– Анна, мои ординаторы безумно перегружены, и я не могу просить их взять на себя еще больше работы. И вообще-то я просил, только никто не согласился. Если ты не подберешь мне другого студента, я просто скажу своим пациентам, что субботние встречи отменяются, пока я не найду им руководителя. Им нужно будет приспособиться. Извини, что впутал тебя во все это.
– Хорошо, – ответила Анна. – Удачи тебе с заменой. Между прочим, почему в первую очередь ты пришел именно ко мне?
Ник пожал плечами:
– Хью всегда говорил, что ты замечательный человек, безумно любишь медицину и разбираешься в людях.
У Анны внезапно перехватило дыхание.
– Ты знал моего мужа?
– Мы часто дежурили вместе, когда были ординаторами. Он все время говорил о тебе, а мы завидовали. Завидовали, как ему повезло, что у него такая жена, которая понимает все сложности нашей работы.
Она прислонилась к двери кладовой. Изнутри сильно пахло ксиленом – химикатом, который используют для мытья микроскопов и слайдов. Хью обычно дразнил ее из-за того, что ей нравился этот запах.
– Позволь мне все обдумать. Хотя я ничего не обещаю. Но знай, если я дам тебе другого студента, это будет лев, а не ягненок.
Ник посмотрел на нее поверх очков:
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что тебе не нужен человек с избытком сострадания, тебе нужен человек острый на язык, способный парировать нападки. Сильный характер, точно. Я и сама никогда не была склонна к обидчивости и слезам.
– Может быть, ты и права. – Ник замялся. – Кстати, а в том, что Эми ушла, виноват кто-то конкретно?
– Можно и так сказать. Двое. Они поссорились из-за голубых носков.
– Алан и Майкл, я так и думал. Придется поговорить с обоими, они почти всегда очень взвинчены.
– Хорошо. Потому что, если я кого-то подыщу, тебе придется вышвырнуть эту парочку сразу же, как только они опять начнут бурно выяснять отношения.
– Заметано, – сказал Ник.
Эти двое пациентов доминировали над остальными первые пятнадцать минут собрания. Один партнер обвинил другого в том, что тот умышленно потерял его любимую пару носков. Результатом стали три бессонные ночи, до тех пор, пока носки не были найдены. Он заявил, что бессонница ослабила его иммунную систему. У Анны начала кружиться голова, когда она попыталась понять логику его рассуждений.
– В первую очередь я заболел из-за твоей безответственности! – вопил мужчина. – Из-за твоего безрассудства! Ты либо следишь за тем, что для тебя важно, либо нет. Ты не следил, поэтому мы здесь.
Как раз в этот момент Эми вмешалась:
– Давайте будем говорить все по очереди.
– Мы как раз так и говорим, сестренка. Все идет как положено. Это то, что тебе нужно понять, но ты этого никогда не поймешь. – Эми залилась слезами и встала, чтобы уйти. – Правильно, уходи, возвращайся в скаутский лагерь и жарь травяные котлетки со своими маленькими подружками. Ты даже можешь рассказать им, как сегодня большой серый волк дунул и снес твой домик.
– Достаточно! – сказала Анна. – Немедленно прекратите!
Мужчина замолчал. Воздух, казалось, вибрировал от его ярости. Анна понимала, что этот пациент в чем-то был прав. Как могла она, или Эми, или – если уж на то пошло – любой обычный человек понять, каково это – болеть СПИДом? Конечно, он был груб, но Анне казалось, что за его словами скрывалось что-то еще. Может, это была раздражительность, которая приходит с осознанием того, что все действительно кончено, что дорог каждый миг. Социальные условности становятся бессмысленными, когда уходит твоя драгоценная жизнь. Жаль тратить даже несколько секунд на то, чтобы-представиться новым знакомым.
Анна повернулась к Нику:
– Мне пора. Поговорим на следующей неделе.
– Хорошо, – сказал он, – спасибо.
Анна уже почти дошла до дверей, когда Ник окликнул ее: «Вот, ты уронила», – он протянул ей ключи от машины. Нужно было как можно скорее зашить карман пальто.
До встречи с Гретой еще оставалось время, и Анна направилась в свой кабинет. Она любила работать по выходным. Отсутствие других преподавателей, почти абсолютная тишина и одиночество вызывали в памяти Анны библейские истории, которые ей когда-то давно рассказывала бабушка. В них праведники всегда попадали в рай, а грешники оставались на опустевшей земле. Вера бабушки была немного наивной, но для Анны она была тесно связана с ощущением тепла и надежности, которые царили в бабушкином доме в Ланкастере. Анна часами могла гулять по полям, наслаждаясь видом окрестностей.
