Поникнув несколько растрепанной головой, она горбилась за соседним столиком; за спиной у нее вытянулся невозмутимый слуга в белой куртке. Кики отирался рядом. Время от времени хозяйка брала его на руки и прижимала к лицу, на котором, отметила Эдит, едва заметно проступали признаки начинающегося распада. Теперь Кики сидел у нее на коленях, а женщина дрожащей вилкой больше ковырялась в тарелке, чем ела, делая при этом вид, что еды убывает, но Эдит-то видела, что еда обильно свисает с тарелки, грозя перевалиться на скатерть, однако ни разу не успевает упасть, потому что Кики подпрыгивает и перехватывает кусочки, будто дрессированный тюлень. У Эдит возникло впечатление, что Кики незаменим во многих отношениях. Присутствие невозмутимого слуги казалось совершенно бессмысленным, пока он, повинуясь кивку старшего официанта, не наклонился и не убрал со стола ополовиненную бутылку «Фраскати». Вино он решительно и неумолимо отнес в дальний угол столовой и через несколько секунд столь же решительно и неумолимо возвратился с большой вазочкой мороженого, которое поставил перед ней, сам же снова занял свой пост за стулом. Дама с собачкой покосилась на Эдит прекрасным жертвенным оком, скривила лицо в прихотливую утонченную гримасу и вновь обратилась к трапезе. Театральщина, подумала Эдит; одна из тех танцовщиц-великанш, что зашибают состояние по иноземным кабаре, а потом уходят со сцены. Но к чему это здесь?
Она отдавала себе отчет в том, что блюда прямо с плиты и великолепны на вкус, а она, к вящему своему удивлению, ест с удовольствием и оживает с каждым глотком. Немного взбодрившись, она обвела столовую взглядом, но не увидела ничего интересного. Мужчины в сером все так же деловито беседовали; две молодые пары из города, явно решившие провести вечер вне дома, были усажены у окон, выходящих в невидимый сад. Полный пожилой господин, являвшийся не кем иным, как мсье Юбером, решил поужинать, одновременно надзирая за порядком, и тем совместил два своих самых любимых занятия; хотя мсье Юбер нашел, что почти все отвечает его требованиям, он не преминул подозвать к своему столику чуть ли не каждого официанта, которого после многих подмигиваний и наставлений отправлял исполнять положенные обязанности. Начинается мертвый сезон, размышляла Эдит, и это заметно. Дама с собачкой встала, споткнулась, уронила салфетку на пол; затем, подхватив Кики на руки, наградила надменным взглядом слугу в белой куртке — он как раз шагнул к ней, — глубоко вздохнула и приготовилась удалиться со всевозможным достоинством. Мадам де Боннёй, положив руки на стол, громко рыгнула. Эдит с интересом заметила, что мсье Юбер на секунду закрыл глаза, но, когда их открыл, лицо его пошло складками, долженствующими выразить неземное блаженство. Проследив его взгляд, она обнаружила причину. В противоположных дверях нерешительно застыла та самая пленительная дама, которая требовала чая для дочери; на ней были кружева цвета полуночи, в ушах переливались крохотные бриллианты. Убедившись, что ее появление замечено и принято с восторгом, она грациозно проследовала к своему столику. Дочь в черном открытом платье шла следом, улыбаясь направо и налево, словно принимая букеты.
