Я тащилась за ней, все еще не в силах осознать, что же произошло за последние несколько часов. Остается надеяться, что сейчас, сидя за рюмочкой, Гейл все-таки объяснит, что творится.
К тому же я жалела, что она не продала мои панталоны и бюстгальтер. Хоть какие-то деньги были бы в кошельке.
Мы сидели за маленьким столиком у окна. Ренато обслуживал нас лично – в крайне учтивой и даже несколько игривой манере, выработанной за долгие годы общения с людьми. И усовершенствованной до такой степени, что он научился незаметно обсчитывать тех, кто ему не нравился, и делать скидки тем, кто ему приглянулся. Вообще Ренато был истинным итальянским джентльменом, уверенным в своих оценках и превыше всего ценившим привлекательных женщин. И сейчас, смущенная и обнищавшая, я была страшно благодарна ему за это.
Сложив пальцы, он поднес их к губам, словно собирался съесть клубнику, и послал мне воздушный поцелуй:
– Bella Анжела!
За кассой сидело воздушное создание, его дочь. Она отбросила волосы, и на губах ее заиграла улыбка. Улыбка, которой она словно признавала, что отец ее – великий мастак морочить головы женщинам. Ренато, стоявший к ней спиной, разгладил ладонями скатерть и взглянул сперва на Гейл, затем – на меня.
– Только для вас, – сказал он и легонько дотронулся до моего плеча. – Сегодня у меня есть потрясающий…
Я выбрала risotto с грибами и зеленый салат. Гейл заказала нечто более существенное. Затем, утолив первый голод, заговорила.
Оказывается, мы все сделали правильно, сказала она. Что именно правильно, она не объяснила, но уверила, что за десять лет, проведенные в бизнесе, научилась кое в чем разбираться. И то, что утром началось нашествие клиентов, – добрый знак. Это означает, что о нас заговорили, что люди проявляют нетерпение, а нетерпение – весьма важный для торговли фактор. Я должна научиться понимать, насколько разнообразен и сложно устроен этот мир. Большинству женщин все надоело, не только мужья, хотя и они тоже, но прежде всего они сами себе надоели. Им хочется перемен. Большинство из них не может позволить себе сменить мужа, или же они просто не отваживаются это сделать, но вот изменить внешность им вполне по плечу. А одновременно с внешностью – и внутренние свои ощущения, и отношение к миру в целом. На вечеринках, подобных вчерашней, все эти желания пробуждаются в них с особой остротой. Наутро они просыпаются, разглядывают содержимое своих гардеробов и хотят избавиться от всего и начать жизнь сначала. Новые наряды – это своего рода заменитель любовной интрижки.
– Днем их будет поменьше, вот увидишь, – сказала Гейл и покосилась на строй бутылок за стойкой бара. Но затем, видимо, решила, что это будет неразумно. – Теперь они ждут меня.
– Ждут для чего? – спросила я.
Гейл не выдержала и налила себе еще полбокала. С грустью посмотрела на него, потом со вздохом наполнила до краев.
– Чтоб я им позвонила, дорогая. – Приподняв бокал, она откинула волосы со лба и осушила его залпом. Затем подняла на меня глаза: – Позвоню и скажу, без чего они не смогут обойтись. Потому что я знаю эту породу, знаю, что они собой представляют! Знаю, кем им хочется стать или казаться. – Она рассмеялась. – А потому сегодня мы должны действовать особенно аккуратно. И начнем прямо сейчас!
Она взглянула на часы и поднялась. И даже не дождавшись Ренато, сунула его воздушной дочери кредитную карту. Та приняла ее с ангельской улыбкой.
Ренато подошел ко мне.
– Там вчера был ваш муж, верно, Анжела? – заявил он. – Я сразу понял, видел, как вы на него смотрели… – Я была приятно удивлена. – Да, я узнал его! Совершенно потрясающий фотограф!
Я так и разинула рот, а потом пробормотала нечто нечленораздельное. Гейл подхватила меня под руку.
– Главная работа начнется у нас завтра, – говорила она, пока мы переходили площадь. – Весь день, а может, и вечер буду висеть на телефоне. А потом…
Но фраза так и осталась неоконченной. У нашей лавки стоял древний «роллс-ройс».
– Господи! – воскликнула она. – Да это же гребаная герцогиня собственной персоной! Я ошиблась, милочка. Все начнется прямо сейчас!
Если так, с облегчением подумала я, то завтра, пожалуй, мне хватит на транспортные расходы и не придется трогать Денег, отложенных на хозяйство. И с благодарностью подумала о том, как замечательно устроен мир, в котором живу!
Бедные, а может, просто очень скупые герцогини всегда готовы покупать подержанные туалеты от знаменитых кутюрье.