Родители Анны всегда отличались эклектичностью взглядов. Ее отец, еврей, обратившийся в буддизм, преподавал историю культуры в Нью-Йоркском университете. Мама преклонялась только перед своей карьерой физика. Однажды отец взял ее на Седер к своим родителям, жившим в Манхэттене. Ей запомнилось огромное количество женщин, хотя, конечно, там были и мужчины. Анне было лет десять или одиннадцать, и она была просто очарована женщинами в черных платьях и кружевных мантильях, которые подавали на стол яйца, сваренные вкрутую, и соленую воду. Отец относился ко всему с ироничной насмешкой – надев ермолку, он скосил глаза и показал дочери язык. Они ушли оттуда пораньше, чтобы успеть на бруклинский поезд, и по дороге он выбросил ермолку в мусорный бачок.
– Прости, милая. Я становлюсь старым и сентиментальным. – Отец пожал плечами и улыбнулся. – Думаю, мне просто захотелось вернуться в детство.
Они с Анной рассмеялись. Анна так и не призналась ему, что была восхищена – Седер показался ей прекрасным, и какая-то ее частичка никогда не оправится от разочарования в отце за то, что тот скрывал от нее этот благоговейный праздник, часть наследия ее семьи.
Она позвонила домой, чтобы проверить сообщения на автоответчике. Одно было от Греты – подруга сообщала, что уже дома и Анне не нужно ее забирать. Еще два сообщения были от дочери. Анна подумала, что надо бы перезвонить Поппи сегодня вечером, раз уж та, несмотря на заявление, что молчание будет расценено как «нет», звонила после этого уже три раза.
Должно быть, Поппи думала, что Анна все еще пытается принять решение, хотя для Анны все давным-давно было ясно. Она больше никогда не хотела встречаться с дочерью. Такие вещи не прощают.
Анна включила микроскоп, положила один из студенческих слайдов на предметное стекло. Стекло было покрыто жирными пятнами и совершенно непрозрачно. Как и остальные пять. Ничего не рассмотреть. Надо будет повторить эту тему в понедельник. Анна вытащила из коробки с образцами слайд СПИДа, настроила резкость. Она подумала о том, что сказал сегодня Ник насчет усугубления отрицательных черт в характере больных. В глубине души Анне хотелось отбросить психологию, этику, вообще все то, что родилось в человеческих душах, пораженных страхом вируса, и разобраться с проблемой вот так – на клеточном уровне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Хорошо, – ответила Анна. – Удачи тебе с заменой. Между прочим, почему в первую очередь ты пришел именно ко мне?
Ник пожал плечами:
– Хью всегда говорил, что ты замечательный человек, безумно любишь медицину и разбираешься в людях.
У Анны внезапно перехватило дыхание.
– Ты знал моего мужа?
– Мы часто дежурили вместе, когда были ординаторами. Он все время говорил о тебе, а мы завидовали. Завидовали, как ему повезло, что у него такая жена, которая понимает все сложности нашей работы.
Она прислонилась к двери кладовой. Изнутри сильно пахло ксиленом – химикатом, который используют для мытья микроскопов и слайдов. Хью обычно дразнил ее из-за того, что ей нравился этот запах.
– Позволь мне все обдумать. Хотя я ничего не обещаю. Но знай, если я дам тебе другого студента, это будет лев, а не ягненок.
Ник посмотрел на нее поверх очков:
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что тебе не нужен человек с избытком сострадания, тебе нужен человек острый на язык, способный парировать нападки. Сильный характер, точно. Я и сама никогда не была склонна к обидчивости и слезам.
– Может быть, ты и права. – Ник замялся. – Кстати, а в том, что Эми ушла, виноват кто-то конкретно?
– Можно и так сказать. Двое. Они поссорились из-за голубых носков.
– Алан и Майкл, я так и думал. Придется поговорить с обоими, они почти всегда очень взвинчены.
– Хорошо. Потому что, если я кого-то подыщу, тебе придется вышвырнуть эту парочку сразу же, как только они опять начнут бурно выяснять отношения.
– Заметано, – сказал Ник.
Эти двое пациентов доминировали над остальными первые пятнадцать минут собрания. Один партнер обвинил другого в том, что тот умышленно потерял его любимую пару носков. Результатом стали три бессонные ночи, до тех пор, пока носки не были найдены. Он заявил, что бессонница ослабила его иммунную систему. У Анны начала кружиться голова, когда она попыталась понять логику его рассуждений.
