Но уже бежала из кухни Любавина — конечно, она все слышала, ведь Наташа не понижала голос, выступая в роли обличителя. Мол, какая она смелая, не боится признавать свою вину. И это все? А разве прошла она через ад, через муки, которые испытывает преданный человек?
— Валентин, опомнись! — закричала Людмила, закрывая Наташу собой. Она подумала, что Валентин и в самом деле может поднять руку на женщину, которую любил? — Возьми себя в руки, ведь Наташа ждет ребенка.
— Вот как? — громко удивился он. — И она приехала сюда рожать?
— Твоего ребенка, Валя, слышишь, твоего! — тихо сказала Любавина.
Лоб Валентина пересекли поперечные морщины, как если бы он предпринимал отчаянные попытки осмыслить услышанное, но тщетно. Какая-то мысль пыталась пробиться наружу, но он встряхивал головой, загоняя ее обратно.
Потому неуверенно кивнул себе, будто в момент, в присутствии двух женщин, оставшись наедине с самим собой, а потом открыл дверь и вышел, бесшумно прикрыв ее.
— Я вроде мужской голос слышала, — весело проговорила вышедшая из ванной с полотенцем на голове Стася. — Прибыл хозяин дома?
— Убыл некий визитер, — вздохнула Любавина.
Наташа ничего не говорила, будто в шоке.
— Вы хотите сказать, что приходил Валентин? — сразу поняла Стася, едва взглянув на подругу. Поняла, что та сейчас вся в думах, тронула ее за руку. — Пойди прими душ, а я Люде помогу…
Любавина вложила ей в руку полотенце. И даже слегка подтолкнула, потому что Наташа напоминала собой сомнамбулу, которую вроде и будить опасно, потому что в своем лунатическом сне она идет по самому краю крыши.
«Напрасно я не воспользовалась предложением Сан Саныча, — с неизвестно откуда взявшейся озлобленностью подумала Наташа. — Надо было привезти его в милицейской машине. Или в арестантском вагоне. В чем там еще возят заключенных. Да чтоб он еще и несколько суток просидел в камере с бомжами и уголовниками!»
Но потом сама же и решила, что вряд ли бы его это испугало, если он добровольно упал в зловонную яму, где сидят такие же утратившие человеческий вид индивидуумы.
А она еще до приезда сюда думала, что Валентин ребенку обрадуется… Нет, не думала, чего врать-то? Поехала на авось, а вдруг получится вытащить Валентина из этого спонтанного пьянства? Думала, что ее любовь… Теперь она уже говорит о любви как о само собой разумеющемся, а совсем недавно громогласно сомневалась… Говорят, у русских женщин жалость — синоним любви, но Наташа ведь с этим не согласна?
Хотела отбить у судьбы родного отца для своего будущего ребенка, а была бы с ним, с Валентином, счастлива? Даже не так: на неродившегося человечка уже груз взвалила: «Давай, сынок, оправдывайся перед отцом за свою неразумную мать!»
В ванной она медленно разделась, взглянула на себя в зеркало. Такой живот уже не спрячешь. Что же, Валентин в запале этого не заметил?
Однако как плохо он выглядит… Подумать только, если бы Наташа не уехала, они бы уже поженились и жили себе спокойно… То есть вряд ли спокойно, но вместе…
Так от чего же Наташа бежала? Или от кого? Она совсем запуталась. Как в кино все просто: взглянули друг на друга, и уже — я тебя люблю! Почему у Наташи так не получается? Почему она сомневается в себе: потому, что и в самом деле не уверена в любви к Валентину или не хочет любить ТАКОГО?
Странно, даже струйки горячей воды не привели ее в себя. Может, попробовать холодный душ?
— Наташа, с тобой все в порядке? — стукнула ей в дверь Стася.
— Нормально, я уже выхожу, — отозвалась она и поспешно закрутила кран.
Мудрецы уверяют, что человек в жизненно важных событиях всегда одинок. Но вот такое событие наступило в жизни Наташи, а сколько человек за собой она поневоле тянет! Последнее слово, конечно, останется за ней, но стоит только бросить клич: «Помогите!», как уйма людей тут же бросятся на помощь. Да и высказывание: «Я не знаю, что делать!» — тут же вызовет массу желающих дать совет.
Она встретила сострадательные взгляды обеих женщин, но Любавина постаралась его отвести, а Стася и не подумала.
— Если так и дальше пойдет, малыша ты не доносишь. Мы с Людой поговорили и решили, что тебе лучше вернуться домой, пока ничего плохого не случилось. Это ненормально, чтобы женщина в положении, за которой и самой нужен уход, пыталась вытащить из болота здорового, сильного мужчину.
— Наверное, он все же не очень здоров, — пробормотала Наташа.
— Это его проблемы!
— Девчонки, давайте садиться за стол. Неприятные разговоры мешают пищеварению. Наташе мы нальем гранатовый сок, а сами… Вино, водка?
— Лучше водку, — отозвалась Стася. — И все же… Извини, Люда, но эта мысль не дает мне покоя. Почему я не отговорила Рудину сюда ехать?
— Значит, так надо было, — решительно сказала Наташа, — и если у меня ничего не получится — вполне может так и случиться, — я не буду в своей будущей жизни мучиться сомнениями насчет того, почему я не поехала и ничего не сделала.
Людмила, раскладывая по тарелкам салат, предложила:
— Пробуйте. У нас теперь при фабрике теплица появилась. Между прочим, ее построил новый главный механик. Зелень круглый год. Правда, на всех горожан пока не хватает, но своя рука — владыка, и я пользуюсь правом первой леди. Как жена директора.
Она первая и рассмеялась. Любавина вообще охотно смеялась, глаза ее были чистые, с каким-то внутренним светом, как и полагается счастливой женщине.
— Взглянула я на Валентина и подумала, что когда-то и сама была такая. Мутная, как вода в Неве. Уезжала сюда, меня все отговаривали: из столичного города — в такую дыру! А я отвечала, что с милым рай и в шалаше. Между прочим, теперь эту поговорку женщины не признают. Смеются, мол, до первого дождя, но я убедилась, что доля истины в том есть…
— Ну, я бы не сказала, что у вас такой уж шалаш, — заметила Стася.
— Квартира хорошая, — согласилась Людмила, — но начинали мы, как и многие, с малосемейного общежития.
— Вы жили в малосемейке? — изумилась Наташа.
— Ну, во-первых, Толя не всегда был директором, а во-вторых, чем мы лучше тех, кто приезжает сюда? Можно было бы купить квартиру, но у нас тогда и денег не было. А потом мы сюда детей привезли — каждый своего. Точнее, свою… — Она засмеялась. — Да-да, об этом мало кто знает, но у нас с Любавиным сводные дети. Моя дочь до приезда сюда год с бабушкой жила, а его — с мамашей. Боялась я страшно: вдруг, думаю, с падчерицей общего языка не найду, а оказалось, она такая милая, ласковая девушка.
Она улыбнулась, вспоминая. Но, услышав, как в замке завозился ключ, вскочила.
— А вот и Анатолий. Легок на помине!
— Гости у нас, говоришь? — услышали Наташа со Стасей веселый голос. — Весь город уже знает.
— Не сомневаюсь, — откликнулась Людмила. — У нас как в хорошей деревне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63