К осуществлению своего плана Алан приступил в небольшом полуподвальном баре. Однако оглушить себя сразу ему не удалось. Шло время, Алан чувствовал, что его ноги становятся все более и более ватными, координация движений явно нарушилась, но голова оставалась совершенно ясной, а мысли хоть и черными, но стройными. Опьянел он неожиданно резко: вдруг все вокруг начало покачиваться и вращаться, сначала медленно, затем быстрее и быстрее; голоса слились в мерный гул, то угрожающе накатывающийся, то отступающий, подобно схлынувшим морских волнам. Алан еще успел подумать, что пора бы остановиться и отправиться восвояси, но намерением все и ограничилось. В его сознании стало происходить что-то странное: он не мог ухватить и удержать ни одной мысли — они разбегались, как стайки рыбок, ускользающие в воде между пальцев. Последнее, что он помнил, был звук разбитого стакана, который он не сумел удержать на весу. Потом навалилась тяжелая тьма.
Пробуждение трудно было назвать приятным. Некоторое время Алан пытался понять, когда его мутит меньше: с открытыми или закрытыми глазами. Эксперименты с их попеременным открыванием и закрыванием не привели ни к какому положительному результату, и Алан отказался от решения этой проблемы, тем более что сразу же появились другие. При очередном поднятии век он вдруг с ужасом обнаружил, что не понимает, где находится. Это была не его квартира и не дом Дорис — он обретался в какой-то смутно знакомой комнате с полосатыми обоями. В той части комнаты, которую он был в состоянии осмотреть не поворачивая головы, находились старинное пианино и пузатое кресло с полосатой обивкой в тон обоям. Понемногу начиная паниковать, Алан постарался определить, одет ли он. Поверхностный осмотр показал, что с него снята только часть вещей. Накрытый цыплячье-желтым пушистым пледом, он лежал на коротком и неудобном диване («Тоже, наверное, полосатом», — тоскливо подумал Алан, хотя это было и несущественно).
Объяснение с Дорис Алан приказал себе хотя бы временно не припоминать — раскалывающаяся на части голова не выдержала бы еще и этой муки. А вот попытки вспомнить хоть что-то из последних вчерашних событий — в том, что они были вчера, он не сомневался: сквозь шторы в комнату проникал хилый утренний свет — ни к чему не привели. Алан попробовал вычислить, кто мог привести его к себе и заботливо уложить на диван, но всевозможные догадки привели лишь к тому, что он запаниковал еще больше. Будь он героем одного из многочисленных фильмов, просмотренных вместе с Дорис, можно было бы предположить, что его «сняла» в баре какая-нибудь ночная бабочка (крашеная блондинка в черной шляпке с длинной тонкой сигаретой) и привела к себе. Но в Эшфорде такие дамы не водились. К тому же вчера им вряд ли бы прельстилась даже тоскующая кассирша провинциального кинотеатра, в одиночку растящая троих детей. Алан попытался подняться, но изменение положения тела привело лишь к тому, что к горлу вновь подкатила сильная тошнота, и Алан со стоном опустился обратно на подушку.
В коридоре послышались мелкие женские шажки. Дверь открылась, и в комнату со всей грациозностью, возможной в ее возрасте, впорхнула Марджори Кидд. В руках она держала стакан, наполненный какой-то мутной жидкостью. Увидев ее, Алан внезапно понял, почему комната показалась ему знакомой. Он же был здесь несколько лет назад, еще при жизни мистера Кидда. Но как он здесь сейчас оказался?
— А-а-а! Проснулись, голубчик? Ну и вид у вас, мой дорогой, вы сейчас на вампира похожи: у них вокруг глаз такие же жуткие черные круги, если верить кинематографу. Живьем я их, к счастью, не видела…
Громкое жизнерадостное щебетание миссис Кидд так ударило по барабанным перепонкам, что Алан невольно поморщился и закрыл лицо рукой.
— Плохо вам, плохо, я вижу. Ничего, сейчас станет легче. У вас нет аллергии на салицилаты? А кортикоиды и антикоагулянты вы не принимаете? Вот и замечательно, тогда я могу вами заняться. Давайте-ка постарайтесь присесть… Ну хорошо, хоть голову приподнимите… я вам помогу… и выпейте вот это… Ну же, давайте, это не цианид, надо все выпить, до дна… что вы как ребенок… Осторожно, проливаете… Я специально сегодня утром сбегала в аптеку, это просто чудодейственные таблеточки — покойному Джеку они всегда помогали. Вот и молодец, Алан, хороший мальчик, теперь голова перестанет болеть и тошнить не будет… Да вы все-таки сядьте, не надо все время лежать. Немножко посидите, а потом и встанете — я вам помогу дойти до ванной… Ну, говорить уже можете?
— Как я сюда попал? — прохрипел Алан, пытаясь подпереть себя диванной подушкой.
— Это длинная история. Не уверена, что вам стоит ее выслушивать в вашем теперешнем состоянии. Подождите, пока придете в себя. А почему вы все время в потолок смотрите, что там интересного?
— Я… не могу смотреть вниз, — отозвался Алан, — так легче… Ради бога, как я к вам попал?
— Ну хорошо. Скажем так: я вас искала. И нашла.
— И-искали? Почему?
— Потому что мне позвонила Дорис Мэллоу в очень плохом состоянии. Вы уж меня простите, Алан, но я в курсе ваших отношений…
— Все в курсе…
Нет, я знала с самого начала. Я ведь ближайшая подружка и наперсница Дорис, хоть и гожусь ей в бабушки. А может, именно поэтому. Когда она пришла к нам, мне уже было известно о недавно пережитой ею личной драме. Подробности не для ваших ушей, Алан. Ну как было не подружиться с такой милой девочкой, не утешить, не взять под свое крыло? И знаете, что она мне вскоре рассказала? Оказывается, она была влюблена в вас, еще будучи студенткой. А вы на нее даже внимания не обращали. Она старалась, бедняжка: постоянно крутилась перед вашим длинным носом, ходила на все ваши лекции, выучивала их чуть не наизусть, чтобы блеснуть на экзамене, — ничего не помогало. Потом, разумеется, появились другие интересы, но, когда она вас снова увидела в нашем корпусе — помните? мы еще были с вами вместе, — словно новая волна накатила. И теперь все уже пошло по-другому: слава богу, вы не прошли второй раз мимо крошки Дорис…
— Я ничего этого не знал, — пробормотал Алан, прижимая пальцами болезненно пульсирующий висок. — Даже не подозревал…
— Конечно, студенты для вас — безликая масса. Я помню этот замечательный тезис. Так вот, нравится вам это или нет, но она информировала меня о развитии ваших отношений, и, честно говоря, я искренне радовалась за вас обоих. Кольцо вы ей подарили просто изумительное, Алан. Согласитесь, такой подарок для женщины — своего рода аванс на то, что отношения с дарителем окажутся прочными. А вчера вечером Дорис звонит мне, рыдает в трубку и заявляет, что вы ее бросили, потому что приревновали к… скажем так: к эпизоду, навсегда оставшемуся в прошлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72