны» взять его пижаму и кое-что из мелочей, сейчас снова поеду в больницу. Они разрешили мне остаться там. Я настояла, просто сказала, что не уйду, и все! Они уверяли меня, что это самое обычное обследование. Если они еще раз произнесут слова «самое обычное обследование», я не знаю, что сделаю. Наверное, закричу…
Она опустила голову и вздохнула. Голос ее звучал как обычно, и я не сразу осознал, что она плачет.
– Элли, не надо плакать, пожалуйста… – Я положил руки ей на плечи. – Я пойду вместе с тобой. Позволь мне пойти…
– Нет. Я хочу остаться с ним наедине. – Она отодвинулась. – Позвони завтра. Мы вернемся домой ближе к обеду. Но… все же я зашла не случайно. Мне надо кое-что передать тебе… – Она приподняла полу мокрого плаща и достала коричневый конверт. Точно такой, в котором лежала тетрадь Ребекки.
– Его прислали отцу сегодня утром, как раз перед нашим отъездом. Он его еще не видел. И мне не хочется, чтобы он попался ему на глаза. Ему снова станет хуже. Все эти воспоминания о прошлом, беспокойство из-за того, что он сделал или, напротив, не сделал двадцать лет назад… – Она завернула влажный шарф вокруг шеи и протянула мне конверт. – Возьми его, только не говори отцу, что он у тебя. Не упоминай ни единым словом, пока отец не окрепнет окончательно.
– Прочесть? – переспросил я.
Мне кажется, она услышала надежду, прозвучавшую в моем голосе, и нахмурилась.
– Да. Прочти. Это настоящий документ. Ты всегда мечтал добыть подлинное свидетельство, сложить кусочки прошлого, чтобы получилась общая картина. И потом написать книгу. Это ведь то, чем ты занимаешься?
Наступило молчание. Она отвернулась от меня, и я не мог видеть выражения ее лица.
– Элли? Ты знаешь? И как давно тебе это стало известно?
– Господи, неужели ты принимал меня за идиотку? Если хочешь кого-то убедить в своем обмане, не смешивай его с правдой. Лучше уж лгать с самого начала до самого конца…
Так мне кажется.
Она приоткрыла дверь и выглянула наружу. Покрывало дождя поредело и стало более прозрачным.
– Зачем надо было упоминать про Кембридж? Ты же знал, что там работает моя тетя Роза. Такие вещи очень легко уточнить или проверить.
– Может быть, по той причине, что не думал, будто кого-то эти сведения заинтересуют, – уклончиво ответил я.
– Меня интересуют. Я хотела знать, с кем мы имеем дело. Я хочу знать, кто становится нашим так называемым другом. Почему он пытается сблизиться с моим отцом. Какое-то время я выжидала и не торопилась ничего выяснять. Целую неделю я просто размышляла над этим. И надеялась: он позвонит нам перед отъездом и объяснит все сам. Я везла тебя в тот день на станцию и думала, что ты расскажешь мне обо всем по дороге. Но когда ты зашел в вагон и так и не произнес ни слова, я позвонила Розе, дала ей твое описание и попросила кое-что уточнить. Ты человек необычный и запоминаешься с первого взгляда. Так что выяснить, с кем мы имеем дело, не составило труда. В Кинге у Розы много старых знакомых и друзей. Так что ей хватило пары телефонных звонков…
– А! Теперь я понял. – Я повернулся к ней. – Один звонок ее другу в Кинг, а другой – мне, в Лондон. Значит, это была Роза? Чтобы окончательно убедиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128