Лучше промолчу.
– Да нет, Кэролайн! Вот здесь.
– Мужчина или женщина, это, что ли?
– Нет, ниже!
– «Вы одиноки (разведены /разошлись/ овдовели)»?
– Именно! Ну вот, добрались наконец! Заметь, в этой строчке нет вопроса «Вы замужем?». Соображаешь? На свете существуют сотни агентств, подыскивающих пару для людей, не состоящих в браке и мечтающих вступить в него. Мы же преследуем совершенно иные цели: хотим помочь женщинам, которые уже состоят в браке и желают изменить ситуацию! Которые мечтают найти подходящую замену, чтобы спихнуть своих ужасных мужей с рук.
Кэролайн вытаращила глаза.
– Дошло! – воскликнула она. – Ну конечно же! Прости, Анжела, голова у меня как сито, это еще мягко сказано.
Всю оставшуюся часть дня я с тревогой наблюдала за Кэролайн, опасаясь, что она будет подбегать к каждой заглянувшей в магазин даме и спрашивать, не желает ли та избавиться от своего опостылевшего мужа. Я видела, как вожделенно и оценивающе поглядывает она на них, но пока что ей хватало такта и ума воздерживаться от вопросов.
Вечером я ушла раньше ее. Вышла на Пимлико-сквер, и тут внимание мое привлекла следующая сцена. Темно-синий «мерседес» Кэролайн был запаркован аккурат между двумя туалетами, мужским и женским, блокируя вход и в тот, и в другой. Несколько полицейских, заинтересовавшись этим феноменом, стояли рядом, вглядывались в машину и делали какие-то записи. Я подошла, стараясь держаться как можно незаметнее. В нижней части лобового стекла скотчем была наклеена карточка: «Полиция уже уведомлена».
Но констеблей, похоже, интересовало то, что находилось внутри машины. И я, проходя мимо, тоже заглянула в салон. Бардачок был открыт, из него на переднее сиденье высыпалась целая куча других карточек – судя по состоянию, бывших в употреблении. Я успела разглядеть лишь несколько. Сверху валялась «Доктор по вызову», рядом – «Водитель-инвалид», дальше – «Фортескыо. Департамент жилищного благоустройства». Был виден уголок еще одной – «Отряд по разминированию». На полу валялась карточка с надписью: «Вестминстерский городской совет; контроль над распространением чумы». А к переключателю скоростей прислонилась еще одна: «Международный совет по делам религий. Латвийская делегация».
И все они были знакомы до боли. А также вид эвакуатора, пробирающегося к «мерседесу» в потоке движения.
«Предприятие „Прикид“» развивалось с такой поразительной быстротой, что времени на остальную (а уж тем более двойную) жизнь почти не оставалось. Порой на пути к дому уже в сгустившихся сумерках я с изумлением вспоминала, что всего лишь год назад была верной и нищей женой и матерью, границы перемещения которой пролегали между дорогой в школу и прилавком магазина в Уайтроуз. Нет, матерью и женой я вроде бы еще оставалась, а что касается верности, то она улетучилась незаметно и тихо, как одна из паутинок мистера Горовица… Бедность все больше отступала на задний план по мере того, как усиливающийся спад деловой активности привлекал в нашу лавку дам, стремившихся сохранить пристойный внешний вид в нарядах, которые были им по карману.
Что же касается границ нравственности, то иногда мне представлялся отец, завсегдатай клуба «Ротари», протягивающий из могилы руку и стремящийся закрыть мне глаза, чтобы я не замечала обступивших со всех сторон искушений. То, что его дочь могла завести любовника… О, одна мысль об этом была бы ему невыносима! Я часто пыталась представить лицо отца. И при этом неизбежно закрадывалась мысль: поскольку всю свою недолгую жизнь он прожил в стремлении прибиться к среднему классу, измена дочери вряд ли произвела бы столь же удручающее впечатление, как тот факт, что она опустилась до торговли поношенными шмотками. Оставалось утешаться лишь тем, что я не опозорила его при жизни в Ипсуиче.
И в то же время мне страшно хотелось, чтобы он был жив. Он умер слишком рано, у меня не было времени понять, что это значит – иметь доброго, внимательного отца, слишком уж занят он был делами. А когда я расспрашивала о них, он отворачивался. А потом пьяный водитель грузовика на автомагистрали А-12 унес его из моей жизни раз и навсегда.
Я предпочитала не думать, что сказал бы отец о нашем предприятии. Да и, наверное, сама бы не смогла толком объяснить.
Главной движущей силой, иногда грубой, стал у нас Рик. Я предполагала, что пройдет не меньше недели, прежде чем мы получим заказанные в типографии рекламные открытки. Однако на следующее же утро, ровно в девять, он вошел в магазин с большой сумкой типа тех, что используют в главном почтовом управлении.