Это я должна видеть, подумала Эдит и налила себе еще один стакан воды. Она уже разобралась в природе властного и трудноопределимого чувства, которое вызывала у нее эта пара: любопытство, зависть, восхищение, притяжение и страх, страх она всегда ощущала в присутствии сильных натур. А они, несомненно, относились к сильным натурам, тут не о чем было спорить; вот только их присутствие в этом отеле вызывало недоумение. Судьба, бесспорно, предназначила им блистать в более роскошном окружении. Это явствовало и из той поспешности, с какой со всех сторон набежали официанты и принялись их усаживать. Замелькали карты меню, посыпались оживленные замечания. Дама с собачкой, о которой в этом мельтешении совсем забыли, оглянулась через плечо, состроив еще одну прихотливую гримасу; Эдит отметила, что, хотя на выходе она и встретилась с этой парой, они ее полностью игнорировали. И вновь она ощутила тайный шепоток упоительного страха. Но на них стоило поглядеть — они являли собой истинное средоточие силы, а также очарования. И не только очаровательной внешностью обладали они, но и соответствующим ей восхитительным аппетитом. Оживленно болтая, они браво разделались со всеми четырьмя блюдами, так что только ножи и вилки мелькали в воздухе; одновременно они обсуждали планы на следующий день. «На какое время ты заказала машину?» — донеслось до Эдит, и еще: «Напомни, мамочка, чтобы я не забыла вернуть туфли». Потом, как свойственно многим прожорливым женщинам, они откинулись на стульях с привередливым выражением, словно не изволили обратить на еду особенного внимания. В тихом омуте, подумала Эдит.
Ей, однако, пришлось выйти следом за ними — смиренной и норовящей уклониться от курса лодочке в их радужном и благоуханном кильватере (теперь она сообразила, откуда взялся тот аромат в коридоре). Когда они расположились в гостиной, она села неподалеку, будто хотела позаимствовать немного смелости и веры от их безмерно самоуверенного соседства. В ожидании кофе они придирчиво изучали свои лица в зеркальцах пудрениц; кое-что было подправлено, губы вновь заблестели, и дама с пепельными волосами подняла голову, чтобы улыбнуться пожилому пианисту, который вернулся с подборкой новых мелодий из неопределенных источников.
— Ах, Ноэль! — снисходительно воскликнула она при первых звуках тихой, добросовестно исполняемой музыки. — Какой гений пропал в этом мальчике!
В этом мальчике ? Эдит поняла, что их возраст следует прикинуть заново, но не успела к этому приступить, как увидела, что дочь встала, огладила черное платье на изобильных бедрах и направилась в ее сторону. Довольно крупное румяное лицо в обрамлении светлых волос вопрошающе склонилось к Эдит, и девушка сказала:
— Мамочка хочет знать, не желаете ли вы выпить с нами кофе?
Конечно же это было избавление, избавление от вечерних часов, которые ее ожидали, и Эдит радостно поднялась, последовала за дочерью, отвесила матери легкий поклон и сказала:
— С вашей стороны это очень любезно. Меня зовут Эдит Хоуп, я только сегодня приехала и…
— Я миссис Пьюси, — оборвала дама. — Айрис Пьюси.
— Очень приятно. Вы здесь…
— А это моя дочь Дженнифер.
Они сели, выжидательно улыбаясь друг другу. Принесли кофе. Миссис Пьюси наклонилась и взяла чашечку.
— Я сказала Дженнифер: пойди пригласи эту даму, пусть составит нам компанию. Не люблю, когда сидят в одиночестве. Особенно вечером.
Она откинулась на спинку кресла. Эдит опять улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Она отдавала себе отчет в том, что блюда прямо с плиты и великолепны на вкус, а она, к вящему своему удивлению, ест с удовольствием и оживает с каждым глотком. Немного взбодрившись, она обвела столовую взглядом, но не увидела ничего интересного. Мужчины в сером все так же деловито беседовали; две молодые пары из города, явно решившие провести вечер вне дома, были усажены у окон, выходящих в невидимый сад. Полный пожилой господин, являвшийся не кем иным, как мсье Юбером, решил поужинать, одновременно надзирая за порядком, и тем совместил два своих самых любимых занятия; хотя мсье Юбер нашел, что почти все отвечает его требованиям, он не преминул подозвать к своему столику чуть ли не каждого официанта, которого после многих подмигиваний и наставлений отправлял исполнять положенные обязанности. Начинается мертвый сезон, размышляла Эдит, и это заметно. Дама с собачкой встала, споткнулась, уронила салфетку на пол; затем, подхватив Кики на руки, наградила надменным взглядом слугу в белой куртке — он как раз шагнул к ней, — глубоко вздохнула и приготовилась удалиться со всевозможным достоинством. Мадам де Боннёй, положив руки на стол, громко рыгнула. Эдит с интересом заметила, что мсье Юбер на секунду закрыл глаза, но, когда их открыл, лицо его пошло складками, долженствующими выразить неземное блаженство. Проследив его взгляд, она обнаружила причину. В противоположных дверях нерешительно застыла та самая пленительная дама, которая требовала чая для дочери; на ней были кружева цвета полуночи, в ушах переливались крохотные бриллианты. Убедившись, что ее появление замечено и принято с восторгом, она грациозно проследовала к своему столику. Дочь в черном открытом платье шла следом, улыбаясь направо и налево, словно принимая букеты.