И, заготовив на лице приветливую улыбку, я прошла вслед за Гейл в магазин, мысленно поднимая тост за нищету британского правящего класса.
На первой неделе нам удалось наторговать на общую сумму в двадцать тысяч фунтов. Учитывая, что комиссионные составляли двадцать процентов, чистый доход равнялся четырем тысячам. Я просто не могла в это поверить – до тех пор, пока не подписала чек на причитающуюся мне половину. И в субботу утром помчалась в «Барклайс», банк на Хай-стрит, чтобы быстренько оплатить все счета, пока, не дай Бог, не набежали пени. Запыхавшаяся и сияющая, встала я в очередь – люди, стоявшие передо мной, взирали на меня с неодобрением. В банке смеяться не полагается. Если бы не пуленепробиваемое стекло, отделявшее меня от прыщавого клерка, я бы непременно расцеловала его в обе щеки.
На обратном пути я купила ожерелье для Рейчел, то самое, о котором она так мечтала. А потом еще – рубашку для Ральфа в надежде, что этот подарок поднимет ему настроение на сорокалетие.
Затем заскочила к Кэролайн. Вот этого, наверное, делать не следовало, но я радостно выложила новости и увидела, как тут же окаменело ее лицо.
Меня так и подмывало сказать ей: «Ты, избалованная сучка, да ты в своей жизни и пенни не заработала!» Но я сдержалась и заметила сдержанно:
– Кто мог знать?
Кэролайн полулежала на диване, неистово сверкая глазами. Вокруг были разбросаны воскресные журналы и газеты. Судя по состоянию, в котором она пребывала, чтение не доставило ей особого удовольствия. Я поняла, что вот-вот последует взрыв – весь вопрос в том, стоит ли мне дожидаться. И не успела решить, что, наверное, все же не стоит, как она потянулась к журналу в глянцевой обложке и, злобно насупившись, сунула его мне.
– Ты только посмотри, какое дерьмо этот Патрик!
Я посмотрела. На одной из страниц под зазывными заголовками размещалось несколько снимков. Кэролайн ткнула пальцем. То был снимок нашего новоселья. Вспышка высветила очаровательную девицу, с которой Патрик проболтал весь вечер. Высветила как раз в тот момент, когда она застегивала на себе бархатный пиджак Патрика и напоминала при этом страшно соблазнительную конфетку в яркой обертке.
– Это ты пригласила прессу? – рявкнула Кэролайн. – Или эта твоя совершенно чудовищная ирландка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
К тому же я жалела, что она не продала мои панталоны и бюстгальтер. Хоть какие-то деньги были бы в кошельке.
Мы сидели за маленьким столиком у окна. Ренато обслуживал нас лично – в крайне учтивой и даже несколько игривой манере, выработанной за долгие годы общения с людьми. И усовершенствованной до такой степени, что он научился незаметно обсчитывать тех, кто ему не нравился, и делать скидки тем, кто ему приглянулся. Вообще Ренато был истинным итальянским джентльменом, уверенным в своих оценках и превыше всего ценившим привлекательных женщин. И сейчас, смущенная и обнищавшая, я была страшно благодарна ему за это.
Сложив пальцы, он поднес их к губам, словно собирался съесть клубнику, и послал мне воздушный поцелуй:
– Bella Анжела!
За кассой сидело воздушное создание, его дочь. Она отбросила волосы, и на губах ее заиграла улыбка. Улыбка, которой она словно признавала, что отец ее – великий мастак морочить головы женщинам. Ренато, стоявший к ней спиной, разгладил ладонями скатерть и взглянул сперва на Гейл, затем – на меня.
– Только для вас, – сказал он и легонько дотронулся до моего плеча. – Сегодня у меня есть потрясающий…
Я выбрала risotto с грибами и зеленый салат. Гейл заказала нечто более существенное. Затем, утолив первый голод, заговорила.
Оказывается, мы все сделали правильно, сказала она. Что именно правильно, она не объяснила, но уверила, что за десять лет, проведенные в бизнесе, научилась кое в чем разбираться. И то, что утром началось нашествие клиентов, – добрый знак. Это означает, что о нас заговорили, что люди проявляют нетерпение, а нетерпение – весьма важный для торговли фактор. Я должна научиться понимать, насколько разнообразен и сложно устроен этот мир. Большинству женщин все надоело, не только мужья, хотя и они тоже, но прежде всего они сами себе надоели. Им хочется перемен. Большинство из них не может позволить себе сменить мужа, или же они просто не отваживаются это сделать, но вот изменить внешность им вполне по плечу. А одновременно с внешностью – и внутренние свои ощущения, и отношение к миру в целом. На вечеринках, подобных вчерашней, все эти желания пробуждаются в них с особой остротой. Наутро они просыпаются, разглядывают содержимое своих гардеробов и хотят избавиться от всего и начать жизнь сначала. Новые наряды – это своего рода заменитель любовной интрижки.
