— Куры не клюют, — заявила Моника. — Понятное дело — торговля. Милый папочка оставил им преизрядно. Вино, — пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Эдит. — Он занимался импортом хереса. Что смешно — старушенция его на дух не переносит. Предпочитает шампанское. А кто его не предпочитает?
Эдит вспомнила, по какому поводу пила шампанское в последний раз, и содрогнулась.
— Что с вами? — спросила Моника.
Я устала, подумала Эдит. Нужно поосторожнее. Не буду я открывать душу этой томной роскошной женщине, мои признания в любом случае нагнали бы на нее скуку. Легкая болтовня — вот что сейчас требуется.
— Ничего, все в порядке, — сказала она. — Но где Кики?
У Моники вытянулось лицо.
— Впал в немилость. Сидит запертый в ванне. Нельзя же требовать от такого маленького песика, чтобы тот вел себя послушно — как дома, где ему все знакомо. Швейцарцы вообще терпеть не могут собак, и это их вовсе не красит, если хотите знать мое мнение.
— Вы тут давно? — спросила Эдит.
— С незапамятных времен, — вздохнула Моника. — Поправляю здоровье.
— Как жаль. Вы болели?
— Нет, — ответила та. — А не выпить ли нам кофе? — И царственным жестом подозвала державшегося в тени официанта. — Как хорошо, что можно с кем-то поговорить.
К ней прямо на глазах возвращалась давно утраченная живость. Когда принесли кофе, она небрежно налила чашечки по самый край, но свою только пригубила, тут же щелкнула зажигалкой, испустившей фонтанчик пламени, и затянулась неимоверно длинной сигаретой. Все в ней казалось чрезмерным — рост, необычно удлиненные пальцы, тягучий голос, огромные водянистые глаза навыкате, сейчас слегка покрасневшие, что Эдит заметила, несмотря на темные очки. Расстройство нервов, решила она. Тяжелая утрата. Как бы не задеть ненароком.
Моника кивком указала на сигарету:
— Запрещено, разумеется. Строгие указания. К черту.
Она глубоко затянулась, словно перед долгим нырком, и через две-три секунды пустила по струйке дыма из точеных ноздрей. Возможно, операция на легком, поправила себя Эдит. Как же она красива. Раньше я этого не замечала.
Хруст гравия под колесами заставил их обернуться. Мадам де Боннёй тяжело поднялась с гримасой улыбки на бульдогоподобном лице. Хлопнула дверца автомобиля, в сад бодрой походкой вошел мужчина, за которым шла женщина в красном платье, увязая в газоне каблуками — «шпильками».
— Eh bien, maman! — воскликнул мужчина с напускной радостью. Последовали лобызания.
— Несчастная старуха, — сказала Моника, чуть понизив голос. — Живет ради сына. Все ему готова отдать. А он приезжает проведать ее раз в месяц. Покатает в машине, доставит назад и выбросит из головы.
— Почему она здесь очутилась? — спросила Эдит. Моника пожала плечами:
— Он так решил. Считает., что такой деревенщине, как она, не положено жить под одной крышей с его жуткой женушкой, а та, между прочим, была простой парикмахершей, когда окрутила своего первого мужа. Этот у нее второй. У мадам де Боннёй прекрасный дом, недалеко от французской границы. Она, кстати, из вполне родовитой семьи. Невестка, понятно, захотела наложить на дом лапу. Вот старухе и пришлось выехать. Она, конечно, жену терпеть не может. Презирает. И поделом. А здесь она живет, чтобы сынку было спокойней.
— Откуда вы все это знаете? — спросила донельзя пораженная Эдит.
— Она мне сама рассказала, — ответила Моника, затянувшись новой сигаретой.
— Я не слышала, чтоб она хоть слово вымолвила, — ошеломленно произнесла Эдит.
— Для нее это трудно, — заметила Моника и добавила в ответ на невысказанный вопрос: — Она глуха, как тетерев. Ну и жизнь.
У них на глазах муж с женой водворили мадам де Боннёй на заднее сиденье. Паскудная парочка, подумала Эдит. Мужчина был приземистый, смуглый, носил темные очки. Он смахивал на крупье, отдыхающего перед вечерней работой. Жена была много его моложе, черноволосая, пышная. Дорогая штучка. Она еще найдет себе нового мужа, подумала Эдит, когда машина отъехала. Тогда, быть может, мадам де Боннёй позволено будет вернуться в свой дом. А впрочем, вряд ли.
Моника, размышляла она некоторое время спустя, когда они медленно шли берегом озера, знает много больше, чем я; неудивительно, что в ней есть что-то от сфинкса. Утро в ее обществе прошло вполне мило. Но ее удивила настойчивость, с какой Моника звала в кафе выпить кофе с пирожными.
— Скоро ленч, — возразила она. Моника метнула в ее сторону косой взгляд.
— Да бросьте вы, — умоляюще сказала она. — Сегодня воскресенье. А их вечная рыба у меня уже в горле стоит.
Наблюдая за тем, как Моника решительно всаживает вилку в эклер, Эдит не без смирения думала, что из нее плохой судья человеческой природы. Она умела придумывать персонажей, но не умела проникать в характеры живых людей. Для постижения жизни ей был необходим толкователь. А женщина эта приятная, в самом деле приятная. Хотя и со склонностью, как она убедилась, вызывать трения. Мсье Юбер нахмурился, увидев, что она свернула по направлению к кафе, увлекая за собой Эдит.
— В ком я никак не могу разобраться, — пристыженно сказала Эдит, когда Моника, откинувшись на спинку стула, жадно затянулась очередной сигаретой, — так это в Дженнифер.
Из красивых продолговатых глаз Моники исчезло всякое выражение.
— Дженнифер, — протянула она. Помолчала. — Дженнифер, уверяю вас, особа совершенно прямолинейная.
Эдит посмотрела на часы, увидела, что времени почти час, и решительно заявила:
— Нужно идти.
Моника скривилась в привычной гримасе унылого упрямства. Только, ради бога, без сцен, подумала Эдит.
— Идемте. — Она протянула руку к Монике, которая застыла, ссутулившись. — Вы куда красивее, когда улыбаетесь. А день такой дивный. Не хотите же вы, чтобы я возвращалась одна?
С видимой неохотой Моника позволила довести себя до дверей; слабая улыбка так и завяла у нее на губах, не проклюнувшись. Тут какая-то тайна, подумала Эдит.
Вернувшись в отель «У озера», они застали на веранде миссис Пьюси и Дженнифер в обществе все того же мужчины. Теперь на нем была панама. На столике покоилась в ведерке со льдом бутылка шампанского.
— Вот и она! — мелодичным голосом воскликнула миссис Пьюси. — Присоединяйтесь к нам, дорогая моя. Мы вас обыскались.
Проигнорированная Моника поджала губы, нацепила очки и с презрительной миной рухнула в шезлонг.
Эдит замялась — из солидарности с новой знакомой, — но ее спасли появившиеся в дверях официанты с перекинутыми через руки салфетками. Увидев их, миссис Пьюси (она и в самом деле была в белом) все свое внимание сосредоточила на поэтапном восста-вании из кресла. Мужчина в панаме подставил ей руку, и они проследовали в столовую. Дженнифер несла материнский жакет.
— Идемте, Моника, — пригласила Дженнифер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43