Это я должна видеть, подумала Эдит и налила себе еще один стакан воды. Она уже разобралась в природе властного и трудноопределимого чувства, которое вызывала у нее эта пара: любопытство, зависть, восхищение, притяжение и страх, страх она всегда ощущала в присутствии сильных натур. А они, несомненно, относились к сильным натурам, тут не о чем было спорить; вот только их присутствие в этом отеле вызывало недоумение. Судьба, бесспорно, предназначила им блистать в более роскошном окружении. Это явствовало и из той поспешности, с какой со всех сторон набежали официанты и принялись их усаживать. Замелькали карты меню, посыпались оживленные замечания. Дама с собачкой, о которой в этом мельтешении совсем забыли, оглянулась через плечо, состроив еще одну прихотливую гримасу; Эдит отметила, что, хотя на выходе она и встретилась с этой парой, они ее полностью игнорировали. И вновь она ощутила тайный шепоток упоительного страха. Но на них стоило поглядеть — они являли собой истинное средоточие силы, а также очарования. И не только очаровательной внешностью обладали они, но и соответствующим ей восхитительным аппетитом. Оживленно болтая, они браво разделались со всеми четырьмя блюдами, так что только ножи и вилки мелькали в воздухе; одновременно они обсуждали планы на следующий день. «На какое время ты заказала машину?» — донеслось до Эдит, и еще: «Напомни, мамочка, чтобы я не забыла вернуть туфли». Потом, как свойственно многим прожорливым женщинам, они откинулись на стульях с привередливым выражением, словно не изволили обратить на еду особенного внимания. В тихом омуте, подумала Эдит.
Ей, однако, пришлось выйти следом за ними — смиренной и норовящей уклониться от курса лодочке в их радужном и благоуханном кильватере (теперь она сообразила, откуда взялся тот аромат в коридоре). Когда они расположились в гостиной, она села неподалеку, будто хотела позаимствовать немного смелости и веры от их безмерно самоуверенного соседства. В ожидании кофе они придирчиво изучали свои лица в зеркальцах пудрениц; кое-что было подправлено, губы вновь заблестели, и дама с пепельными волосами подняла голову, чтобы улыбнуться пожилому пианисту, который вернулся с подборкой новых мелодий из неопределенных источников.
— Ах, Ноэль! — снисходительно воскликнула она при первых звуках тихой, добросовестно исполняемой музыки. — Какой гений пропал в этом мальчике!
В этом мальчике ? Эдит поняла, что их возраст следует прикинуть заново, но не успела к этому приступить, как увидела, что дочь встала, огладила черное платье на изобильных бедрах и направилась в ее сторону. Довольно крупное румяное лицо в обрамлении светлых волос вопрошающе склонилось к Эдит, и девушка сказала:
— Мамочка хочет знать, не желаете ли вы выпить с нами кофе?
Конечно же это было избавление, избавление от вечерних часов, которые ее ожидали, и Эдит радостно поднялась, последовала за дочерью, отвесила матери легкий поклон и сказала:
— С вашей стороны это очень любезно. Меня зовут Эдит Хоуп, я только сегодня приехала и…
— Я миссис Пьюси, — оборвала дама. — Айрис Пьюси.
— Очень приятно. Вы здесь…
— А это моя дочь Дженнифер.
Они сели, выжидательно улыбаясь друг другу. Принесли кофе. Миссис Пьюси наклонилась и взяла чашечку.
— Я сказала Дженнифер: пойди пригласи эту даму, пусть составит нам компанию. Не люблю, когда сидят в одиночестве. Особенно вечером.
Она откинулась на спинку кресла. Эдит опять улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43