ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Незамужняя, боюсь, скоро останетесь при собственном интересе.
Она грустно на него посмотрела.
— И что же я буду делать в вашем красивом особняке, когда вы в разъездах? — спросила она, а про себя добавила: и тогда, когда дома.
— То же самое, что всегда, только лучше. Сможете писать, если захотите. Больше того, вы, возможно, напишете книги гораздо лучше тех, какие когда-либо надеялись написать. Эдит Невилл — чем не имя для романистки? Вы нуждаетесь в общественном положении — у вас оно будет. Вы обретете уверенность в себе, умудренность. Вы будете достойной хозяйкой дома, и это принесет вам удовлетворение. Вы не из тех женщин, которых боятся мужчины, не из истеричек, что ведут себя так, словно все только о них и говорят или их домогаются. Эти любят расписывать свои победы и похождения и считают, будто могут позволить себе все, что угодно, поскольку принимают в доме знакомых и с грехом пополам ладят с мужьями.
— Женщины тоже боятся таких особ, — пробормотала Эдит.
— Нет, — возразил он. — Большинство женщин сами относятся к их числу.
Она подняла глаза:
— Но мне казалось, что мужчины предпочитают женщин такого типа. Мне казалось, что мужчины презирают блага супружеского согласия, которые вы мне прописываете.
— В известном смысле вы правы, — ответил он. — Мужчинам действительно нравятся подобные женщины. Они думают, что многое упускают, если их дамы сердца не отличаются должной ловкостью и экстравагантностью; их волнует опасность подобных связей. Им нравится ощущать себя победителями в схватке за женщину. К этому, в сущности, все и сводится. Обставить соперников. И лишь тогда, когда поверженные соперники встают на ноги и снова рвутся в бой, до победителей доходит, как хрупки, как утомительны именно эти связи. Все усилия — впустую.
— И опять вы мне чудовищно льстите, давая понять, что, кроме вас, никто никогда мною не заинтересуется.
— Я льщу вам, давая понять, что вы видите разницу между флиртом и верностью. Я вам льщу, давая понять, что вы никогда себе не позволите предаваться нескромным сплетням, которые позорят мужчину. Я вам льщу тем, что верю — вы меня не ославите, не поднимете на смех, не уязвите . Вы понимаете, как тяжело мужчине признаться в том, что его уязвили? Я просто-напросто не могу допустить, чтобы такое повторилось.
— Тем не менее совсем недавно вы проповедовали теорию себялюбия. Эгоцентризм — так вы это назвали. Как это увязать с браком?
— Куда проще, чем вы думаете. Я не прошу вас от всего отказаться ради любви. Я прошу вас осознать ваши собственные личные интересы. Я всего лишь говорю вам то, о чем вы и сами, возможно, стали догадываться: скромность и достоинство — битые карты. Я вам предлагаю союз самого просвещенного свойства. Если угодно, союз, основанный на уважении. Что, кстати, тоже не в моде. Если пожелаете завести любовника, это ваше дело, только все должно быть в рамках приличия.
— А если вы…
— Разумеется, то же самое. Для меня, впрочем, это вообще не вопрос. Вы об этом не будете знать, значит, не станете и переживать. Наш союз будет основан на общности интересов, на откровенном обмене мнениями. На сотрудничестве. Для меня это отнюдь не пустые слова. И для вас они тоже должны много значить. Подумайте, Эдит. Разве за всю вашу добропорядочную жизнь у вас ни разу не возникло желания посчитаться с миром? Вам не надоело отвечать вежливостью на грубость?
Эдит опустила голову.
— Вы сможете принимать у себя знакомых, это само собой. И увидите, что их отношение к вам решительно переменилось. Мы снова возвращаемся к тому, о чем я уже говорил. Вы увидите, что можете позволить себе все, что захочется. Все, что позволяют себе другие. Так уж устроен свет. И вас будут за это уважать. Людей наконец-то перестанет стеснять ваше общество. Вы одиноки, Эдит.
После долгого молчания она подняла голову и сказала:
— Становится холодно. Возвращаемся? Пароходик принял на борт группу школьников, совсем еще маленьких — некоторые едва достигали головой до перил. Дети вели себя тихо, а когда корабль отчалил, учительница позвала их в застекленный салон для туристов, видимо, на занятия. Дети послушно упорхнули, оставив Эдит и мистера Невилла одних на палубе.
Похолодало; день клонился к вечеру. Поднялся слабый ветер, предтеча холодных ветров, и принес с собой мысли о зиме. Эдит словно воочию увидела свой домик: запертые двери, холодный камин, слой пыли на мебели, в прихожей на коврике груда писем, грязные окна, спертый воздух, шторы пахнут застарелым кухонным чадом. И саму себя, заброшенную, у безмолвного телефона. Вычеркнутую из списков приглашаемых на издательские приемы деловитыми секретаршами, которым надоело напрасно посылать приглашения. Ее агент, добряк Гарольд, покачает головой и спишет ее со счета. А что слышно о Дэвиде? Если она вернется, хватит ли у нее смелости выяснять, каковы его чувства, рад ли он ее возвращению? А если его не будет на месте? Где ей его искать? За время ее отлучки с ним всякое могло случиться — уехал отдыхать, заболел, умер. А возможно, его вполне устраивает нынешнее положение вещей. Ветер вцепился ей в прическу, она раздраженно выдернула булавку, позволив волосам упасть на лицо. Это правда? — задалась она вопросом. Была ли я для него верной простушкой, не сумевшей его удержать? Или всего лишь необычной и скрытной женщиной, от связи с которой заведомо можно было не ждать неприятностей, отдохновением от ловкой, экстравагантной и непредсказуемой женушки? Была ли я в его жизни всего лишь трогательным эпизодом или же он посчитал меня куда более опытной, чем я есть? Не подумал ли он, что я занимаюсь тем же самым и с таким же эгоизмом, как и он?
— Эдит, — сказал мистер Невилл, — не плачьте, прошу вас. Не выношу женских слез — рука так и тянется закатить оплеуху. Ну, пожалуйста, Эдит. Возьмите-ка мой платок, Эдит. Дайте я вам вытру глаза. У вас глаза не просто серые, а серебристые. Вы не знали? Ну же, ну.
Она впервые прильнула к нему и выплакалась до изнеможения. Закрыла глаза, опустила голову ему на плечо, а он поддерживал ее за талию.
— Какая вы худенькая, — произнес он. — Я бы мог вас переломить как тростинку. Потом у нас еще будет время вами заняться.
Когда она выпрямилась и опустила руки на поручень, то увидела, что наступают сумерки, вернее, свет дня неуловимо сгущается в ночь. На близком берегу она различала огни, которые теперь показались ей чуть ли не желанными, — огни отеля «У озера».
Они молча стояли, опершись о поручень. Когда показалась пристань, мистер Невилл повернулся к Эдит, но она жестом призвала его к молчанию. Детишек — учительница вывела их строем на палубу — не должна коснуться отрава взрослых расчетов. Школьники ушли, топоча по доскам настила, а мистер Невилл и Эдит молча стояли у поручня лицом к берегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43