– Принимайте, дамочки! – объявил он, швыряя сумку на стол. – Ровно пятьсот штук. Как вы просили, с неровными краями. Правда, потом я подумал, что лучше не писать «По указу Ее Величества Королевы», но зато вам наверняка понравятся золотые буквы. Ну как, цыпочки мои?
На открытках на пасторально-зеленом фоне красовалась надпись из золотых букв «Новое счастье». Сочинение фразы, должной следовать за этим, доставило нам немало хлопот. Целыми часами, день за днем, сидя у Ренато за ленчем, мы ломали над этим головы – как в одном коротком предложении донести нашу мысль до женщин, у которых неверные или просто ни на что не годные мужья. И не показаться при этом занудно-нравоучительными (мягко говоря) или же просто шайкой старых дур – а вот это, пожалуй, слишком сильно сказано.
От Кэролайн не было никакого проку.
– Знаю! – как-то воскликнула она за ленчем, ковыряя вилкой ветчину. – Слушайте! Это пришло мне в голову вчера, во время игры в теннис в клубе «Харлинггон». Всего несколько слов. «Не пора ли сменить яйца?» Как вам?
Мы с Гейл переглянулись и хором воскликнули:
– Нет, Кэролайн, только не это!
– Что, слишком изысканно?
– Не совсем, Кэролайн.
Секунду она сидела с удрученным видом, затем, набив рот, вдруг улыбнулась.
– А как вам вот это? «Меняйся и разлучайся»? – пробормотала она.
– Ну, это уже ближе к истине, – заметила я. – Только немного коротковато.
– Прямо как у Патрика, – буркнула Кэролайн.
Очередное наше совещание выходило из-под контроля.
– Главное в рекламе, – с самым серьезным выражением заявила Гейл, – это помнить, что она должна быть нацелена на нужных вам людей, а не на кого попало.
– Что ж, продолжай! – устало сказала я. – Твой черед.
Гейл опустила бокал с вином и огляделась по сторонам.
– А как насчет «Свяжи его узами с другой»? – предложила она.
Кэролайн скривилась:
– О нет, только не это! Походит на долбаную клятву, которую дают при вступлении в брак. Кто ж захочет, чтоб ему напоминали об этом?
Зато ее слова напомнили мне нечто совсем иное. И тут пришло озарение.
– Может, Гейл и права, – сказала я. – Свадебная клятва… в этом что-то есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Да нет, Кэролайн! Вот здесь.
– Мужчина или женщина, это, что ли?
– Нет, ниже!
– «Вы одиноки (разведены /разошлись/ овдовели)»?
– Именно! Ну вот, добрались наконец! Заметь, в этой строчке нет вопроса «Вы замужем?». Соображаешь? На свете существуют сотни агентств, подыскивающих пару для людей, не состоящих в браке и мечтающих вступить в него. Мы же преследуем совершенно иные цели: хотим помочь женщинам, которые уже состоят в браке и желают изменить ситуацию! Которые мечтают найти подходящую замену, чтобы спихнуть своих ужасных мужей с рук.
Кэролайн вытаращила глаза.
– Дошло! – воскликнула она. – Ну конечно же! Прости, Анжела, голова у меня как сито, это еще мягко сказано.
Всю оставшуюся часть дня я с тревогой наблюдала за Кэролайн, опасаясь, что она будет подбегать к каждой заглянувшей в магазин даме и спрашивать, не желает ли та избавиться от своего опостылевшего мужа. Я видела, как вожделенно и оценивающе поглядывает она на них, но пока что ей хватало такта и ума воздерживаться от вопросов.
Вечером я ушла раньше ее. Вышла на Пимлико-сквер, и тут внимание мое привлекла следующая сцена. Темно-синий «мерседес» Кэролайн был запаркован аккурат между двумя туалетами, мужским и женским, блокируя вход и в тот, и в другой. Несколько полицейских, заинтересовавшись этим феноменом, стояли рядом, вглядывались в машину и делали какие-то записи. Я подошла, стараясь держаться как можно незаметнее. В нижней части лобового стекла скотчем была наклеена карточка: «Полиция уже уведомлена».
Но констеблей, похоже, интересовало то, что находилось внутри машины. И я, проходя мимо, тоже заглянула в салон. Бардачок был открыт, из него на переднее сиденье высыпалась целая куча других карточек – судя по состоянию, бывших в употреблении. Я успела разглядеть лишь несколько. Сверху валялась «Доктор по вызову», рядом – «Водитель-инвалид», дальше – «Фортескыо. Департамент жилищного благоустройства». Был виден уголок еще одной – «Отряд по разминированию». На полу валялась карточка с надписью: «Вестминстерский городской совет; контроль над распространением чумы». А к переключателю скоростей прислонилась еще одна: «Международный совет по делам религий. Латвийская делегация».