– Днем их будет поменьше, вот увидишь, – сказала Гейл и покосилась на строй бутылок за стойкой бара. Но затем, видимо, решила, что это будет неразумно. – Теперь они ждут меня.
– Ждут для чего? – спросила я.
Гейл не выдержала и налила себе еще полбокала. С грустью посмотрела на него, потом со вздохом наполнила до краев.
– Чтоб я им позвонила, дорогая. – Приподняв бокал, она откинула волосы со лба и осушила его залпом. Затем подняла на меня глаза: – Позвоню и скажу, без чего они не смогут обойтись. Потому что я знаю эту породу, знаю, что они собой представляют! Знаю, кем им хочется стать или казаться. – Она рассмеялась. – А потому сегодня мы должны действовать особенно аккуратно. И начнем прямо сейчас!
Она взглянула на часы и поднялась. И даже не дождавшись Ренато, сунула его воздушной дочери кредитную карту. Та приняла ее с ангельской улыбкой.
Ренато подошел ко мне.
– Там вчера был ваш муж, верно, Анжела? – заявил он. – Я сразу понял, видел, как вы на него смотрели… – Я была приятно удивлена. – Да, я узнал его! Совершенно потрясающий фотограф!
Я так и разинула рот, а потом пробормотала нечто нечленораздельное. Гейл подхватила меня под руку.
– Главная работа начнется у нас завтра, – говорила она, пока мы переходили площадь. – Весь день, а может, и вечер буду висеть на телефоне. А потом…
Но фраза так и осталась неоконченной. У нашей лавки стоял древний «роллс-ройс».
– Господи! – воскликнула она. – Да это же гребаная герцогиня собственной персоной! Я ошиблась, милочка. Все начнется прямо сейчас!
Если так, с облегчением подумала я, то завтра, пожалуй, мне хватит на транспортные расходы и не придется трогать Денег, отложенных на хозяйство. И с благодарностью подумала о том, как замечательно устроен мир, в котором живу!
Бедные, а может, просто очень скупые герцогини всегда готовы покупать подержанные туалеты от знаменитых кутюрье.
И, заготовив на лице приветливую улыбку, я прошла вслед за Гейл в магазин, мысленно поднимая тост за нищету британского правящего класса.
На первой неделе нам удалось наторговать на общую сумму в двадцать тысяч фунтов. Учитывая, что комиссионные составляли двадцать процентов, чистый доход равнялся четырем тысячам. Я просто не могла в это поверить – до тех пор, пока не подписала чек на причитающуюся мне половину. И в субботу утром помчалась в «Барклайс», банк на Хай-стрит, чтобы быстренько оплатить все счета, пока, не дай Бог, не набежали пени. Запыхавшаяся и сияющая, встала я в очередь – люди, стоявшие передо мной, взирали на меня с неодобрением. В банке смеяться не полагается. Если бы не пуленепробиваемое стекло, отделявшее меня от прыщавого клерка, я бы непременно расцеловала его в обе щеки.
На обратном пути я купила ожерелье для Рейчел, то самое, о котором она так мечтала. А потом еще – рубашку для Ральфа в надежде, что этот подарок поднимет ему настроение на сорокалетие.
Затем заскочила к Кэролайн. Вот этого, наверное, делать не следовало, но я радостно выложила новости и увидела, как тут же окаменело ее лицо.
Меня так и подмывало сказать ей: «Ты, избалованная сучка, да ты в своей жизни и пенни не заработала!» Но я сдержалась и заметила сдержанно:
– Кто мог знать?
Кэролайн полулежала на диване, неистово сверкая глазами. Вокруг были разбросаны воскресные журналы и газеты. Судя по состоянию, в котором она пребывала, чтение не доставило ей особого удовольствия. Я поняла, что вот-вот последует взрыв – весь вопрос в том, стоит ли мне дожидаться. И не успела решить, что, наверное, все же не стоит, как она потянулась к журналу в глянцевой обложке и, злобно насупившись, сунула его мне.
– Ты только посмотри, какое дерьмо этот Патрик!
Я посмотрела. На одной из страниц под зазывными заголовками размещалось несколько снимков. Кэролайн ткнула пальцем. То был снимок нашего новоселья. Вспышка высветила очаровательную девицу, с которой Патрик проболтал весь вечер. Высветила как раз в тот момент, когда она застегивала на себе бархатный пиджак Патрика и напоминала при этом страшно соблазнительную конфетку в яркой обертке.
– Это ты пригласила прессу? – рявкнула Кэролайн. – Или эта твоя совершенно чудовищная ирландка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107