– В первую очередь я заболел из-за твоей безответственности! – вопил мужчина. – Из-за твоего безрассудства! Ты либо следишь за тем, что для тебя важно, либо нет. Ты не следил, поэтому мы здесь.
Как раз в этот момент Эми вмешалась:
– Давайте будем говорить все по очереди.
– Мы как раз так и говорим, сестренка. Все идет как положено. Это то, что тебе нужно понять, но ты этого никогда не поймешь. – Эми залилась слезами и встала, чтобы уйти. – Правильно, уходи, возвращайся в скаутский лагерь и жарь травяные котлетки со своими маленькими подружками. Ты даже можешь рассказать им, как сегодня большой серый волк дунул и снес твой домик.
– Достаточно! – сказала Анна. – Немедленно прекратите!
Мужчина замолчал. Воздух, казалось, вибрировал от его ярости. Анна понимала, что этот пациент в чем-то был прав. Как могла она, или Эми, или – если уж на то пошло – любой обычный человек понять, каково это – болеть СПИДом? Конечно, он был груб, но Анне казалось, что за его словами скрывалось что-то еще. Может, это была раздражительность, которая приходит с осознанием того, что все действительно кончено, что дорог каждый миг. Социальные условности становятся бессмысленными, когда уходит твоя драгоценная жизнь. Жаль тратить даже несколько секунд на то, чтобы-представиться новым знакомым.
Анна повернулась к Нику:
– Мне пора. Поговорим на следующей неделе.
– Хорошо, – сказал он, – спасибо.
Анна уже почти дошла до дверей, когда Ник окликнул ее: «Вот, ты уронила», – он протянул ей ключи от машины. Нужно было как можно скорее зашить карман пальто.
До встречи с Гретой еще оставалось время, и Анна направилась в свой кабинет. Она любила работать по выходным. Отсутствие других преподавателей, почти абсолютная тишина и одиночество вызывали в памяти Анны библейские истории, которые ей когда-то давно рассказывала бабушка. В них праведники всегда попадали в рай, а грешники оставались на опустевшей земле. Вера бабушки была немного наивной, но для Анны она была тесно связана с ощущением тепла и надежности, которые царили в бабушкином доме в Ланкастере. Анна часами могла гулять по полям, наслаждаясь видом окрестностей.
Родители Анны всегда отличались эклектичностью взглядов. Ее отец, еврей, обратившийся в буддизм, преподавал историю культуры в Нью-Йоркском университете. Мама преклонялась только перед своей карьерой физика. Однажды отец взял ее на Седер к своим родителям, жившим в Манхэттене. Ей запомнилось огромное количество женщин, хотя, конечно, там были и мужчины. Анне было лет десять или одиннадцать, и она была просто очарована женщинами в черных платьях и кружевных мантильях, которые подавали на стол яйца, сваренные вкрутую, и соленую воду. Отец относился ко всему с ироничной насмешкой – надев ермолку, он скосил глаза и показал дочери язык. Они ушли оттуда пораньше, чтобы успеть на бруклинский поезд, и по дороге он выбросил ермолку в мусорный бачок.
– Прости, милая. Я становлюсь старым и сентиментальным. – Отец пожал плечами и улыбнулся. – Думаю, мне просто захотелось вернуться в детство.
Они с Анной рассмеялись. Анна так и не призналась ему, что была восхищена – Седер показался ей прекрасным, и какая-то ее частичка никогда не оправится от разочарования в отце за то, что тот скрывал от нее этот благоговейный праздник, часть наследия ее семьи.
Она позвонила домой, чтобы проверить сообщения на автоответчике. Одно было от Греты – подруга сообщала, что уже дома и Анне не нужно ее забирать. Еще два сообщения были от дочери. Анна подумала, что надо бы перезвонить Поппи сегодня вечером, раз уж та, несмотря на заявление, что молчание будет расценено как «нет», звонила после этого уже три раза.
Должно быть, Поппи думала, что Анна все еще пытается принять решение, хотя для Анны все давным-давно было ясно. Она больше никогда не хотела встречаться с дочерью. Такие вещи не прощают.
Анна включила микроскоп, положила один из студенческих слайдов на предметное стекло. Стекло было покрыто жирными пятнами и совершенно непрозрачно. Как и остальные пять. Ничего не рассмотреть. Надо будет повторить эту тему в понедельник. Анна вытащила из коробки с образцами слайд СПИДа, настроила резкость. Она подумала о том, что сказал сегодня Ник насчет усугубления отрицательных черт в характере больных. В глубине души Анне хотелось отбросить психологию, этику, вообще все то, что родилось в человеческих душах, пораженных страхом вируса, и разобраться с проблемой вот так – на клеточном уровне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101