И все они были знакомы до боли. А также вид эвакуатора, пробирающегося к «мерседесу» в потоке движения.
«Предприятие „Прикид“» развивалось с такой поразительной быстротой, что времени на остальную (а уж тем более двойную) жизнь почти не оставалось. Порой на пути к дому уже в сгустившихся сумерках я с изумлением вспоминала, что всего лишь год назад была верной и нищей женой и матерью, границы перемещения которой пролегали между дорогой в школу и прилавком магазина в Уайтроуз. Нет, матерью и женой я вроде бы еще оставалась, а что касается верности, то она улетучилась незаметно и тихо, как одна из паутинок мистера Горовица… Бедность все больше отступала на задний план по мере того, как усиливающийся спад деловой активности привлекал в нашу лавку дам, стремившихся сохранить пристойный внешний вид в нарядах, которые были им по карману.
Что же касается границ нравственности, то иногда мне представлялся отец, завсегдатай клуба «Ротари», протягивающий из могилы руку и стремящийся закрыть мне глаза, чтобы я не замечала обступивших со всех сторон искушений. То, что его дочь могла завести любовника… О, одна мысль об этом была бы ему невыносима! Я часто пыталась представить лицо отца. И при этом неизбежно закрадывалась мысль: поскольку всю свою недолгую жизнь он прожил в стремлении прибиться к среднему классу, измена дочери вряд ли произвела бы столь же удручающее впечатление, как тот факт, что она опустилась до торговли поношенными шмотками. Оставалось утешаться лишь тем, что я не опозорила его при жизни в Ипсуиче.
И в то же время мне страшно хотелось, чтобы он был жив. Он умер слишком рано, у меня не было времени понять, что это значит – иметь доброго, внимательного отца, слишком уж занят он был делами. А когда я расспрашивала о них, он отворачивался. А потом пьяный водитель грузовика на автомагистрали А-12 унес его из моей жизни раз и навсегда.
Я предпочитала не думать, что сказал бы отец о нашем предприятии. Да и, наверное, сама бы не смогла толком объяснить.
Главной движущей силой, иногда грубой, стал у нас Рик. Я предполагала, что пройдет не меньше недели, прежде чем мы получим заказанные в типографии рекламные открытки. Однако на следующее же утро, ровно в девять, он вошел в магазин с большой сумкой типа тех, что используют в главном почтовом управлении.
– Принимайте, дамочки! – объявил он, швыряя сумку на стол. – Ровно пятьсот штук. Как вы просили, с неровными краями. Правда, потом я подумал, что лучше не писать «По указу Ее Величества Королевы», но зато вам наверняка понравятся золотые буквы. Ну как, цыпочки мои?
На открытках на пасторально-зеленом фоне красовалась надпись из золотых букв «Новое счастье». Сочинение фразы, должной следовать за этим, доставило нам немало хлопот. Целыми часами, день за днем, сидя у Ренато за ленчем, мы ломали над этим головы – как в одном коротком предложении донести нашу мысль до женщин, у которых неверные или просто ни на что не годные мужья. И не показаться при этом занудно-нравоучительными (мягко говоря) или же просто шайкой старых дур – а вот это, пожалуй, слишком сильно сказано.
От Кэролайн не было никакого проку.
– Знаю! – как-то воскликнула она за ленчем, ковыряя вилкой ветчину. – Слушайте! Это пришло мне в голову вчера, во время игры в теннис в клубе «Харлинггон». Всего несколько слов. «Не пора ли сменить яйца?» Как вам?
Мы с Гейл переглянулись и хором воскликнули:
– Нет, Кэролайн, только не это!
– Что, слишком изысканно?
– Не совсем, Кэролайн.
Секунду она сидела с удрученным видом, затем, набив рот, вдруг улыбнулась.
– А как вам вот это? «Меняйся и разлучайся»? – пробормотала она.
– Ну, это уже ближе к истине, – заметила я. – Только немного коротковато.
– Прямо как у Патрика, – буркнула Кэролайн.
Очередное наше совещание выходило из-под контроля.
– Главное в рекламе, – с самым серьезным выражением заявила Гейл, – это помнить, что она должна быть нацелена на нужных вам людей, а не на кого попало.
– Что ж, продолжай! – устало сказала я. – Твой черед.
Гейл опустила бокал с вином и огляделась по сторонам.
– А как насчет «Свяжи его узами с другой»? – предложила она.
Кэролайн скривилась:
– О нет, только не это! Походит на долбаную клятву, которую дают при вступлении в брак. Кто ж захочет, чтоб ему напоминали об этом?
Зато ее слова напомнили мне нечто совсем иное. И тут пришло озарение.
– Может, Гейл и права, – сказала я. – Свадебная клятва… в этом что-то есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107